Как молоток! Тебя молоток пугает?
– Нет… – слабо улыбнулся Антон.
– Ну вот! А это… – Жилин постучал по киберу, сигнальные огни которого показывали задержку, – то же самое в принципе! Глупая, но хорошая машина! Дошло?
– Дошло…
– Ну, раз дошло, давай тогда переводи систему на следующий этап… А где это твой парализатор? – нахмурился Жилин.
– Ой, забыл! – виновато сказал Антон.
– Урок второй: первым делом думай об оружии. Тут тебе не Земля. Мало было рыбки?
– Я сейчас сбегаю!
– Не надо никуда бегать, – сухо сказал Жилин, – сейчас же система будет перенастраиваться, куда ты побежишь?.. На вот, возьми мой пока. – Он вынул из кобуры пистолет-парализатор, покачал в руке, проверяя баланс, и протянул Антону. – И чтоб это было в последний раз, стажер.
– А… Ага, – неловко сказал Антон. – А вы как же?
– У меня их два. – Жилин хлопнул по боковому карману.
– А… Я вечером занесу!
– Да уж занеси…
– Ну, я побежал?
– Давай.
Свободно, но и расчетливо, большими, легкими, пружинящими шагами Жилин пошел к крутому куполу штаба. Над серой полусферой медленно и важно вращалась тройка локаторов.
– Вот вы где! – догнал его голос Йенсена.
Жилин обернулся. «Что-то я сегодня нарасхват», – мелькнуло у него. Из-за просторного штабного модуля вышли трое. Могучую фигуру Максима Глеб узнал сразу– трудно было спутать. Справа, судя по восхитительным округлостям и походке, ступала женщина, ну а личность, шедшая посередине – щупленькая, плюгавенькая, – уже успела заявить о себе.
– А мы вас потеряли! – воскликнула женщина, и Жилин узнал Машу – сначала по голосу, а затем уже разглядел и лицо за прозрачным шлемом. Оно выглядело смущенным, хотя и светилось улыбкой.
– На тебя директор бочку катит, – сказал Гирин с понимающей ухмылкой, – успел уже Сулиме пожаловаться, с-су-чок замшелый!
Глаза Жилина холодно блеснули.
– Ничего, – усмехнулся он, – переживу как-нибудь.
– Вы-то переживете, – принужденно улыбнулся Йен сен, – а выкручиваться ведь мне придется… Гереро сюда уже приезжал, орал… как ненормальный, требовал снять вас и отправить на Землю ближайшим планетолетом. Очень уж вы его… обидели. Нет-нет, Глеб, – заторопился старый ученый, – вы не подумайте, вы правильно сделали, что вступились за Лисицыну, но… зачем же так жестоко? Вот сломали нос Ковальскому… Заметим, оружием угрожали… А если бы убили кого-нибудь?
– Из чего? – фыркнул Жилин. – Из парализатора? Нет, я смотрю, без капитальной чистки на Базе не обойтись. Угрожать он мне еще будет, ты посмотри!
– Мешают они вам? – плаксиво сказал Йенсен.
– Мешают! – жестко ответил Жилин. – Я хочу спокойно работать, и меня ужасно раздражает, когда вокруг такой бардак! Это не порт, это клоака! Или вы думаете, что раз вы законопослушны и добропорядочны, то и все такие же? Вон спросите у Клунина, он вам расскажет, сколько уже коллоида извел на одни только ножевые ранения! Куда это годится? А ведь там же и дети.
– Вы бы посмотрели… – негромко начала Маша.
«Трах-тарарах!» – донеслось со стройплощадки.
– Ой! – вздрогнула девушка. – Напугали меня… – И продолжила мрачно: – Вы бы поглядели только на них – весь день слоняются по улице, ни учиться не хотят, ни читать, ничего. Лишь бы разломать что-нибудь, кокнуть, что бьется. Сбиваются в стайку, курят в тамбурах, матерятся… И кто ими занимается вообще? Восемь учителей на двести с лишним детей! Телеуроки… ладно, а воспитывать как? Тоже по СВ? Что же из них тогда вырастет?
– Я поговорю с директором, – тускло сказал Йенсен.
– Поговорите, – безразлично сказал Жилин.
– Ну, все, профессор? – Гирин мощно потянулся. – По-пехали?
– Попехали! – бодро откликнулся Йенсен.
– Боюсь только, что не совсем понимаю значение этого глагола…
– «Попехать»? – спросил Гирин, повернувшись прочь. – Ну, это что-то вроде «отправиться пешкодралом»…
– Всю жизнь живу в Евразии, – признался Йенсен, – но русский так до конца и не одолею…
Ha что Маша справедливо заметила, что Ларс Юлиус владеет русским «очень даже ничего, на уровне».
Она проводила Йенсена с Гириным и вернулась.
– Я вас так и не поблагодарила, – сказала она с раскаянием.
– За то, что Владеку нос разбил? – усмехнулся Глеб.
– Нет… – Глаза девушки заблестели. – Вы… не. знаю даже, как сказать… Я такая счастливая! Правда-правда! Я уже и забыла, когда ходила на работу с желанием! Что значит – не бояться, не молчать, не терпеть!
– Перестаньте, – мягко сказал Жилин.
– А вам ничего за это не будет? – спросила Маша. Гладкая кожа на ее красивом лбу с трудом умялась в морщинку.
– Отобьюсь, – улыбнулся Глеб. – Со мной стараются не связываться.
В нагрудном кармане у него затренькало. Жилин выцепил плашку радиофона и перевел разговор на наушники шлема.
– Да, слушаю.
– Мастер! – пробился голос Бранкевича. – Тут по вашу душу! Аварийный сигнал с климатической станции – там неолуддиты систему угнали, старшего кибера уже раздолбали, сейчас за исполнителями гоняются!
– Ясно. Это где? Это туда, к Изиде?
Бранкевич подробно объяснил куда и добавил:
– Помочь, может? Могу Пимса послать, он у нас здоровый!
– Нет, спасибо, – улыбнулся Жилин, – я сам.
Он вскочил на сиденье краулера и включил двигатель. Натянувшись, дзенышули гусеницы. Краулер нетерпеливо дернулся.
– Извините, Маша!
– Вы там осторожнее с ними! – крикнула Маша вдогон. – Эти слегачи совсем ничего не соображают!
– Ладно!
Краулер скатился с холма и понесся, прыгая с бархана на бархан.
* * *
Оставив в стороне разрез с полуразобранным экскаватором, вмерзшим в дейтериевый лед, Жилин направил краулер в Горячий каньон. Склоны его были крутые, кое-где ступенчатые. В их слоистой толще перемежались лава, пепел и пыль, в основании стен лежали рухнувшие камни и целые скалы; громадными потоковидными языками тянулись оползни. Вверху виднелись ниши отрыва, и узкие вертикальные борозды програбывали откос до самого низа. А посреди широкой долины белел в гордом одиночестве стандартный куб комбината по выработке термоядерного горючего. Сбоку от него поблескивал огромный купол входного кессона, торчали башни лифтов, толстые гофрированные отводы исчезали в двух белых шарах-сборниках диаметром сто метров каждый.
Когда комбинат закрыли, то решили перевести его в режим консервации. Но потом освобожденные работники принялись строить себе внешние поселения – что-то вроде дачных поселков. Ставили полевые стандартные модули, разбивали участки под фиолетовую капусту. И режим по-тихому отменили. Нечего стало консервировать. Бывшие ядерные техники и экс-операторы тяжелых систем стали наведываться на ДТ-комбинат. За стройматериалами.
Жилин поморщился. Разруха… Местами облицовка со стен комбината была сорвана, оголяя серую гофрированную пластмассу, иллюминаторы выдирались вместе с кольцевыми рамами, и выглядел завод-автомат так, будто под бомбежку попал – темный, мрачный, с черными глазницами оконных проемов, и давит на уши тяжкая тишь…
Вскарабкавшись по мощному конусу выноса, краулер выехал на заброшенную дорогу. По ней раз вдень проезжал восьмиколесный «дилижанс», отвозя людей на плантации и обратно. На дорогу падала тень от решетчатой башни с объемистым шаром энергоприемника, блестевшего на огромной высоте. Еще дальше чернел скелет климатизатора, посверкивая крошечными звездочками роботов-монтажников и пуская зайчики сваркой. А между трактом и стройкой стыло лавовое поле – изветрелый, выбухший и ямистый мальпаис. Сощурившись, Жилин обвел его взглядом.