Топот копыт снежной лавиной ударил по ушам топчущихся вокруг распростертого тела старателей. Кто-то охнул, кто взвизгнул жалобно. На мгновение над площадью, сразу ставшей тесной, повисла тишина, а потом все порскнули в разные стороны, как стайка чернохвостых сусликов. Пригибаясь, побежали и мы с Карапузом. Ворвавшись в свою лачугу, даже не пытаясь унять бешено колотящееся сердце, я принялся беспорядочно сваливать пожитки в вещмешок. Пристегнул к поясу телогрейки широкий нож в деревянных ножнах, которым все равно не смог бы воспользоваться в драке. Непрошеная мысль: "Куда ты пойдешь по снегу, на исходе зимы, пешком, в одиночку?" - обожгла сознание, подломила враз обессилившие колени. Сколько я просидел, сжав голову руками, на топчане в выстуженной хижине, не знаю. Потом снаружи донеслись голоса. Кто-то несколько раз громыхнул кулаком по моей двери. - Эй, Молчун! Слышишь, что ли? Выходи на площадь. Сбор! Я узнал Юбку. Что за сбор? Почему Юбка жив, здоров и, судя по довольному голосу, уверен в безнаказанности? Не слишком торопясь, я шагнул за жалобно скрипнувшую дверь. Полной грудью втянул морозный воздух. Народ опасливо тянулся к "Развеселому рудокопу", где плясали багровые отблески огнищ и глухо гудела многоголосая толпа. На половине пути меня окликнул Карапуз: - Гляди - Сотник! Мы нагнали нашего молчаливого соседа и на площадь вышли втроем. Жаркое пламя трех костров жадно пожирало смолистые поленья, корежа и раскалывая их. Тогда в черное небо устремлялись облачные фейерверки алых искр. Лошади, привязанные возле хлева, шумно отфыркивались, косились на плавающие в воздухе стайки алых светляков и трясли головами. А на стволе липы, прибитое ржавыми костылями, висело тело Лох Белаха. Вниз головой. Длинные пепельные локоны и усы смерзлись кровавыми сосульками. Открытые глаза невидяще уставились в толпу. Карапуз пребольно ткнул меня локтем под ребра, но мой взгляд приковали закатившиеся бельма некогда гордого и заносчивого перворожденного. Грозы неудачливых старателей. Вдруг веко заплывшего черным кровоподтеком глаза дрогнуло. Раз, другой... - Да он же живой! - осипшим от потрясения голосом попытался выкрикнуть я, но вторичный тычок и быстрый шепот Карапуза: "Заткнись, дурак!" - заставили слова замереть в горле. - Вольные старатели! - неожиданно зычно выкрикнул невысокий вооруженный человек, взбираясь при поддержке Трехпалого на выкаченную из "Рудокопа" бочку. Свободные люди приисков! С остроухой заразой покончено! Довольно им пить ваши кровь и пот, наживать богатство за людской счет! Будет портить скот и посевы богомерзкой ворожбой, насылать порчу на простых поселян! Говорящий окинул цепким взором по прежнему нестройно гомонящую толпу. Пихнул высоким сапогом в плечо Желвака, который сорвался с места и, потирая разбитую в кровь скулу, побежал по кругу, призывая людей к вниманию. - Свершились все наши вековые надежды и чаянья! Славные короли Витгольд, Экхард и Властомир повели дружины на косоглазых тварей! Горят по всему северу проклятые замки, летят с плеч остроухие головы, кричат их поганые ведьмы! Вы заживете мирно и свободно под защитой дружины капитана Эвана! Ни одна нелюдская тварь не осмелится запустить жадную лапу в ваши карманы! Последняя фраза произвела впечатление. Что-то похожее на гул одобрения прокатилось по площади. - Слава капитану Эвану! - выкрикнул Трехпалый, свирепо вращая глазами. Несколько голосов нестройно поддержали его. Капитан Эван важно наклонил голову. - Спасибо, братья! Но борьба еще не окончена! Она будет кровавой, жестокой и беспощадной.
Не дадим жалости к врагам рода человечьего, - кивок в сторону распятого Лох Белаха, - и их подпевалам, - еще один кивок, указывающий на скорчившегося у стены человека, в коем я по одежде узнал хозяина "Рудокопа" толстяка Харда, - остановить наш праведный гнев! Выжжем заразу каленым железом... На этот раза толпа отозвалась повеселее. Видно выжигать показалось интереснее, чем добывать самоцветы. Особенно если при этом появляется шанс запустить лапу в чужой кошелек или погреб. Юбка и Трехпалый, выкрикивая славу командиру пришельцев, взмахнули прихваченными кайлами. - Борьба потребует от вас всех сил. И средств. Повстанцам нужны будут крепкие копья и острые мечи, справные кольчуги и бойкие самострелы. Кузнецы Железных гор готовы их продать нам. Предлагаю пожертвовать на богоугодное дело кто сколько может. А вот это парням уже не могло понравиться. Ропот прошел по скопищу людей подобно расходящимся от брошенного в воду камня кругам. Кто-то протестующе выкрикнул. - Вижу, здесь есть еще пособники остроухих, - горестно покачал головой человек на бочке. - И это очень плохо. По его знаку к недовольным бросились вооруженные пришельцы, а с ними и Юбка с Трехпалым. Желвак, привычно извлекая из-за пазухи подушные списки, семенил позади. - По-моему, пора смываться, - прошептал Карапуз. Он был прав. Но каким образом можно уйти незамеченными? Толпа забурлила, разбиваясь то здесь, то там на небольшие островки. Кого-то сбили с ног и потащили, немилосердно пиная, к бочке. Голова, надсаживая глотку, призывал сохранять спокойствие. Из черноты провала между хлевом и углом "Развеселого рудокопа" вывалилась широкоплечая фигура в кольчуге и круглом шлеме. Левой рукой вояка сжимал пузатую бутылку, на ходу прикладывая горлышко к заячьей губе, а правой волочил за косу младшую дочку Харда - четырнадцатилетнюю Гелку. - В сене зарылась, изменничье семя! Думала - не найдем! За ним, путаясь в изодранной юбке, ползла по снегу хардова хозяйка. Она выла на одной ноте, утробно и страшно. Совершенно безумные глаза белели на покрытом кровоподтеками лице. - Заткни пасть! - выскочивший сбоку Воробей ударом отбросил ее в сторону, подбежал, хрястнул, громко выдыхая, башмаком в живот. Потом еще и еще раз. - Бежать, бежать, - как молитву повторял Карапуз и я готов был ему вторить. - Поздно, - раздался вдруг негромкий, глуховатый голос Сотника. - Не убежать... Легонько отпихнув меня в сторону плечом, упругими шагами он направился к бочке. Зычноголосый капитан заметил его приближение и присел вначале на корточки, не покидая своего пьедестала, а потом умостился, скрестив ноги. - Ты? - полувопросительно обратился он к Сотнику, склоняя голову к плечу. - Я, - отозвался тот, останавливаясь в паре шагов. - Не ожидал. - Я тоже. - Ты со мной? - Не думаю, - Сотник обвел взглядом бурлящую площадь. - Жаль... Что скажешь? - Останови их. - С чего бы это? - Я прошу тебя. - И что с того? - Я прошу тебя, - с нажимом повторил мой сосед. - Нет. - Тогда я остановлю их. - Что ж. Попробуй, - Эван демонстративно сложил руки на груди. Сотник не шагнул, а перетек в сторону, как капелька жидкого серебра, не затратив ни единого движения на пролетевшего у него за спиной и ухнувшего в сугроб Воробья. Карапуз намеревался дернуть меня за рукав, поторапливая, но застыл, завороженный происходящим. Да и мое желание дать деру, хоть и не исчезло вовсе, но, вытесненное любопытством, спряталось в самый далекий уголок сознания. Заячья Губа, волочивший Гелку, попытался нащупать рукоятку кинжала. Сотник отправил его в снег вслед за Воробьем, рванув за рукав добротного полушубка. Девка подхватилась на ноги и с выпученными глазами бросилась куда глаза глядят, но поскользнулась и ткнулась лбом в колени Карапуза, который накинул ей на плечи поспешно сброшенный кожушок. А схватка продолжалась. Трехпалого, с размаху опускающего кайло, Сотник пропустил мимо себя, сильно ткнув кулаком в затылок.