Воспоминание об инъекциях логотропов, оставшееся у него со времен уроков Капитана, наложилось на проприоцептивные стимулы, он наметил место надреза между дельтовидной и грудной мышцами и вспомнил, как старым наношприцем вводил себе наноциты прямо в грудино-подключичную артерию.
Когда вспышка белого света обожгла его плечо, он только всхлипнул. Кровавые ручейки потекли по груди.
Кулак и…
Зажав рукоятку ножа в руке, он вытащил лезвие из раны, затем засунул в открытую рану большой палец и вытащил имплантант.
…жеребенок!
Имплантант, улепленный крохотными кусочками живой плоти, выскользнул из руки, пролетел по дуге через всю купальную нишу, со звоном отскочил от стены и упал на пол. И катился по полу, пока не остановился.
Глава 20
Нулапейрон, 3405 год н.э.
Левая рука сильно болела.
Том то просыпался, то вновь засыпал. Во сне он видел танцующую и бессердечно смеющуюся мать; видел голодного Парадокса с выступающими ребрами, не похожего на прежнего игривого котенка; видел труп отца, кружащийся в Воронке Смерти. Он чувствовал руку, но ее не существовало на самом деле. Лишь боль напоминала о ней.
– …проснулся наконец? – услышал он, когда проснулся в очередной раз.
Тома захлестнула волна изнеможения, он не мог даже пошевелиться.
– Я спрашиваю, ты проснулся?.. – повторил Жак, заглядывая через черную мембрану.
– Хорошо, хорошо, – пробормотал Том.
– К тебе посетитель. – Жак исчез из виду.
Том перекатился на левый бок. Он остро чувствовал каждую клеточку несуществующей руки. А если бы она существовала, то была бы сейчас одновременно и на простыне, и на полу. Едва ему удалось сесть, как вошел маэстро да Сильва.
– Доброе утро! Я могу сесть?
– Э-э-э… – сказал Том.
– Воздушную подушку, – приказал учитель фехтования.
Тут же из черной стены выскользнула и повисла в воздухе подушка в форме ромба. Том заморгал.
– Доброе утро, – выговорил он наконец, прочистил горло и повторил: – Доброе утро, маэстро.
Маэстро да Сильва сел на подушку и скрестил ноги.
– Этот акцент… Ты из владения герцога Казнхова?
– Нет, я отсюда. Из этого владения, но… – Том опустил взгляд вниз, на пол.
– Понятно. На сколько страт ниже ты был?
– Я точно не знаю.
Помолчали, глядя друг на друга. Затем, словно рассуждая вслух, маэстро сказал:
– Иногда, когда противник применяет слишком сложную стратегию атаки, можно использовать это в своих интересах.
– Гм… наверно.
– Но ведь ты не спортсмен. – Это был скорее не вопрос, а утверждение. При этом маэстро смотрел не на Тома, а в сторону, будто стеснялся слабости собеседника. – Что тебя интересует?
– Поэзия, сэр. – У Тома пересохло во рту. – И математика… А также языки.
– Хм. – Маэстро указал на ампутированную руку Тома. – Раз ты здесь, значит, наказание за проступок было весьма умеренным. Плохие оценки или что-то вроде этого.
Том кивнул. Тэту в настоящее время приходилось пахать сверхурочно, чтобы исправить двенадцать плохих оценок, которые он заработал, пролив суп на одну из знатных племянниц леди Даринии.
– Тебя предупреждали, чем это может кончиться?
– Да, сэр.
Использование имплантантов никем не контролировалось. Никто даже не заметил, что Том избавился от него. Власть имущим было наплевать на количество рук у слуги.
Если бы Том попытался удалить свою клипсу-идентификатор, все было бы по-другому. В охранных системах дворца сработала бы сигнализация. Соответствующие службы проследили бы за ним, а потом бы его задержали.
– Тебе не кажется, что такая система сознательно провоцирует на совершение дурных поступков? То же касается и очков за заслуги… – Маэстро да Сильва встал. – Ну ладно, всего хорошего.
Парящая подушка отплыла в сторону. Маэстро, не оглянувшись, шагнул через мембрану. А Том смотрел, как стена поглощает подушку.
– Ну? – Вошел Жак. – Чего он хотел? Том покачал головой:
– Без понятия.
* * *
– Ранг: лорд без владения.
– Младший управляющий запрашивал информацию по дисплею, зажегшемуся над его запястьем. – Имя: Кордувен д’Оврезон.
Том кивнул, когда перед ним появилась топографическая триконка. Ее проецировала щеголеватая полоска на его рубашке.
– Мне кажется, у джентльмена проблема с гардеробом, – продолжил младший управляющий.
– Я разберусь с ней.
Выйдя из кухонного комплекса, Том коснулся тускло светящейся стены и прошептал:
– Это правильно? Третья страта, правая спираль, двенадцатая комната? Имя гостя – д’Оврезон?
По стене в знак подтверждения прошла рябь.
– Э-э, спасибо. – Том благодарно похлопал по стене. Его мысли вдруг запрыгали с одного на другое. Д’Оврезон?!
Пока он добрался до нужной части страты, несуществующая левая рука сильно разболелась. Он мог бы попросить, чтобы дворец ускорил его путешествие – ведь когда молодой лорд Авернон оказался в беде, пол в коридоре превратился в самую настоящую движущуюся ленту… А поздно ночью, когда Том возвращал на кухню матричное лезвие, дворец заставил его уйти сквозь пол коридора на более низкую страту, обладавшую тем же статусом. Дворец был сложно устроен, и существовало множество уловок, чтобы избежать ночного патруля…
Но ни о чем просить Том не стал. Во время длинной дороги была возможность поразмышлять.
Он замедлил шаг.
Мысли его обратились к самому себе. Он думал об извлечении имплантанта и о работе, о том, почему пришел на помощь лорду Авернону и почему сделал это не сразу. И о многом другом…
Но как только юноша остановился перед внешней мембраной покоев лорда д’Оврезона, в его душе подобно сильно натянутой струне завибрировала ненависть.
* * *
– Безвкусно, не так ли?
В воздухе чувствовался запах ладана. Стены были украшены движущимися узорами темно-бордового цвета; изображение, нарисованное одной непрерывно движущейся линией, повторялось через регулярные промежутки.
– Я видел залы и получше, – сказал Том, удивляясь сам себе.
Рядом с замысловатой скульптурой, образованной из переплетенных черных и серебристых лент Мебиуса и поверхностей Кляйна, стоял молодой человек. Он был примерно на два стандартных года старше Тома. Белокурые волосы, аккуратное изящное лицо, глубокие серые глаза. Он глубокомысленно постучал по скульптуре ногтем.
– Извините! – легко выдохнул Том, изгоняя из души ненависть.
– Надо починить костюм. – Д’Оврезон поманил пальцем. – Пойдем со мной.
Том последовал за ним в соседнюю комнату. Около кровати лежали множество открытых розовых чемоданов. Сверху был брошен черно-серый комплект одежды с невероятно длинными кружевными оборками.
– Возьми его! – Д’Оврезон бросил костюм на протянутую руку Тома.
Том было поклонился, но костюм шевельнулся и заскользил по его плечу вверх, кружевные оборки обхватили горло, начали сжиматься. Д’Оврезон потянул костюм за рукав и сильно шлепнул по нему. Костюм упал на пол, будто оглушенный.
– Пусть изменят микроволновые операционные коды.
– Э-э… Хорошо, сэр.
– Пожалуйста, не зови меня… Хотя это не важно. Только проследи за костюмом.
Злясь на себя, Том засмеялся.
– Он будет вещественным доказательством?
– А у тебя, я вижу, сильный характер. – Д’Оврезон приподнял одну бровь. – Могу я спросить…
Однако в этот момент зазвучала негромкая музыка, и он отвернулся.
Она появилась на голографическом дисплее над скульптурой: бледная и красивая, белокурые локоны замысловато перевязаны белым шелком.
– Привет, Корд.
– Сильвана. – Д’Оврезон изящно поклонился, но на губах у него заиграла сардоническая усмешка.
«Дочь леди Даринии», – узнал Том.
– Сегодня вечером Старый Драго выступает с чтением «Старшей Эдды» на земном древнескандинавском языке.