Киль встряхнулся. Спор принял странный поворот - если только это был спор. Он откашлялся и сосредоточил все свое внимание на экране. Эти четыре выроста, казалось, ловили его взгляд и смотрели ему прямо в рот одновременно. Он вновь откашлялся.
- Ваше преподобие, - произнес он, - ясно, что в ходе процесса мы не проявили всей необходимой деликатности. И я говорю от имени всего комитета, когда одобряю проявленную вами в этом вопросе мягкость. Иногда в тяготах нашей работы мы перестаем замечать трудности, стоящие перед другими. Ваша... за неимением лучшего слова цензура отмечена и будет принята к руководству. Однако замечание судьи Эрдстепп правомерно. Вы нарушаете апелляционную процедуру, вынося на рассмотрение вопросы, которые, в сущности, не являются апелляцией в пользу приговоренного летального отклонения. Хотите ли вы заявить протест по данному делу?
Изображение на экране помедлило, затем еле слышно вздохнуло.
- Нет, господин верховный судья, не хочу. Я ознакомилась с отчетами и в данном случае поддерживаю ваше решение.
Киль услышал рядом тихое ворчание Карпа и Гвинн.
- Возможно, нам следует встретиться неофициально и обсудить подобные проблемы, - предложил он. - Как вы на это смотрите, ваше преподобие?
- Да, - чирикнул голосок, и голова слегка наклонилась. - Да, это было бы весьма полезно. Я отдам распоряжение подготовить такую встречу. Благодарю за внимание, комитет.
Экран погас прежде, чем Киль успел ответить. Коллеги принялись обсуждать услышанное, а он недоумевал. "Что, интересно, она затевает?" Он знал, что каким-то образом это должно быть связано с морянами, и зуд между лопатками подсказал ему, что дело серьезнее, чем можно судить по разговору.
"Скоро мы узнаем, насколько оно серьезно. Если дело плохо, эта ноша обременит меня одного", - подумал он.
Уорд Киль тоже изучал психиатрию, и недаром. Он решил быть предельно внимательным к каждой детали предстоящей встречи с Карин Алэ. Вмешательство капеллан-психиатра слишком уж явно совпадало по времени с назначенной встречей - наверняка это не просто совпадение.
"Лучше отменить встречу, - подумал он, - а сперва позвонить кой-куда. Встреча должна состояться в назначенное мной время, на моих условиях".
Как жестоко со стороны Корабля
оставить все, что нам нужно,
кружиться у нас над головами вне
досягаемости, когда эта ужасная
планета убивает нас одного за другим.
За последнюю ночьсторону родились
шестеро, все мутанты. Выжили двое.
Из дневников Хали Экель
Ощущая через открытый люк солнечное тепло, Тедж потер шею и помотал головой. Ему хотелось как следует встряхнуться, но он не осмелился сделать это в присутствии Гэллоу и остальных морян из его команды.
"Гордость заставила меня принять приглашение Гэллоу, - размышлял Тедж. - Гордость и любопытство - пища для эго". Ему казалось странным, что кто бы то ни было, пусть даже такой эгоцентрик, как Гэллоу, может испытывать необходимость в "личном историке". Тедж чувствовал, что должен быть осторожным.
Морянская субмарина выглядела знакомой. Тедж уже бывал на морянских субмаринах, стоявших в доках Вашона. Странные это были суда, и оборудование на них непонятное - рукоятки, панели, мерцающие датчики. Будучи историком, Тедж знал, что эти суда не слишком отличались от тех, что были сконструированы первыми обитателями Пандоры еще до печально известной поры безумия, которую называли Ночью огня.
- Совсем не такая, как ваши островитянские субмарины, а? - спросил Гэллоу.
- Верно, не такая, - согласился Тедж. - Но я разберусь.
Гэллоу приподнял бровь - словно мерку с Теджа для костюма снимал.
- Бывал я на ваших островитянских субмаринах, - бросил Гэллоу. - Это вонючки.
Теджу пришлось признать, что биомасса, которая составляла и приводила в движение островитянские субмарины, испускала известный запах с определенно гнилостным звуком. Питательный раствор, что поделать.
Гэллоу сидел боком к контрольной панели перед Теджем и удерживал субмарину на поверхности. Рабочее пространство было куда больше, чем Тедж видел на островитянских субмаринах. Зато ему приходилось остерегаться твердых углов. Он уже набил целую коллекцию синяков о крышки люков, подлокотники сидений и дверные ручки.
По морю гуляла длинная волна, по островитянским меркам совсем небольшая. Подумаешь, плеснет малость в борт.
Едва они успели выбраться на эту, по выражению Гэллоу, "маленькую экскурсию", как Тедж начал подозревать, что ему угрожает опасность - большая опасность. Ему все время казалось, что эти люди убьют его, если он им не подойдет. А по каким признакам определялось, подходит ли он, оставалось только гадать.
Гэллоу замышлял нечто вроде революции и свержения морянского правительства - это из его беспечной болтовни сразу стало ясно. "Наше движение", как он это называл. Гэллоу и его "зеленые рвачи", и его пусковая база номер один. "Все это мое" - вот как он говорил. Это было настолько безошибочно ясно, что Тедж ощутил древний страх, ведомый тем, кто осмелился записывать исторические события в то самое время, когда они творятся. Опасная это работенка.
Гэллоу и его люди проявили себя как заговорщики, которые слишком много болтают в присутствии бывшего островитянина.
"Почему они это делают?"
Не потому ведь, что всерьез считают Теджа одним из них - тысячи мелочей указывали, что это не так. И они недостаточно его знали, чтобы доверять ему, пусть он и был личным историком Гэллоу. В этом Тедж был уверен. Ответ для человека с образованием Теджа был очевиден: коль знаешь столько исторических прецедентов, есть с чем сравнивать.
"Они это делают, чтобы заморочить мне голову".
Прочее было столь же очевидным. Если Тедж вовлечен в авантюру Гэллоу, чем бы она ни обернулась, он навечно останется человеком Гэллоу, поскольку больше ему податься некуда. Гэллоу и впрямь желал иметь у себя на службе пленного историка - а возможно, желал и большего. Он жаждал войти в историю на своих условиях. Он сам желал стать историей. Гэллоу это ясно дал понять, когда изучал Теджа - "лучшего островитянского историка".
Тедж понимал, каким видит его Гэллоу - молодым и лишенным практического опыта. Тем, кого можно сформировать. Опять же ужасающая притягательность его призыва...
- Мы - настоящие люди, - говорил Гэллоу. Черта за чертой он сравнивал облик Теджа с нормой.
- Ты - один из нас, - заключил он. - Ты не "муть". Один из нас. Эти слова обладали властью... особенно над островитянином... и особенно если заговор Гэллоу осуществится.
"Но я писатель, - напомнил себе Тедж, - а не романтический персонаж приключенческой книги". История научила его, как опасно для писателя путать себя со своими героями... или для историка - с теми, о ком он пишет.
Субмарина дернулась, и Тедж услышал, как кто-то хлопнул крышкой верхнего люка.
Ты уверен, что смог бы управлять субмариной? - спросил Гэллоу.
- Конечно. Предназначение приборов очевидно.
- Да неужто?
- Я наблюдал за вами. На островитянских субмаринах есть похожие приборы. И у меня квалификация мастера, Гэллоу.
- ДжиЛаар, пожалуйста, - поправил Гэллоу. Он расстегнул крепления рулевого кресла, встал и отошел в сторону. - Мы ведь товарищи, Кей. К товарищам обращаются по имени.
Повинуясь жесту Гэллоу, Тедж уселся и осмотрел панель управления. Он указывал на приборы поочередно, называя Гэллоу их функции: "Дифферент. Балласт. Дроссель. Топливный смеситель. Контроль конверсии водорода. Инжектор. Атмосферный контроль. Все эти цифры и деления говорят сами за себя.