Впервые Нэн испытывала обоюдоострый гнев женщины и к эксплуататору, и к эксплуатируемому. Эшу надо бы больше самолюбия, амбиции. Не должен бы он так радоваться, что возится с этой старой фермой. С его-то способностями и безусловным превосходством над примитивными людишками он мог бы стать кем угодно. Но вершиной его желаний, безусловно, было фермерство.
Мэксилл не мог дождаться, когда земля будет готова. Он вспахал ее слишком сырой, скверно и задорого. Каждый дюйм из пятнадцати акров он засадил - к тщательно скрываемому изумлению соседей, которым было ясно, что семена сгниют.
Нэн спросила Эша:
- Ты можешь управлять тем, что делаешь?
- Я не могу сделать, чтобы грушевое дерево приносило огурцы или чтоб на корнях виноградной лозы росла картошка.
- Я хочу сказать: нельзя ли, чтобы все не было таким громадным? Можно, чтобы пшеница выросла только крупнее обычной?
- Зачем?
Нэн Мэксилл попыталась растолковать ему - и поняла, как позорно предавать.
- Ты употребляешь слова, которых я не знаю, - сказал Эш. - Пожалуйста, объясни - ревность, зависть, чужеземец, тягаться, в ярости, подозрение начнем хотя бы с этого.
Она объяснила, как сумела. Объяснение не было полным. Оно не было даже сносным. Нэн вспыхнула гневом, когда подумала, что Эш - изгнанник, теперь она поняла, как нетерпим может быть человек, далеко опередивший свое окружение или же сильно отставший от него. Она могла только догадываться, чем является Эш для своего народа - пережитком давно позабытых понятий, намеком на то, что не так уж далеко они ушли в развитии, как воображают, если среди них может родиться такой человек, - но она понимала и то, чем он стал на Земле 1937 года - упреком и осуждением.
Весенние ветры забрякали омертвелыми ветками на плодовых деревьях, очищая их так же действенно, как это мог бы сделать человек при помощи пилы, садовых ножниц и ножа. Было видно, что сад старый - массивные стволы и высокие кроны выдавали, что корни их растут очень давно, - но он стал абсолютно здоровым. Набухли и раскрылись почки. Одни развернулись в свежие листья с красноватыми краями, другие - в нежные, словно их присыпали пудрой, цветки. Тень от них была такая плотная, что между деревьями не росли сорняки. В поле было иначе. Что бы Эш ни делал с почвой, ничто не действовало на задутые ветром семена, прораставшие в бороздах между ними. Они взошли интенсивно, один стебель вплотную к другому, корни плотно переплелись, метелки поднимались все выше и выше, стремясь безудержно к солнечному свету. Только встав на четвереньки, можно было увидеть крошечные зеленые всходы под паутиной сорняков.
- Ну вот, - сказал Малькольм Мэксилл, - не сгнило, так эта нечисть повылазила. Но кое-кто в округе почешется. У меня недели на две-три раньше вырастет, чем у всех. Для Мэксиллов депрессия кончилась. Знаете, что? Придется дьявольски поработать, чтобы избавиться от сорняков. Пожалуй, надо раздобыть трактор. Тогда на будущий год не придется никого нанимать на пахоту. Может, он хоть трактор сумеет водить?
- Он умеет, - сообщила Нэн, игнорируя присутствие Эша не хуже, чем ее отец. - Но не станет.
- Это еще почему?
- Он машин не любит.
- Небось его устроили бы лошадь или мул? - негодующе фыркнул Мэксилл.
- Возможно. Но сорняки он выдергивать не станет.
- Да какого же черта!
- Я тебе говорила, папа. Он не станет убивать.
- Убивать _сорняки_?
- Ничего он не будет убивать. Не стоит из-за этого ссориться, так уж он устроен.
- По-дурацки устроен, если тебя интересует мое мнение!
Все же Мэксилл купил трактор и массу деталей к нему и обрабатывал хлеб, обливаясь потом и ругаясь (когда девчонки не могли слышать), проклиная Эша, который ни черта на ферме не делает, знай бродит повсюду да трогает все.
Разве так взрослый человек свой хлеб отрабатывает? Нэн боялась, что отца просто удар хватит, когда он поймет, что урожай прошлого года не удвоился. Сад превзошел все ожидания, ни одна вишенка, слива или персик не уменьшились и не потеряли форму, птицы не поклевали ни один плод. Ни один цветок не осыпался неопыленным, ни одна зеленая веточка не увяла и не отпала, абсолютно все плоды созрели. Под тяжестью груза ветки склонились почти до земли, ветры раздвигали листья и обнажали истинную мечту садовода. Мэксилл был недоволен.
- Теряем в количестве ради качества, - ворчал он. - Какая там самая высокая рыночная цена? А я-то считал вдвое против этого.
Нэн Мэксилл поняла, как она изменилась, как она меняется с момента появления этого парня. Отец казался ей теперь капризным ребенком, впадающим в истерику, раз ему отказывают в том, что, по ее понятиям, ему только вредно. Мальчишки, с которыми она гуляла раньше, были всего лишь прожорливые дети, слюнявые и пускающие пузыри, полные бессмысленных желаний. Жители Хенритона и графства Эвартс, - нет, поправляла она себя, люди, просто люди, - ребячливы и наивны. В известиях по радио сообщали о войнах в Китае и Испании, о резне и терроре в Германии, о жестокостях и несправедливости во всем мире. Приняла ли она бессознательно точку зрения Эша? У него не было ни точки зрения, ни определенных суждений. Он принимал окружающее, как и все, что она ему объясняла, задумчиво, с любопытством, с удивлением, но не проявляя сильных чувств. Она приняла ту позицию, которая, как она считала, должна принадлежать ему, так как ей недоступна была его отчужденность. Он не способен был на откровенность, как те, кто послал его сюда, - так человек, не понимающий в обезьянах, может посадить в одну клетку гориллу с шимпанзе. Примитивные люди перестают существовать, но за это приходится платить высокую цену. Народ Эша променял его дар выращивать естественные продукты на компенсирующее умение создавать пищу при помощи фотосинтеза и других процессов. Если Эш утратил дикарскую способность презирать и ненавидеть, не потерял ли он также примитивную способность любить?
Потому что ей нужно было, чтобы Эш любил ее.
Они поженились в январе, что многим показалось странным, но Нэн выбрала это время - ей хотелось "настоящую" свадьбу и в то же время тихую. Она ждала хотя бы согласия отца: ведь Эш принес ему процветание за каких-то два коротких года. Их свадьба стала бы гарантией, что Эш и впредь будет продолжать в том же духе. Но банковский счет Мэксилла, его большая машина, репутация в Хенритоне, которой, в числе прочего, наградил его зять, - все это обязывало его раздаваться от спеси.
- А кто он, вообще-то, такой? - спрашивал Мэксилл. - Откуда он, собственно, родом? Какого происхождения?
- Разве это важно? Он хороший, ласковый и добрый, - какое мне дело, откуда он родом и кто его родители? Это ничего не меняет.
- Как не меняет? А вдруг в нем есть дурная кровь? Потом, он калека, да и умом слабоват. Сначала ведь даже говорить не мог, как нормальные люди. Конечно же, это важно, - неужели ты захочешь, чтобы дети были идиотами или у них оказалось меньше пальцев, чем положено? А может, он еще и жулик?
Нэн даже не улыбнулась, видя его страстную тягу к респектабельности, и не напомнила ему, что если ее дети пойдут в деда, они окажутся самогонщиками и бутлегерами.
- Эш не жулик.
Жуликом он не был - но остальные опасности? Ей ведь грозило не только иметь детей с недостающими пальцами или еще с какими-нибудь ненормальностями - она и не знала, с какими (ни разу не осмелилась допустить, чтобы Эша осмотрел врач, так она боялась обнаружить анатомические или органические отклонения). Детей могло и вовсе не быть. Такие разные, отличные друг от друга особи, - союз их может оказаться бесплодным.