Дикое поле (Боярская сотня - 5) - Прозоров Александр Дмитриевич 3 стр.


Тем более, что османы, как всем известно, отличались крайней терпимостью к покоренным народам, не требуя принимать свою веру, изменять обычаям и укладу жизни и даже оставляя на местах прежних правителей - если те, разумеется, искренне присягали Великой Порте.

К корме судна подтянули привязанную на длинной веревке шлюпку, в нее спустились четверо моряков и сам купец, опустили на воду весла. Десяток гребков - и они оказались у подножия многоярусного, ступенька за ступенькой взбирающегося на крутой склон города.

- Водички свежей не желаете? - немедленно направился к ним бродивший у причалов старикашка в свободной рубахе и коричневых шароварах, с бурдюком на спине. - Холодная, ключевая.

Вильсон услышал, как зарычал на спиной Магистр и предупреждающе вскинул руку:

- Подожди, не ругайся, - а затем почти ласково обратился к торговцу водой: - Откуда, говоришь, водица?

- Родник под горой бьет, - неопределенно махнул рукой в сторону старик. - Оттуда и ношу, как же иначе?

- Далеко?

- Далече, - тяжко вздохнул старик.- Водицу испивать станете, али как?

- Ты сам откуда... родился?

- Из-под Калуги мы. Почитай, уж годков двадцать, как татары угнали. Интерес, проявленный иноземцами к его скромной персоне, заставил забыть водоноса о своей корысти. - Поначалу при саде у Массима-бея трудился, а как слаб стал, хозяин водой торговать отпустил. Монету серебряную в день приношу, а остальное мое. И кормит по-прежнему, и за жилье платы не требует, дай ему Бог здоровья... - Старик перекрестился, слегка поклонившись невидимому Господу.

- Язык рабов! - презрительно фыркнул за спиной русский.

Рабов не рабов - но русскую речь понимали и в Польше, и в Литве, и в Ливонии, и в Крымском ханстве. Понимали смысл разговора в Швеции и Дании. Если Вильсон собирался наращивать капитал, торгуя с богатой Московией, - то обходиться в восточных землях без толмача было для него едва ли не важнее покупки хорошего судна. И сейчас англичанин откровенно наслаждался, общаясь с русским рабом запросто, без чьей-либо помощи.

- А домой вернуться не хочешь?

Стар ведь совсем, хозяин может и отпустить.

- Кто меня там помнит, мурза, - отмахнулся водонос. - Столько лет прошло. Кто кормить станет старика, кому нужен такой хомут на шею? Не, здесь я уже привык, прижился. Угол есть, харч дают. Водичкой, вот, приторговываю.

- Ты налей мне водицы-то, налей, - полез в карман камзола англичанин и нащупал там медную монету. - Где начальник порта сидит, не знаешь?

- Как же не знать. - Водонос торопливо развязал бурдюк и наполнил большую медную кружку. - До конца этой улицы дойдете, там мазанка белая стоит, с большим крыльцом. Рядом два янычара постоянно сидят, не ошибетесь.

- Хорошо, ступай.

Холодную родниковую воду, показавшуюся особенно свежей после затухшей в бочках корабельной, купец все-таки выпил, отдал рабу пару медных монет, не посмотрев на их достоинство и происхождение, и решительным шагом направился в сторону мазанки, угол которой виднелся из-за сложенной перед причалом груды мешков.

Богатым портом Чембало управлял довольно молодой араб - худощавый, гладко выбритый, с непропорционально большими голубыми глазами на скуластом лице, одетый в короткую курточку, оставляющую открытой грудь, и шелковые штаны. В мазанке, пол и стены которой укрывали плотные войлочные ковры, покрытые коричнево-зелеными узорами, было жарко - но висевший в воздухе горьковатый запах крепкого кофе каким-то непостижимым образом скрадывал духоту и придавал казенному дому ощущение уюта.

Сидевший на вышитой подушке араб, сделав вид, что приподнимается со своего места, указал посетителям на ковер перед собой. Артур Вильсон с готовностью сел, поджав под себя пятки, а русский, слегка расставив ноги и положив руки на рукоять меча, остался угрюмо стоять, глядя в стену перед собой.

Начальник порта, не сумев скрыть изумления от вида громадного воина, довольно долго рассматривал его снизу вверх - отчего наемник казался раза в полтора выше, нежели был на самом деле, - потом соскреб с подноса костяную трубочку кальяна, основательно, судя по зазвучавшему бульканью, затянулся, после чего перевел взгляд на купца:

- Напрасно ты пришел в город с вооруженным рабом...

Говорил араб, естественно, по-итальянски - на каком еще языке мог обращаться к гостю чиновник в землях, которые больше трех веков обживались генуэзцами, и населялись ими по сей день, поскольку после вхождения Крыма в османскую империю Порта ограничилась присылкой нескольких гарнизонов из престарелых ветеранов в крупные города и горстки чиновников, присматривающих за общим порядком? Разумеется, избавляясь от ханского налога с христиан, большинство местных жителей окрестились в мусульман, стали называть себя беями, мурзами и татарами - но от этого они не переставали быть итальянцами, детьми итальянцев и их внуками, светлокожими, черноволосыми и остроносыми.

Англичанин мстительно улыбнулся, представляя себе, что чувствует сейчас Магистр. Помнится, он всегда ругался, что в портах и кабаках многих стран слышалась русская речь вместо его любимой английской - вот пусть теперь порадуется. Здесь по-русски не говорят.

Начальник порта принял улыбку на свой счет, осклабился в ответ и повторил:

- Ты напрасно ходишь по улицам города с вооруженным рабом, торговец. Великая Оттоманская Империя - это не дикая разнузданная Европа. Здесь нет разбойников и грабителей, здесь никто не затевает на улицах пьяных драк и не попрошайничает. Твой охранник, скорее, привлечет внимание караульных янычар, и вы оба окажетесь в зиндане до прояснения ваших личностей и намерений.

- Я знаю об этом, уважаемый паша, - кивнул англичанин, - и горд тем, что мне посчастливилось ступить на земли великого султана Сулеймана Великолепного, да продлит Господь годы его правления на много-много лет.

- И да будет милостив к нему Аллах, - подхватил слова гостя араб, - да пребудет он в сиянии своей мудрости и непобедимости...

Вильсон со своей стороны поддакнул, хорошо зная, что с чиновниками пресыщенного богатством и силой Востока нельзя спешить с деловыми вопросами, а сперва следует просто поиграть словами, выражая свое восхищение и уважение как своему собеседнику, так и его стране. После долгого и обстоятельного восхваления султана купец вернулся к прерванному разговору и кивнул на русского:

- Разумеется, достопочтенный паша, я не стал бы ходить по земле величайшей и могущественнейшей из империй с оружием, но воин сей не является моим рабом. Он всего лишь плыл вместе со мной в Чембало, чтобы поступить на службу к великому султану, желая сражаться на границах империи с его врагами.

- Вот как? - несколько удивился араб, опять переводя взгляд на русского. - Что же, наш великий, мудрый и могучий правитель всегда с радостью встречает иноземцев, желающих честно служить блистательной Порте. Вот только янычары могут этого не знать, и вы все равно окажетесь в зиндане... Хотя я, мой уважаемый друг, постараюсь замолвить за вас в этом случае несколько слов.

Купец, услышав, что он стал "уважаемым другом", приободрился и понял, что пора переходить к вопросу о стоянке. А что касается русского...

- Я же говорил, о мудрый паша, - улыбнулся Вильсон, - он мне не раб, и я не могу запретить ему носить меч. Если это смогут сделать ваши янычары...

Араб кинул на русского оценивающий взгляд в третий раз, опять взялся за мундштук кальяна, глубоко затянулся и наконец покачал головой, признавая поражение:

- Да, мой друг, не все наши желания увенчиваются успехом.

Назад Дальше