Не из страха за собственную жизнь - я боюсь за родителей. И отец, и мать работают на кухнях Сабиров. Если я отпущу тебя, то - останусь ли здесь, убегу ли вместе с тобой - моих родителей казнят в тот же самый миг, когда станет известно о моем предательстве.
Умолкнув на миг, он уточнил:
- Нет, не так. Сперва Сабиры будут пытать их, а потом убьют.
Девочка поникла и съежилась прямо у него на глазах.
- Так вот как, значит. Ты был моей последней надеждой. А говоришь точь-в-точь как все пятеро стражников, что караулили меня: "Я бы мог, но тогда они убьют мою семью... или мою жену... или сестру".
Она вдруг показалась ему разгневанной.
- По-моему, Сабиры сами научили вас, что надо говорить, если пленники станут просить о помощи, только я посоветовала бы им побольше разнообразия.
Он удивился. Неужели девочка решила, что он обманывает ее? Покачав головой, Маркуи едва не переступил черту, чтобы подойти к ней поближе и объяснить, но вовремя вспомнил и не сделал этого.
- Девочка... - сказал он. Она оборвала его.
- Даня. Меня зовут Даня. И я хочу, чтобы ты запомнил мое имя, потому что не хочешь помочь мне. Запомни его, и, когда они сделают со мной то, что собираются сделать, мое имя и лицо будут преследовать тебя всю оставшуюся жизнь.
Отступив от прутьев решетки, она упала ничком в солому.
Тюремщик вздрогнул.
- Даня, ты думаешь, что мы все рассказываем тебе одну и ту же историю... но это не так. Как, по-твоему, Семьи добиваются верности от своей охраны, а? Тебе не приводилось думать об этом. Они выбирают лишь тех из нас, у кого есть что терять... точнее, кого терять. И с того самого дня, когда мы надеваем вот эти мундиры, они стараются, чтобы нам было ясно: мы взяты на службу из-за наших любимых, и они станут нашей платой за ошибку.
Даня перекатилась на спину и села. Яростно поглядев на него, она смахнула с лица пряди волос.
- Быть может, так принято у Сабиров...
Маркуи не дал ей закончить.
- Если только ты не посидела уже в тюрьмах Галвеев и, переговорив с их стражей, можешь утверждать обратное, представь себе, что того, кто охранял тебя дома, подбирали подобным образом. Предположи, что, когда тебя украли, женщину, которую он любил, убили прямо у него на глазах, а когда она умерла, убили и его самого. Верность, девочка, можно купить и продать, даже просто отдать... но страх может сделать цену верности настолько большой, что денег не хватит даже у самого богатого покупателя.
Девочка в ужасе посмотрела на него.
- Моя Семья никогда не причинит вреда Квинталу. Он охранял меня со дня рождения. А его жена и дочь... дочь была моей подругой до прошлого года, а его жена работает у нашего сенешаля. Они входят в Семью.
Даня наклонилась вперед и спрятала лицо в коленях. Охватив тонкими руками ноги, она вновь зарыдала.
- Их никто не тронет, - настаивала она вновь и вновь.
- Пожалуйста, не надо, - прошептал Маркуи. - Не делай этого. Не спорю - ты, конечно, права. И твой охранник, и его семья будут целы и невредимы. Кстати, Даня, здесь ты находишься в безопасности. Твоя Семья не допустит, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Они заплатят, чтобы забрать тебя отсюда... и в любой день, хоть завтра, за тобой могут спуститься сюда и вывести на свободу.
Девочка не подняла головы. Страж едва расслышал глухой ответ. Ему показалось, что это были слова "День Терамис".
И какое же отношение к чему-либо имеет тот факт, что сегодня День Именования? Он спросил у нее об этом.
- Потому что, - сказала она, подняв голову, - дипломат Сабиров, спустившийся ко мне сразу после того... как я попала сюда, сказал мне, что День Терамис является последним сроком, когда моя Семья еще может договориться о моем освобождении. Он сказал, что если к этому дню Сабиры не получат того, что хотят, то добьются своей цели другим путем, и моя жизнь будет им не нужна.
Тюремщик попытался улыбнуться.
- Они всегда говорят подобные вещи во время переговоров. Не могу даже сосчитать, сколько я слышал здесь высказанных Сабирами угроз... Кстати, судя по тому, что я слышал, Галвеи поступают ничуть не лучше.
Он покачал головой и улыбнулся более уверенно.
- Но если говорить о тебе, все эти угрозы бессмысленны. Чего они добьются, причинив тебе вред?
Девушка бросила на тюремщика странный взгляд, зазубренным лезвием рассекший кожу до самых костей. Взгляд этот заледенил все нутро и заставил его пожалеть о том, что в темнице нет никого, кроме них двоих. Когда она отвернулась, жуткое чувство исчезло.
- Ты удивился бы, узнав это, - ответила она. Возможно, и удивлюсь в конечном счете, подумал он, промолчав.
Высоко наверху послышались негромкие, ритмические прикосновения сапог к витой лестнице, ведущей в подземелье. Для смены было еще слишком рано, для посыльного из кухни с едой для него и девочки чересчур поздно. Итак, кто же это?
Даня забилась в самый дальний угол камеры и, свернувшись в комочек, старалась укрыться за грудой соломы.
- Теперь жди плохих новостей, - промолвила она. - Но ты, быть может, еще успеешь спасти меня.
Девчонка решила погубить его. Маркуи замотал головой. Она смотрела на него как лиса из капкана - до смерти перепуганная и в то же время хитрая.
- Я соглашусь на брак с тобой, если хочешь. Даже если ты потребуешь себе имя в Семье Галвеев, я могу обещать тебе, что ты его получишь. Я обещаю тебе. Обещаю. Если ты просто выведешь меня отсюда.
Она предлагает брак? Печально улыбнувшись узнице, он спросил:
- Сколько тебе лет, Даня? По-моему, тебе еще рано думать о свадьбе.
- Мне восемнадцать, и по закону я могу дать согласие.
Так ей восемнадцать? А он не дал бы ей больше тринадцати, да и для тринадцати-то она была не слишком уж оформившейся. Если ей восемнадцать, во что он вовсе не склонен был верить, - девицу ожидают куда худшие беды. В качестве взрослой она не может рассчитывать на льготы, предоставляемые детям в переговорах между Семьями. Со взрослой женщиной - если семейство не выручит ее и она не в состоянии предложить свой собственный выкуп - Сабиры вправе сделать все что угодно.
Однако, причинив ей ущерб - тем более убив дочь Галвеев, о чем нельзя было даже помыслить, - они развяжут войну. А кому из Семейств и Подсемейств в Калимекке хочется таких неприятностей?
Или это не так?
Шаги сделались отчетливее. Тюремщик подумал, что слышит поступь трех пар ног по каменной лестнице.
- Спаси меня и получишь все, что я в силах тебе дать.
Маркуи ощутил, как ее страх словно одеяло окутывает его, удушает, и негромко ответил:
- Ты не в силах гарантировать безопасность моим родителям. Прости меня, девочка, но я не способен помочь тебе.
Она пронзительно закричала - в равной мере от страха и от ярости. Затем принялась кидать в него горстями подобранной с пола соломы. Отодвинувшись подальше от черты, Маркуи приложил усилие, чтобы превратить свое лицо в бесстрастную маску. Шаги наверху становились все ближе. Его охватило смятение. Быть может, у нее есть причины для страха. Быть может. Они были и у него самого.
Из-за поворота лестницы появился первый мужчина. Длинный плащ кружил вокруг кавалерийских сапог, вздувался за спиной и надежно скрывал лицо, однако Маркуи узнал вошедшего по кольцу на правой руке. Золотому перстню с головой волка, глаза которого - турмалиновые кабошоны - сверкали в пламени факелов, а пасть злобно скалилась. Обладателем этого кольца был Криспин Сабир, один из Волков-Сабиров.
Волна дурноты накрыла Маркуи по самую макушку. У девочки причины оказались довольно вескими для страха. Криспин Сабир являлся необузданным воплощением зла.