- Твисп сидел неподвижно и слушал, как малыш переминается с ноги на ногу.
- И поэтому ты хочешь продать лодку? - спросил Бретт. - Потому что мы нечаянно убили морянина, который был там, где ему быть не следовало? Ты думаешь, что теперь моряне за тебя возьмутся?
- Я не знаю, что мне думать.
Твисп открыл глаза и взглянул на Бретта. Огромные глазищи малыша превратились в щелочки и смотрели прямо на Твиспа.
- Морянские наблюдатели в морском суде не возражали против вердикта, напомнил Бретт.
- Ты прав, - согласился Твисп. - Они, - он ткнул
большим пальцем за плечо, - в подобных случаях обычно безжалостны. Интересно, что мы такое видели... или почти видели.
Бретт шагнул в сторону и плюхнулся на пузырчатку подле Твиспа. Некоторое время они молча слушали, как морские волны бьются об ограждение.
- Я думал, что меня сошлют вниз, - признался Твисп. - И тебя заодно. Так обычно и бывает. Работать на семью погибшего морянина. И немногие возвращаются наверх.
- Сослали бы не тебя, - хмыкнул Бретт, - а меня. Все знают про мои глаза, про то, что я вижу почти в полной темноте. Морянам это могло бы пригодиться.
- Не задирай нос, малыш. Моряне с чертовской осторожностью пускают в свой генофонд. Ты же знаешь, они кличут нас "мутью". И ничего хорошего под этим не подразумевают. Мы мутанты, малыш, и вниз бы нас отправили, чтобы засунуть в рабочий подводный костюм покойничка... и ничего больше.
- Может, они не хотят, чтобы его работа была выполнена? - предположил Бретт.
Твисп стукнул кулаком по упругой органике ограждения.
- Или чтобы кто-нибудь сверху прознал, в чем она заключалась.
Но это же чушь!
Твисп не ответил. Они молча сидели, пока одинокое солнце не коснулось горизонта. Твисп оглянулся через плечо. Вдали черное небо склонялось над водой. Повсюду вода.
- Я могу снарядить лодку заново, - неожиданно сказал Бретт.
Твисп изумленно уставился на него, не говоря ни слова. Бретт смотрел на горизонт. Твисп заметил, что малыш загорел, как настоящий рыбак, и уже не был таким бледным, как в тот день, когда впервые ступил на борт его лодки. Вдобавок он выглядел стройнее... и как будто стал выше ростом.
- Ты меня слышал? - спросил Бретт. - Я сказал...
- Слышал. В море ты без конца писался и жаловался, а тут - вдруг на тебе! - снова собрался рыбачить. Странно...
- Я не жаловался...
- Шучу, малыш. - Твисп примирительно поднял руку. - Не будь таким обидчивым.
Бретт покраснел и уставился на свои ботинки.
- И где ты добудешь ссуду? - спросил Твисп.
- Родители дадут деньги мне, а я - тебе.
- У твоих родителей есть деньги? - Твисп окинул малыша взглядом, понимая, что в его откровении нет ничего поразительного. Хотя за все время, что они провели вместе, Бретт и словом не обмолвился о своих родителях, а Твисп из деликатности не расспрашивал. Островитянский этикет.
- Они живут возле центра, - ответил Бретт. - Следующий круг сразу за лабораториями и комитетом.
Твисп присвистнул сквозь зубы.
- И чем твои родители занимаются, коли отхватили жилье в центре?
- Месивом. - Губы Бретта разъехались в кривой ухмылке. - Они сделали деньги из дерьма.
- Нортон! - расхохотался Твисп, внезапно сообразив. - Бретт Нортон! Так твое семейство - те самые Нортоны?
- Нортон, - поправил его Бретт. - Они - единая команда и зарегистрировались как один живописец.
- Дерьмописцы, - усмехнулся Твисп.
- Они были первыми, - заметил Бретт. - И это питательный раствор, а не дерьмо. Это переработанные отходы.
- Так твое семейство роется в дерьме, - не унимался Твисп.
- Да прекрати ты! - возмутился Бретт. - Я думал, что с насмешками покончено, когда оставил школу. Повзрослей, Твисп.
- Да ладно, малыш, - засмеялся тот. - Я знаю, что такое месиво. - Он погладил выступ пузырчатки. - Это то, чем мы кормим остров.
- Все не так просто, - сказал Бретт.
- Я среди этого вырос, мне ли не знать. Это отходы от рыбной промышленности, компост от аграрной, объедки... да все что угодно. - Он ухмыльнулся. - В том числе и дерьмо. Моя мать была первым химиком, кто рассчитал, как добавлять в питательный раствор краску, не повредив пузырчатку.
- Прости старого рыбака, - отозвался Твисп. - Мы живем среди мертвой биомассы - наподобие той, из которой сделана мембрана на моей скорлупке. А на острове мы просто берем пакет питательной смеси, разбавляем водой и наносим на стенки каждый раз, когда они становятся серыми.
- А ты никогда не пробовал взять цветной раствор и нарисовать фрески у себя на стенах? - поинтересовался Бретт.
- Пусть этим занимаются художники вроде твоих родителей, - ответил Твисп. - Я рос не так, как ты. В мое время картинок на стенках не было, разве только немного граффити. Все было довольно мрачным - коричневым или серым. Нам говорили, что краску добавлять нельзя, потому что иначе палуба, стенки и все такое прочее не смогут впитывать раствор. А ты же знаешь, если наша биомасса умрет... - Он передернул плечами. - И как твои родители до этого додумались?
- А они не думали. Моя мать была химиком, а отец имел способности к дизайну. Однажды они вышли с командой маляров и сделали питающую фреску на стене радарной. Это было как раз перед моим рождением.
- Два исторических события, - пошутил Твисп. - Первая "дерьмовая" картина и рождение Бретта Нортона. - Он с серьезным видом покачал головой. И вдобавок постоянная работа - ведь ни одна картина дольше недели не держится.
- Они записи делают, - защищался Бретт. - Голографические и всякое такое. Кое-кто из их друзей разработал музыкальное сопровождение для галереи и для театральных постановок.
- И как ты все это бросил? - изумился Твисп. - Такие-то деньги, и в друзьях большие шишки...
- Не гладили тебя эти большие шишки по голове с присказкой: "А вот и наш маленький художник".
- А тебе это не нравилось?
Бретт отвернулся от Твиспа, и тот сразу понял: малыш хочет спрятать лицо.
- Разве я плохо на тебя работал? - спросил Бретт.
- Ты хороший работник, малыш. Неопытный малость, так на то и контракт.
Бретт не ответил, и Твисп увидел, что малыш уставился на фреску внешней стены морского суда на втором уровне. Фреска была большая, и ее сочные краски полыхали в жестком свете заходящего солнца, сплошь омытые восхитительно алым.
- Это одна из их фресок? - спросил Твисп. Бретт, не оборачиваясь, кивнул.
Твисп снова взглянул на картину и удивился: он сто раз проходил мимо выкрашенной стены, палубы или ограждения и никогда не обращал внимания на их цвет. Некоторые из картин представляли собой четкий геометрический узор, не характерный для островитянского искусства, которому были присущи мягкие плавные линии. Знаменитые же фрески, те, что составляли славу Нортонов, дорогостоящие заказы, были картинами на исторические темы, уходящие в голодную серость стен, едва их успевали закончить. Изображение на стене морского суда выбивалось из обычного нортоновского стиля - то была абстракция, алый этюд, полный текучего движения. В свете заката он полыхал внутренней мощью; казалось, он пытается выкипеть, вырваться из своих границ, словно рассерженное живое существо или кровавый шторм.
Солнце уже почти ушло за горизонт, и над поверхностью моря разлился сумрак. Дивная линия двойных огней померцала над картиной, затем солнце ушло за горизонт, оставив людей в странном послезакатном освещении.
- Бретт, почему твои родители не выкупили твой контракт? поинтересовался Твисп. - С твоими глазами ты, по-моему, мог бы стать отличным художником.
Темный силуэт рядом с Твиспом обернулся - этакое мрачное пятно на более светлом фоне фрески.