Отец поспешил к ним, стараясь своими широко разведенными руками оттеснить жильцов в их комнату и одновременно заслонить от их глаз Грегора своим туловищем. Теперь они и в самом. деле начали сердиться - то ли из-за поведения отца, то ли обнаружив, что жили, не подозревая о том, с таким соседом, как Грегор. Они тре-бовали от отца объяснений, поднимали в свою очередь руки, теребили бороды и лишь медленно отступали к своей комнате. Между тем сестра преодолела растерянность, в которую впала оттого, что так внезапно прервали ее игру; несколько мгновений она держала в бессильно повисших руках смычок и скрипку и, словно продолжая играть, по-прежнему глядела на ноты, а потом вдруг встрепенулась и, положив инструмент на колени матери - та все еще сидела на своем стуле, пытаясь преодолеть приступ удушья глу-бокими вздохами,- побежала в смежную комнату, к которой под натиском отца быстро приближались жильцы. Видно было, как под опытными руками сестры взлетают и укладываются одеяла и пуховики на кроватях. Прежде чем жильцы достигли своей комнаты, сестра кончила сте-лить постели и выскользнула оттуда. Отцом, видимо, снова настолько овладело его упрямство, что он забыл о всякой почтительности, с которой как-никак обязан был отно-ситься к своим жильцам. Он все оттеснял и оттеснял их, покуда уже в дверях комнаты средний жилец не топнул громко ногой и не остановил этим отца.
- Позвольте мне заявить,- сказал он, подняв руку и поискав глазами также мать и сестру,- что ввиду мерз-ких порядков, царящих в этой квартире и в этой семье,- тут он решительно плюнул на пол,- я наотрез отказы-ваюсь от комнаты. Разумеется, я ни гроша не заплачу и за те дни, что я здесь прожил, напротив, я еще подумаю, не предъявить ли мне вам каких-либо претензий, смею вас заверить, вполне обоснованных.
Он умолк и пристально посмотрел вперед, словно чего-то ждал. И действительно, оба его друга тотчас же подали голос:
- Мы тоже наотрез отказываемся.
После этого он взялся за дверную ручку и с шумом за-хлопнул дверь.
Отец ощупью проковылял к своему креслу и повалился в него; с первого взгляда можно было подумать, что он расположился, как обычно, вздремнуть, но по тому, как сильно и словно бы неудержимо качалась у него голо-ва, видно было, что он вовсе не спал. Грегор все время не-подвижно лежал на том месте, где его застигли жильцы. Разочарованный неудачей своего плана, а может быть, и от слабости после долгого голодания, он совсем утратил способность двигаться. Он не сомневался, что с минуты на минуту на него обрушится всеобщее негодование, и ждал. Его не вспугнула даже скрипка, которая, выскользнув из дрожащих пальцев матери, упала с ее колен и издала гул-кий звук.
- Дорогие родители,- сказала сестра, хлопнув, чтобы призвать к вниманию, рукою по столу,- так жить дальше нельзя. Если вы этого, может быть, не понимаете, то я это понимаю. Я не стану произносить при этом чудовище имя моего брата и скажу только: мы должны попытаться из-бавиться от него. Мы сделали все, что было в человече-ских силах, мы ухаживали за ним и терпели его, нас, по-моему, нельзя ни в чем упрекнуть.
- Она тысячу раз права,- сказал отец тихо. Мать, которая все еще задыхалась, начала глухо каш-лять в кулак с безумным выражением глаз.
Сестра поспешила к матери и придержала ей голову ладонью. Отец, которого слова сестры навели, казалось, на какие-то более определенные мысли, выпрямился в кре-сле; он играл своей форменной фуражкой, лежавшей на столе среди все еще неубранных после ужина тарелок, и время от времени поглядывал на притихшего Грегора.
- Мы должны попытаться избавиться от него,- сказала сестра, обращаясь только к отцу, ибо мать ничего не слышала за своим кашлем,- оно вас обоих погубит, вот увидите. Если так тяжело трудишься, как мы все, невмо-готу еще и дома сносить эту вечную муку. Я тоже не могу больше.
И она разразилась такими рыданиями, что ее слезы скатались на лицо матери, которое сестра принялась вытирать машинальным движением рук.
- Дитя мое,- сочувственно и с поразительным пони-манием сказал отец,- но что же нам делать?
Сестра только пожала плечами в знак растерянности, которая- в противоположность прежней ее решимости- овладела ею, когда она плакала.
- Если бы он понимал нас...- полувопросительно ска-зал отец.
Сестра, продолжая плакать, резко махнула рукой в знак того, что об этом нечего и думать.
- Если бы он понимал нас,- повторил отец и закрыл глаза, разделяя убежденность сестры в невозможности это-го,- тогда, может быть, с ним и удалось бы о чем-то дого-вориться. А так...
- Пусть убирается отсюда!- воскликнула сестра- Это единственный выход, отец. Ты должен только избавиться от мысли, что это Грегор. В том-то и состоит наше несчастье, что мы долго верили в это. Но какой же он Гре-гор? Будь это Грегор, он давно бы понял, что люди не могут жить вместе с таким животным, и сам ушел бы. Тогда бы у нас не было брата, но зато мы могли бы по-прежнему жить и чтить его память. А так это животное преследует нас, прогоняет жильцов, явно хочет занять всю квартиру и выбросить нас на улицу. Гляди, отец,- закри-чала она внезапно,- он уже опять принимается за свое!
И в совершенно непонятном Грегору ужасе сестра даже покинула мать, буквально оттолкнувшись от стула, словно предпочитала пожертвовать матерью, но не оставаться ря-дом с Грегором, и поспешила к отцу, который, встревожив-шись только из-за ее поведения, тоже встал и протянул навстречу ей руки, как бы желая ее защитить. .
Но ведь у Грегора и в мыслях не было пугать кого бы то ни было, а тем более сестру. Он просто начал повора-чиваться, чтобы уползти в свою комнату, а это действи-тельно сразу же бросилось в глаза, потому что из-за бо-лезненного своего состояния он должен был при трудных поворотах помогать себе головой, неоднократно поднимая ее и стукаясь ею об пол. Он остановился и оглянулся. Добрые его намерения, казалось, были распознаны, испуг прошел. Теперь все смотрели на него молча и грустно. Мать полулежала на стуле, вытянув ноги, глаза ее были от усталости почти закрыты; отец и сестра сидели рядом, сестра обняла отца за шею.
"Наверно, мне уже можно повернуться",- подумал Гре-гор и начал свою работу снова. Он не мог не пыхтеть от напряжения и вынужден был то и дело отдыхать. Впро-чем, его никто и не торопил, его предоставили самому себе. Закончив поворот, он сразу же пополз прямо. Он удивил-ся большому расстоянию, отделявшему его от комнаты, и не мог понять, как он при своей слабости недавно еще умудрился проделать этот же путь почти незаметно. Забо-тясь только о том, чтобы поскорей доползти, он не заме-чал, что никакие слова, никакие возгласы родных ему уже не мешают. Лишь оказавшись в дверях, он повернул голо-ву, не полностью, потому что почувствовал, что шея у него деревенеет, но достаточно, чтобы увидеть, что позади него ничего не изменилось и только сестра встала. Последний его взгляд упал на мать, которая теперь совсем спала.
Как только он оказался в своей комнате, дверь по-спешно захлопнули, заперли на задвижку, а потом и на ключ. Внезапного шума, раздавшегося сзади, Грегор испугался так, что у него подкосилась лапки. Это сестра так спешила. Она уже стояла наготове, потом легко метнулась вперед- Грегор даже не слышал, как она подошла,- и, крикнув родителям: "Наконец-то!"- повернула ключ в замке.
"А теперь что?"- спросил себя Грегор, озираясь а темноте. Вскоре он обнаружил, что вообще уже не может шевелиться. Он этому не удивился, скорее ему показалось неестественным, что до сих пор он ухитрялся передвигать-ся на таких тонких ножках. В остальном ему было до-вольно покойно. Он чувствовал, правда, боль во всем теле, но ему показалось, что она постепенно слабеет и наконец вовсе проходит. Сгнившего яблока в спине и образовавше-гося вокруг него воспаления, которое успело покрыться пылью, он уже почти не ощущал. О своей семье он думал с нежностью и любовью. Он тоже считал, что должен исчезнуть, считал, пожалуй, еще решительней, чем сестра.