-- На грузовике у него написано, что он с Запада, из Вашингтона.
-- Торчал все утро в редакции. Джим говорит, что этот тип собирает материал о наших мостах.
-- Ну да, молодой Фишер с "Тексако" сказал, что какой-то человек, фотограф, вчера останавливался около его стоянки и спрашивал, как проехать к крытым мостам.
-- Интересно, для чего они ему понадобились?
-- Да кому они вообще нужны, эти мосты?! Скоро обвалятся совсем.
-- Ясное дело, с длинными волосами. Прямо как из "Битлз" или из этих, как их там? Хиппи, во.
Последняя реплика вызвала смех за дальним столиком. Рядом тоже засмеялись.
Кинкейд забрал свою кока-колу и вышел, чувствуя, что все они провожают его взглядами. Похоже, он сделал ошибку, пригласив Франческу. Не стоило этого делать -- не из-за себя, конечно, а из-за нее. Если кто-нибудь увидит ее у Кедрового моста, новость облетит все кафе уже за завтраком. Молодой Фишер с "Тексако" не задержится с новостью, если какой-нибудь прохожий шепнет ему пару слов на ушко. Пожалуй, уже к завтраку все будут в курсе событий.
Он давно понял, что нельзя недооценивать склонность жителей маленьких городов мгновенно передавать самые незначительные новости. Где-нибудь в Судане могут умереть с голоду два миллиона детей, никто и ухом не поведет, но если жену Ричарда Джонсона увидят в компании длинноволосого чужака -- вот это новость! Есть о чем поговорить, рассказать всем вокруг, почесать языки. И у всех, кто услышит, сразу же начнут появляться подозрения о неверности Франчески.
Он доел свой завтрак и поднялся со скамейки. Недалеко от стоянки машин он заметил телефонную будку -- туда он и направился.
Франческа подняла трубку на третий звонок -- наверно, откуда-то бежала, голос ее звучал прерывисто.
-- Привет, это еще раз Кинкейд. Она сжалась. Он не сможет прийти и звонит, чтобы предупредить.
-- Скажу вам откровенно. Возможно, для вас проблема -- прийти сегодня к Кедровому мосту, учитывая любопытство жителей маленького города. Если это так, пожалуйста, не чувствуйте себя обязанной делать это. Честно говоря, мне совершенно безразлично, что они обо мне подумают. Так или иначе, я приеду к вам позже, вот и все. Просто хочу сказать, что, может быть, я сделал большую ошибку, пригласив вас, поэтому, если вы думаете, что не стоит этого делать -- не приходите. Хотя мне, конечно, хотелось бы прогуляться с вами.
Франческа сама думала об этом же с того момента, как он позвонил ей в первый раз. Но решение принято, и она не отступит.
-- Нет, я хочу посмотреть, как вы работаете. Неважно, будут об этом говорить или нет. На самом деле она беспокоилась, но что-то в ней сопротивлялось любым разумным доводам и заставляло идти на риск. Чем бы ни обернулась для нее эта поездка, у Кедрового моста Франческа обязательно будет.
-- Замечательно. Я просто подумал, что на всякий случай мне надо вам сказать. Значит, увидимся.
-- Хорошо, до встречи.
Какой же он чуткий! Впрочем, она уже поняла это раньше.
В четыре часа дня Роберт Кинкейд заехал к себе в мотель, постирал в раковине всякие мелочи, надел чистую рубашку, другую бросил в кабину вместе с полотняными брюками цвета хаки и кожаными коричневыми сандалиями. Их он приобрел в Индии в шестьдесят втором году, когда делал репортаж о малюсенькой железной дороге где-то за Дарджилингом. В баре он купил два ящика пива "Будвейзер" по шесть бутылок в каждом. В холодильник вместе с пленкой влезало только восемь. Остальным придется полежать так.
Очень жарко, по-настоящему жарко. Во второй половине дня солнце в Айове начинало печь так, словно хотело еще больше усилить тот разрушительный эффект, который оно нанесло земле, цементу на дорогах и кирпичным постройкам. Казалось, все, что обращено на запад в это время суток, живое и неживое, буквально пузырится под ядовитыми лучами беспощадного светила.
В баре было темно и относительно прохладно.
В баре было темно и относительно прохладно. В распахнутую настежь дверь с улицы проникал горячий воздух, но два мощных вентилятора -- один на потолке, другой на стойке у двери -- с ревом в сто пять децибелов разгоняли его по всему помещению. Но почему-то сочетание воя вентиляторов, запаха прокисшего пива и табака, трубных воплей, несущихся из музыкального автомата, и выражения лиц, на которых откровенная враждебность смешивалась с любопытством, порождали в нем ощущение еще большей жары, настоящего пекла.
На улице солнце, казалось, прожигало до костей, и Роберту вспомнились Каскады с их еловыми лесами и свежим ветром, несущим прохладу со стороны пролива Сан-Хуан де Фука у мыса Кайдака.
А на Франческу Джонсон жара как будто совсем не действовала. Она прислонилась к крылу своего "Форда" в тени деревьев неподалеку от моста. На ней были все те же джинсы, что и вчера, -- они так замечательно шли ей, босоножки и белая футболка, которая прелестно смотрелась на ее фигуре. Подъезжая к дому, Роберт высунулся из окна и помахал ей рукой.
-- Привет. Рад снова вас увидеть. Жарковато, правда? -- сказал он.
Безобидная беседа, общие темы -- и снова прежняя неловкость в присутствии женщины, которая нравится. Он всегда с трудом находил слова, если только речь не шла о чем-то важном. Несмотря на достаточно развитое чувство юмора, пожалуй, несколько своеобразное, в основе своей он был глубоким человеком и все воспринимал серьезно. Давным-давно мать рассказала ему, что он казался взрослым уже в четыре года. Для работы это качество подходило как нельзя лучше. Но для общения с такими женщинами, как Франческа Джонсон, оно было только помехой.
-- Я хотела бы посмотреть, как вы работаете, -- сказала Франческа, -"творите", как вы это называете.
-- Что ж, сейчас увидите. И кстати, вам наверняка все очень быстро надоест. По крайней мере, всем, кто видел, становилось скучно. Это ведь совсем не то, что, например, слушать, как кто-то играет на рояле, когда становишься сразу как бы участником творческого процесса. А в фотографии само творчество и его результат разделены во времени. Сейчас я создаю, а исполнением можно будет считать появление фотографий в журнале. Так что сегодня вы увидите только, как я мотаюсь с места на место, вот и все. Но я благодарен вам за интерес, более чем благодарен. Вообще-то, очень рад, что вы пришли.
Она повторила про себя его последнюю фразу. Он мог бы и не говорить этого, ограничиться только словом "благодарен". Но Роберт произнес эти слова, он был искренне рад ее видеть. Теперь она уже не сомневалась и надеялась, что ее присутствие здесь Роберт воспримет как подтверждение того же самого с ее стороны.
-- Я могу чем-нибудь вам помочь? -- спросила она, глядя как он натягивает резиновые сапоги.
-- Возьмите вон тот синий рюкзак. А я -- коричневый и штатив.
И вот Франческа стала помощницей фотографа. Она не могла с ним согласиться -- ей было на что посмотреть, как на своего рода спектакль, только сам Роберт не подозревал об этом. То, что Франческа заметила вчера и что было частью его привлекательности в ее глазах, она видела и сегодня -красивые ловкие движения, быстрый взгляд, отточенная работа мускулов. Он в совершенстве владел своим телом. Мужчины, которых она знала, казались ей громоздкими и малоподвижными по сравнению с ним.
В его действиях не чувствовалось никакой спешки. Скорее наоборот, в них присутствовала основательность и продуманность. "В Роберте Кинкейде, -подумала она, -- есть что-то оленье, хотя и скрытая сила тоже ощущалась". Пожалуй, он скорее напоминал леопарда, чем оленя. Да, именно так. Леопард -но не хищный. Ни в коем случае не хищный, это чувствовалось без слов.
-- Франческа, дайте мне, пожалуйста, "Никон" с синим ремнем.
Она расстегнула рюкзак и с опаской достала фотоаппарат. Он обращался со своей аппаратурой с небрежной уверенностью, но Франческа боялась уронить дорогую вещь или что-то испортить и это делало ее движения скованными и неуклюжими.