Господь Бог услышит наши молитвы, Рим! Час твоего избавления грядет! - Последние слова Максим почти выкрикнул. И тотчас же овладел собой. Отхлебнув вина, он поднял кубок к глазам и улыбнулся Грациллонию: - Будь спокоен, центурион. Я умею ценить преданных людей. Я уверен, что ты достоин большего, нежели сопровождать одних варваров к другим. Хотя бы эти варвары и были вождями. Считай, что это испытание, и если ты с ним справишься, а я надеюсь, справишься... - он опять задумался. - После того, что я услышал от Парнезия, я стал собирать сведения о тебе. Своими путями. И все-таки хотел бы услышать от тебя самого: что ты за человек?
- Самый простой солдат, - смущенно ответил Грациллоний.
Командующий, оживившись, выпрямился на стуле, положил ногу на ногу и, обхватив лодыжку, почти пропел:
- Вот уж нет, не так ты прост!
Поза была недостойна римлянина. Так мог бы сидеть варвар. И Грациллоний почувствовал укол неприязни к Максиму.
- Нет, солдат. Не за выслугу лет тебе вручили жезл центуриона. Мне доложили, что ты отличился там, на севере.
- Я исполнял свой долг. Если приходили скотты или пикты - мы встречали их. Еще - патрульные объезды, наряды по лагерю, караулы.
- Хм... Я слышал историю о молодом легионере, с риском для жизни вытаскивавшем детей из горящего дома. Кто это был? Не ты ли? И этот же храбрец всегда ладит с местными, будь то родственники ему - белги, силуры или дикари.
- Я родом из Британии, как известно командующему.
- Знаю... Как знаю и то, что ты из регулярных войск, а не из вспомогательных. И почти тезка императору Грациану.
Грациллоний с трудом заставил себя промолчать. Сравнить его славный род с этим скифом, сластолюбивым распутником, в котором от римлянина осталось только имя!
- Простое совпадение, - ответил он. - Я из белгов. Мы жили у Южного моря еще до правления Клавдия. Мои предки давно носят латинские имена. Но наши корни здесь, в Британии.
Разговор явно занимал Максима.
- Все твои предки - белги? Такое редко бывает. Вы не роднились с другими племенами?
- Я из рода воинов, командующий. Мои предки привозили жен из Испании, Дакии, из племени нервиев. А также из Галлии.
Максим с серьезным видом кивал головой.
- Интересно, интересно... Твой дед отличился на военном поприще, верно? А твой отец занялся торговлей и тоже преуспел. Он много ходил по морю, а мореходу требуется немалая ловкость. Все эти приливы, отливы; а еще нужно уметь драться, ведь моря кишат пиратами, - видно было, что командующий всерьез заинтересовался скромной персоной младшего офицера. Откуда ему могут быть известны такие подробности? Только от Парнезия. Допрос продолжался: Твой отец торговал с Арморикой, верно? И всегда брал тебя в плавание.
- Да, я помогал отцу с двенадцати лет. А в шестнадцать я вступил в армию, - ответил Грациллоний.
- Расскажи мне об этом. О ваших путешествиях.
- Сначала мы шли на юг, огибали Британию, брали попутные грузы, потом через пролив - в Галлию, до самого Гезориака, потом - на запад. Торговали. Иногда сходили на берег, в Кондат Редонуме, Воргие... - Как бы ему хотелось вернуть эти времена!
- Вы заходили в Ис? - Вопрос был задан неожиданно резким тоном.
- В Ис? - Грациллоний растерялся. - В Ис... нет... Почему вы спрашиваете?
- Оставим пока. Ты знаешь галльские языки? Те, что в ходу на западной оконечности Арморики?
- Когда-то знал, давно, - Грациллоний начал понимать, куда клонит командующий. - Думаю, смогу вспомнить. Они не очень отличаются от языков южной Британии. У нас в доме была женщина из думнониев. Няня. - Делиться воспоминаниями почему-то расхотелось. - Присматривала за нами, когда мы были маленькими. Нашего языка она не знала. Потом я ее не видел. Надеюсь, еще жива. Ее звали...
Но Максим уже не слушал.
Застыв как изваяние, он смотрел сквозь Грациллония, но в невидящем взгляде его пылал огонь, способный, казалось, прожечь каменные стены претория и устремиться туда, в сердце Европы.
- Наконец-то, - прошептал Максим, - Господь смилостивился надо мной, грешным. Промыслом Божьим для свершений, недостойных христианина, избран ты, язычник.
В глазах у Грациллония потемнело. Возможно, это сквозняком пригнуло пламя фитилей в серебряных плошках, и тьма, осмелев, подступила ближе, словно прислушиваясь к разговору двух людей. Но в комнате было тихо.
III
Император Адриан повелел выстроить Вал. И тот простерся от моря до моря, захлестнув, как удавкой, Британию. С южной стороны Вала стояли римские легионы. Времена были тревожные, и окрестные жители, страдавшие от набегов северян, переселялись поближе к гарнизонам, под защиту имперских орлов и солдатских мечей. Форт Борковиций ничем не отличался от десятков таких же пограничных поселений. Здесь жили отставные легионеры, которым некуда было уйти после выслуги; крестьяне, ремесленники, торговцы, вдовы, жены, дети. Вокруг постоялых дворов жгли по ночам костры бродяги и попрошайки. Доступные женщины продавали солдатам свою недорогую любовь.
Первый храм Митры был выстроен на самой окраине поселения. Но двести лет назад империя погрузилась в смуту. Во время междоусобных войн в край вторглись каледонцы и сравняли Борковиций с землей. Император Север спас империю и восстановил закон и порядок. В Борковиции появился новый гарнизон, форт отстроили, и вокруг снова стали селиться люди. Теперь храм Митры находился в перелеске между фортом и ближней сторожевой башней. Воры, опасаясь мести странного чужого бога, обходили Митреум стороной.
Время до службы оставалось, и Грациллоний замедлил шаг. На небе неохотно зажигались бледные звезды. Солнце уплывало за холмы, превращая вершины в громадные угли, прогорающие в пламени заката. На севере клубилась вязкая тьма, но зубчатый горизонт Вала не давал ей пролиться через край и растечься по всей земле.
В морозной тиши слышалось шумное дыхание обгонявших Грациллония прихожан, и чуть поскрипывал снег под ногами.
Парнезий тоже пришел рано и поджидал приятеля в теменосе возле храма. Несмотря на мороз, он не пристегнул капюшона; над густыми сросшимися бровями у него - с левой стороны, ближе к виску - розовел шрам, знак низшей степени посвящения. У Грациллония был такой же. Со временем шрам побледнел, но Грациллоний помнил ту боль и сладковатый запах паленой кожи.
- Приветствую тебя, - Парнезий смешно шмыгнул толстым носом. Он был в несколько более веселом расположении духа, нежели приличествовало перед службой. - И о чем же вы толковали со стариком?
Они пожали друг другу руки чуть повыше кисти, на манер римлян.
- Да ты весь дрожишь, приятель! - воскликнул Парнезий.
- Мне бы очень хотелось рассказать тебе, - серьезно ответил Грациллоний, - но это тайна, и командующий взял с меня слово...
- Что ж, я вижу, ты доволен, и я рад за тебя. По-моему, пора, Парнезий тронул плечо стоявшего впереди легионера: - Посторонись, дружище...
У входа в храм было уже не протолкнуться, а люди все шли и шли. Солдаты, мастеровые, сервы, рабы. Земное состояние человека ничего не значило для Ахура-Мазды.
Как и для бога христиан, только в их храмы пускают женщин - почему-то вспомнил Грациллоний. Отец, брат, он сам поклонялись Митре, а вот мать его была христианкой. По молчаливому семейному соглашению христианками стали и его сестры. Неужели поэтому христианство одерживает верх?
Недостойная мысль... Он поспешил за товарищем. Парнезий был скор на ногу, угнаться за ним было нелегко.