Мне важно знать не только "что", но и "почему".
За долгие поколения, сменившиеся с той ужасной ночи, когда последний из настоящих, а не созданных нами из плавучей биомассы островов Пандоры взорвался расплавленной лавой, мы развили странную социальную двойственность, которая, по моему убеждению, может погубить нас всех. Мы, островитяне, дрейфующие в своих органических городах по воле волн, верим, что создали идеальное общество. Мы заботимся друг о друге, о той внутренней сущности ближнего, что скрыта у него под кожей - не важно, какого цвета или формы. Но почему же тогда мы так настойчиво говорим "мы" и "они"? Или это наш врожденный порок? Не обернется ли он насилием против отвергнутых нами?
А островитяне отвергают, это отрицать нельзя. Наши шутки выдают нас. Шутки над морянами. Мы зовем их "мокрицами". Или "куколками". А они кличут нас "муть". Мерзкое словечко, как его ни произноси.
Мы завидуем морянам. Именно так. Именно это я и написал. Завидуем. Им принадлежит весь простор морских глубин. Их механизация рассчитана на относительно стабильную, традиционную форму человеческого тела. Немногие островитяне подходят под критерии для среднего класса - они либо занимают место в верхушке гениев, либо располагаются на самом дне трущоб морского народа. Но даже в этих случаях те островитяне, что перебираются под воду, обречены на островитянские сообщества... по сути, гетто. И все же рай, по мысли островитянина - это сделаться "куколкой".
Моряне, морской народ, покоряют море, чтобы выжить. Их жизненное пространство зависит от определенной стабильности. Исторически я должен признать: человечество всегда предпочитало стабильную твердую почву под ногами, наличие воздуха для дыхания (хотя воздух у них удручающе влажный) и надежные твердые предметы вокруг себя. "Мокрицы" могут иной раз создать руку или ногу, но ведь и это в истории вида дело обычное. Наружность морян до тех пор считается человеческой, пока можно обнаружить сходство с прототипом. Это мы и сами видели. Да вот взять хотя бы войны клонов. Наш прямой предок писал о них. Хесус Льюис сотворил это с нами. От видимых свидетельств инакости никуда не денешься.
Но я писал о морянах. Они объявили своей миссией восстановление келпа. Но обретет ли келп сознание? Келп вновь обитает в море. Я уже видел доказательство этому на своем веку и надеюсь, что мы преодолели последнюю водяную стену. Засим, конечно, последует суша. Но как же связано это с тем, что я считаю сущностью морского народа?
Возрождая келп, они надеются контролировать море. Вот в этом вся сущность морян: контролировать.
Островитяне дрейфуют, подчиняясь волнам, ветрам и течениям. "Мокрицы" будут контролировать эти силы - и нас заодно.
Островитяне склоняются перед тем, что может оказаться мудрее, мощнее их. Они привыкли к переменам, но устали от них. Моряне борются с определенным типом перемен - и они устали от борьбы.
А теперь я подхожу к тому, что сотворил с нами Корабль. Я думаю, что природа Вселенной такова, что жизнь может встретиться с силой, которая может ее одолеть, если жизнь не сумеет приспособиться. Морян такая сила сломит. Островитяне приспосабливаются - и дрейфуют себе. Я полагаю, мы можем оказаться лучше приспособленными для выживания.
Мы несем бремя первородного
греха в телах и на лицах наших.
Симона Роксэк, капеллан-психиатр
Холодный удар волны по борту разбудил Квитса Твиспа окончательно. Он зевнул, отпустил штурвал и сладко потянулся, раскинув длиннющие руки. Потом утер лицо рукавом. Еще не рассвело, заметил он. Первые тонкие перышки рассвета щекотали черное брюхо горизонта. Грозовые облака не сгущались в поднебесье, и два его крикса, топорща лоснящиеся перья, довольно бубнили.
Квитс потер руки, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, и потянулся на дно лодки-скорлупки за тюбиком с полужидким белковым концентратом.
"Бе-э..."
Он высосал остаток из тюбика и скривился. Концентрат был лишен как вкуса, так и запаха, но Квитс все равно скривился.
Уж если его сделали съедобным, подумал Квитс, могли бы придать ему хоть какой-то вкус. "Ничего, вернемся - поедим настоящей пищи". Тяжелая работа по установке и забрасыванию рыбацких сетей доводила его аппетит до таких чудовищных размеров, что концентраты могли скорей растравить, нежели удовлетворить его.
Серый океан зевнул во все стороны. Ни следа рвачей или другой какой-то угрозы. Редкие крупные волны переливались через фальшборт, но органическая помпа вполне с этим справлялась. Квитс повернулся и посмотрел на гирлянду пузырьков - след погружения невода. Должно быть, он нес тяжелую ношу. У Твиспа прямо слюнки потекли, когда он представил себе тысячу килограммов сциллы - сцилла вареная, сцилла жареная, сцилла печеная под сливочным соусом и горячие рулетики...
- Квитс, мы еще не прибыли? - Голос у Бретта был ломким на подростковый лад. А чего стоила его густая светлая шевелюра, торчащая кверху - какой контраст с черной шерстью, покрывающей голову самого Твиспа. Бретт Нортон был высок для своих шестнадцати лет, а копна волос делала его с виду еще выше. Первая путина уже начала наращивать мясо на его узкий костяк.
Твисп медленно вдохнул сквозь зубы - отчасти для того чтобы прийти в себя от неожиданности, отчасти чтоб сосредоточиться.
- Нет еще, - ответил он. - Дрейф правильный. Мы доберемся до острова сразу после рассвета. Ты бы перекусил.
Малыш скорчил рожу и полез в сумку за своим тюбиком. Твисп смотрел, как он вытирает упаковку, открывает ее и высасывает громадными глотками препротивную бурую жидкость.
- М-мм...
Бретт крепко зажмурил серые глаза и содрогнулся.
Твисп ухмыльнулся. "Пора бы мне перестать думать о нем как о малыше. Шестнадцать лет - никак уж не малыш; а первая путина сделала его взгляд тверже, а руки - крепче".
Твисп часто дивился, почему Бретт избрал жизнь рыбака. Телосложением Бретт был достаточно близок к морскому народу, чтобы уйти к ним в глубину и жить припеваючи.
"Это он из-за своих глаз, - подумал Твисп. - Но ведь такую мелочь мало кто заметит".
Глаза у Бретта были велики, хотя и не чересчур. Такие глаза могли хорошо видеть почти в полной темноте, что оказалось очень полезным при круглосуточной ловле.
"Такого "мокрицам" не след упускать, - подумал Твисп. - Использовать людей - это по их части".
Внезапный рывок сети сбил их с ног, и оба покатились к фальшборту. И снова - рывок.
- Бретт! - заорал Твисп. - Тащи резак, пока я буду вытаскивать.
- Но мы не можем вытянуть сеть, - растерялся мальчишка. - Надо приотпустить...
- В сети морянин! "Мокрица" утонет, если мы его не вытащим! - Твисп уже тянул тяжеленную сеть, перебирая ячеи руками. Мускулы его сверхдлинных рук бугрились под кожей. Вот в такие минуты он всегда бывал доволен своими избыточными способностями мутанта.
Бретт исчез с глаз долой - побежал управляться с электроникой. Сеть ходуном ходила из-за отчаянных рывков снизу,
"Точно, "куколка"!" - подумал Твисп и удвоил усилия. Он молился, чтобы поспеть вытащить морянина вовремя.
"Или морянку", - подумал он. Первой "куколкой", которую он увидел запутавшейся в сетях, была женщина. Красивая. Твисп прогнал воспоминание о выжженных перекрестьях - следах сети - на ее гладкой, бледной... на ее мертвой коже. И приналег сильнее.
"Еще тридцать метров сети", - сказал он сам себе. Пот разъедал глаза, боль крохотными остриями впивалась в спину.
- Квитс!
Твисп посмотрел на Бретта и увидел неподдельный ужас на его лице.