— Не такой уж это был хороший мир, — проговорил Сандовал как бы в полудреме.
— Вы думаете о… о своих родителях? Они ведь тоже никогда бы не были рождены…
— Они жили в нищете и грязи. Я однажды видел, как рыдал мой отец, когда не смог зимой купить нам ботинки. Моя мать умерла от туберкулеза…
Эверард долго сидел не шевелясь. Первым очнулся Сандовал. Он вскочил и засмеялся немного напряженно.
— Что я там наплел? Не слушайте, Мэнс, это просто болтовня. Давайте спать. Хотите, я буду дежурить первым?
Эверард согласился, но долго не мог заснуть.
5
Скутер прыгнул во времени на два дня вперед и сейчас парил высоко в небе, невидимый для невооруженного глаза.
Было холодно. Настраивая электронный телескоп, Эверард поплотнее запахнул куртку. Даже при полном увеличении экспедиция выглядела маленькой точкой на зеленом фоне. Но никаких других отрядов здесь быть не могло.
Он повернулся к своему компаньону:
— И что дальше?
По лицу Сандовала трудно было что-нибудь понять.
— Что ж, если наша демонстрация не помогла…
— Какая там демонстрация! Могу поклясться, что они двигаются в два раза быстрее, чем раньше. Почему?
— Чтобы дать наиболее правильный ответ, Мэнс, мне нужно узнать как следует характер каждого из этих монголов. По всей видимости, мы бросили вызов их храбрости. Это агрессивная культура, не мыслящая свое существование без войн, где смелость и отвага являются первыми и абсолютными добродетелями… Что им еще оставалось делать, как не продолжать свой путь? Если бы они отступили перед первой же угрозой, они потеряли бы к себе всякое уважение.
— Но ведь монголы не идиоты, которые кидаются завоевывать первую же увиденную ими страну! Прежде чем использовать силу, они пытаются узнать военные возможности противника. По всем правилам Токтай должен был отступить и доложить обо всем хану, чтобы тот организовал другую, более подготовленную экспедицию.
— Это вполне могут сделать люди, оставшиеся у кораблей. Теперь я вижу, насколько мы недооценили Токтая. Видимо он условился с ними, что если экспедиция не вернется в какой-нибудь определенный срок, допустим, через год, то корабли должны плыть обратно. Если же по пути ему встретятся какие-то неожиданности, вроде нас с вами, ничто не помешает ему отправить к кораблям проводника-индейца.
Эверард безнадежно кивнул. Его втянули в это дело, не дав даже как следует подумать и составить свой план. Но разве Сандовал виноват в этом? Через некоторое время Эверард сказал:
— Допустим. Но что нам делать дальше?
Опуститься бы пониже… Несколько выстрелов из энергетической пушки сорокового века, и все… Боже… меня сошлют на отдаленную планету, прежде чем я нажму спуск. Всему есть предел.
— Придется провести более впечатляющую демонстрацию, — сказал Эверард.
— А если и она не поможет?
— Не каркай! Надо попытаться!
— Я просто спросил. Почему бы не предотвратить экспедицию с самого начала? Отправиться ко двору Кубилая на несколько лет назад и попробовать доказать ему, что он только зря потеряет людей и время, пытаясь исследовать эти земли. тогда этого вообще не случится.
— Устав Патруля запрещает нам изменять историю.
— А что же тогда мы делаем?
— Мы всего лишь исполняем приказ высшей инстанции. Видимо для того, чтобы исправить какое-либо вмешательство в пространстве-времени… Откуда я знаю? Я лишь ступенька в иерархической лестнице.
У данеллиан такие возможности, которые нам и не снились…
— Папа лучше знает, — прошептал Сандовал.
Эверард сжал зубы.
— Нет уж, — произнес он. — Если ты втянул меня в это дело, то изволь слушать до конца. ФАкт остается фактом. Видимо, события при дворе Кубилая сочли серьезными и опасными. Что будет дальше — не наше дело. Документы свидетельствуют, что они не вернулись назад.
И причиной этому будем не мы; думать обратное — это все равно, что считать себя убийцей, если ты пригласил знакомого на обед, а он по дороге к тебе попал под машину…
— Ну вот что, хватит болтать и давайте работать, — отрезал Сандовал.
Эверард движением рычага послал скутер вперед. После продолжительного молчания он заговорил:
— Видите этот холм? Он стоит прямо на пути Токтая, и я думаю, он разобьет лагерь не доходя до него, в той маленькой долине у ручья. Эта горка — самое подходящее место для новой демонстрации силы.
— Что ж, устроим фейерверк? Это будет весело! Монголы хорошо знакомы с порохом.
— Да, но когда я собирал оружие для этого путешествия, то захватил нечто такое, о чем они не слышали…
На вершине холма росло несколько высоких сосен. Эверард опустил скутер между ними и принялся разгружать багажное отделение. Сандовал молча помогал ему. Лошади, выдрессированные Патрулем, спокойно вышли из специальных клеток, в которых они находились во время пространственно-временного скачка.
Через некоторое время Сандовал спросил:
— Что вы собираетесь делать?
Эверард похлопал по небольшому прибору, освобожденному от упаковки.
— Это аппарат погоды, изобретенный в Золотые Века. Ручаюсь, что таких ярких молний и такого грома вы еще не видели и не слышали.
— Гм… — внезапно улыбнулся Сандовал. — Вы выиграли. Это пойдет.
— Приготовьте, пожалуйста, ужин, пока я тут вожусь… О, да вот и наш прожектор миражей! Если вы накинете на голову капюшон или что-нибудь в этом роде, я с помощью этой штуки превращу вас в такого урода с милю ростом, что и мертвый испугается.
День тянулся медленно. Наконец Эверард увидел в бинокль, как монголы стали спешиваться, и разбивать лагерь в том самом месте, где он и предполагал. Несколько воинов отправились на охоту, а основной отряд уже устраивался у костров.
Когда темнота сгустилась, Эверард заметил расставленных вокруг лагеря охранников, верхом и с луками наготове. Ему было не по себе, как он не пытался взбодриться.
Вскоре над снежными вершинами засверкали звезды. Пора.
— Ты стреножил лошадей, Джек? Они все-таки могут испугаться. А уж насчет монгольских лошадей я не волнуюсь! Ну что ж, поехали! — Эверард повернул ручку прибора.
Сначала между землей и небом возникло бело-голубое сияние. Затем вспыхнул сноп молний, деревья закачались под ударами ураганного ветра, и гром эхом отозвался в горах. Тотчас же Эверард выбросил несколько шаровых молний, которые крутясь, брызгая пламенем, помчались к лагерю и стали с треском лопаться. В долине было светло, как днем.
Полуслепой и оглушенный Эверард нащупал новую кнопку и включил флюоресцентную ионизацию. На небе расцвело северное сияние: кроваво-красные, зеленые и фиолетовые полотна полыхали в такт оглушительным раскатам грома.
Тем временем Сандовал готовился к своей роли. Он разделся до трусов, вымазал свое тело глиной, раскрасил лицо, став неузнаваемым. Заработал прожектор миражей. На холме вырос еще один холм, раза в три выше. Гигантский индеец принялся отплясывать дикий танец с прыжками от горизонта до горизонта, сопровождаемыми громовыми раскатами и ярким заревом.
Эверард зажмурился, чувствуя, как в нем поднимается волна первобытного ужаса.
Ну, уж если и это их не остановит…
Он взглянул на хронометр. Уже прошло полчаса… еще пятнадцать минут, и можно кончать. Монголы наверняка останутся в лагере до утра — слишком сильно в них чувство дисциплины. Надо подождать еще несколько часов и показать им финал спектакля — снести лазером какую-нибудь рощицу неподалеку от их лагеря. Эверард махнул Сандовалу. Индеец, тяжело дыша, опустился на землю.
— Неплохо, Джек, — голос Эверарда звучал до странности тихо.