Коснулся маленького гонга, призывая слугу:
- Письмо отправить с голубем - немедленно... Этот, у ворот, не помер еще?..
...Тот самый парень в грязной кожаной куртке, странно скособочившись, шагнул через порог. Схватил воздух ртом, застонал, грохнулся на пол, так что полетели в разные стороны комья засохшей глины. Оскол поморщился, наполовину брезгливо, наполовину сочувственно, подошел к коленоприклоненному и крепко взял за всклокоченные волосы.
Серое лицо парня, понемногу расслабляясь, наливалось краской. В молчании, нарушаемом лишь скрипом сверчка, прошла минута. Парень вздохнул; по физиономии его растекалось теперь неописуемое блаженство.
- Ты... милостив...
- Я рационален, - Оскол убрал руку, вытер ладонь шелковым платком. - Теперь мне понадобятся люди... Ступай. Впредь будь умнее.
Девушка смотрела с ужасом.
*
Грузный мужчина с седеющими висками катал по столу шарики из воска. Свечи трещали, оплывали тяжелыми каплями, воск жег мужчине пальцы - но он не замечал боли, желтые шарики множились на столе, собирались грудой, как черепа на старом поле битвы.
- Сколько времени понадобится Осколу...
- Чтобы привязать ее... полностью? Она молода... и порывиста... Хватит и двух недель.
Собеседник грузного сидел в темном углу, отблеск свечей играл на его выдающихся скулах.
- Привязать, - проговорил грузный медленно и внятно. - При-вя-зать...
Слышать его было страшно, но собеседние не испугался. Оплывали свечи.
- Десять лет назад... - скуластый помолчал. - Мы дрались с Осколом против общего неприятеля, дрались спина к спине. Наших ребят полегло с полсотни, а те, что выжили... часть захотела остаться с Осколом, часть - со мной. Он сказал тогда - "Вы пожалеете"... Мы не слушали. Ведь он пришел издалека... мы не знали тогда, ЧТО он такое.
Новый шарик лег на желтую груду; мужчина с седеющими висками прикусил губу:
- И?..
- Нас было девятнадцать, - его собеседник усмехнулся. - Спустя десять дней в живых осталось двое. Прочие перемерли, призывая Оскола, как мамку... И мы пожалели, ох как пожалели... что ушли от него. А пуще - что повстречали его на свете...
- Ты выжил, - сказал грузный.
- Да... Я и еще один парень, мы с ним побратались... Мы выжили. А год назад мой побратим, Лабан, явился к Осколу, хотел наняться воеводой, возомнил... что свободен... Одной встречи хватило. Теперь это самый жалкий из его рабов. Потерял и душу и волю, не умеет даже петлю на шее затянуть... То же ждет и меня, господин. Я не могу встречаться с Осколом. Никогда.
Заколебались огоньки свечей - это грузный втянул в себя воздух:
- Ты отказываешься, Сотка? Ты оставляешь меня?
Скуластый отвернулся:
- Придется заключать с ним союз, господин.
Желтый шарик скатился со стола в темноту.
- Я мало берег Яну, - глухо проговорил грузный. - Все гадалки пророчили ей счастливую судьбу... Гадалки врали.
- Мы заключим союз, господин, - с нажимом повторил скуластый. - Оскол или кто другой... Все равно пришлось бы отдавать ее. А Оскол силен и щедр.
Тяжелый кулак с грохотом опустился на стол, и брызнули во все стороны восковые шарики. Разлетелись, застучали по полу дробным дождем.
- Я не в рабство отдаю свою дочь, - проговорил грузный, овладев дыханием. Что станет с ней, если этот мерзавец раньше времени сдохнет?! Ведь он старше ее на двадцать лет! Что, если его пырнут кинжалом или угостят отравленным стилетом? Что станет с моей дочерью?!
Скуластый молчал.
- Иди на замок, - сквозь зубы сказал грузный. - Бери войско и ступай.
Свечи догорали.
- Все его люди, - раздумчиво проговорил скуластый, - от воеводы и до грязного дворового мальчишки... предпочтут умереть. Чтобы взять Оскол, надо идти по трупам.
- Значит, ты пойдешь по трупам, Сотка.
Скуластый помедлил и встал:
- Как будет угодно светлому князю.
*
"...
была подобна рыси - столь же необуздана, дика и непокорна. И рвалась она из рук надсмотрщиков и заботливых соглядатаев, и не принимала пищи, и не желала видеть рядом господина своего похитителя - но на любую рысь найдется клетка, на любую птицу плетется сеть. И проходили дни; и ужас поселился в душе юной пленницы..."
*
Среди ночи она оторвала голову от горячей подушки. Она не спала и секунды; у тлеющего ночника несла вахту красивая бесстрастная женщина, компаньонка и страж в одном лице. Монументальные черты и полная неподвижность делали ее похожей на статую, и только пальцы, сновавшие над рукоделием, разрушали столь зловещее впечатление.
- Эй...
Женщина не шелохнулась, только большие глаза ее блеснули белками.
- Это ПРАВДА, что про него говорят? Истинно так? И ты тоже?..
- Я люблю господина, - ловкие руки ни на мгновение не прерывали работы. - Я знаю, что умру в его отсутствие. Все мы умрем без него.
Девушка криво усмехнулась:
- Скоро сюда явится Сотка...
Полные губы рукодельницы чуть дрогнули:
- Никому не взять Оскола... Здесь каждый сражается за себя. Здесь никому не нужно помилование...
- Никому не нужна свобода?!
Замок жил ночной жизнью. Далекие скрипы. Приглушенные шаги.
- Зачем свобода руке, если пробито сердце... - женщина опустила глаза. Свобода вырванного глаза, отрубленного уха...
- И ты его любишь?!
- Не только я люблю господина, но и господин любит меня... Это просто...
Девушка долго маялась, прежде чем задать следующий вопрос:
- А я... тоже умру? Я теперь... как все вы? Я ЗАВИСИМА от него? Да?!
Рукодельница помедлила. Даже работа в ее руках чуть приостановилась.
- Вы - нет, - сказала она наконец. - Вы еще не успели... привязаться к нему. Привыкнуть. Должно пройти время...
- Три недели?!
- Или меньше.
Тишина. Подрагивал пламенем ночник.
- Если я сейчас убегу, - сказала девушка почти спокойно, - у меня есть шанс...
Рукодельница улыбнулась уже откровенно:
- Вам не убежать. Это Оскол.
- Мой отец озолотит тебя...
- К чему мне золото, если я не могу жить без Яра? Я не предам его. А упущу по недосмотру - он посадит меня в подвал, и я не увижу его долго, долго... Нет. Я буду внимательна.
- Если Сотка возьмет замок...
- Он не возьмет. И знайте, княжна... Ви говорили с Яром достаточно, чтобы назавтра ощутить его отсутствие. Не знаю, сколь сильна ваша воля - случалось, уже после нескольких дней люди не могли противиться... ТЯГЕ. Предпочитали скорее сдаться, чем терпеть.
- Я предпочту умереть, - сказала девушка сквозь зубы.
Женщина опустила глаза, и спицы в ее руках замелькали быстрее.
*
"...А тем временем воевода, тот, что служил старому князю, собрал свое войско и двинулся в путь. И пока тянулось большое войско лесом и степью, все думал воевода - как одолеть замок? Ведь с того дня, как выстроили Оскол, никому еще не удавалось взять его ни приступом, ни измором, а хитростью и подавно... Но знал воевода, что дни текут, что княжна гибнет, и если не взять замок сразу, то вскорости поздно будет..."
*
- ...Зачем вы так поступаете со мной? За что? Чем я провинилась, неужели только тем, что мой отец способен собрать войско сильнее вашего?
Голос ее был как вода. Внешне спокойный поток - за минуту до буйных порогов.
Яр Сигги Оскол оторвал глаза от потрепанной рукописи, лежавшей у него на коленях; Яна сидела на подоконнике, отделенная от весеннего неба только тонкой позолоченной решеткой.
- Чем я обидела вас, Оскол? Почему вы делаете ЭТО со мной?
Она говорила ровно. Даже аристократический холодок слышался в ее голосе, сквозняком проходился по комнате, вплетался в поток ветра, льющийся из окна; Оскол молчал.
Девушка рывком поднялась.