— Вот и займитесь этим, когда будете с ними, — предложил доктор. — Мы уже собрались было списать этого капитана на берег. Но сейчас командование говорит нам, что у него с командой хорошие, если не больше, шансы на успешное проведение похода к Новой Земле. Но только в случае обязательного наличия всех иных условий.
Он замолчал и потянул себя за мочку уха.
Рэмси воспринял сигнал и подумал: «Ага, так вот в чем штука. Какая-то важная шишка не согласна с моим включением в операцию, а для Обе жизненно важно, чтобы я попал в эту команду. С кем же мы играем? С адмиралом? Да нет, он сделает все, достаточно слова Обе. — Энсин перехватил хмурый взгляд коммодора, сидящего слева от Оберхаузена и впервые заметил отблеск на его петлицах. — Советник президента! Вот кто это может быть». — И одно из этих условий — скрытое наблюдение психолога, — высказал предположение Рэмси. — А как вы собираетесь подключить капитана к моей системе дистанционного тестирования без его ведома? — Адмирал Белланд предложил остроумное решение, — объяснил доктор Оберхаузен. — Служба Безопасности имеет новый детектор для обнаружения и борьбы с этими шпионскими передатчиками. Шарик динамика хирургическим путем вживляется в шею. Он подключен к волновым сканерам, которые вживляются под мышками. Миниатюризация позволяет нам вместе с динамиком поместить и нужное вам регистрирующее устройство. Рэмси поклонился адмиралу.
— Разумно. Итак, вы снарядите капитана подобным образом, а я буду постоянно следить за его психическим состоянием. — Именно так, — заметил Оберхаузен. — Правда, здесь возникали кое-какие возражения. — Слепые глаза уставились на сидящего слева коммодора. — Их смысл в том, что у вас нет длительного боевого опыта работы на подводном буксире. А это особенная служба.
Коммодор согласно кивнул и поглядел на Рэмси. — Мы уже шестнадцать лет находимся в состоянии войны, — сказал он. — Как получилось, что вы избегли боевых действий? «О, этот снобизм, — думал Рэмси. Он повернул коробку с телеметрической аппаратурой, пока одна ее грань полностью не закрыла коммодора. — А когда сомневаешься, начинай всех охаивать».
— Каждый человек, которого мы сохраняем для боевых действий, приближает нашу победу, — ответил Рэмси.
Жестокое лицо коммодора начало багроветь.
— У мистера Рэмси уникальная комбинация образований — психология и электроника — и он слишком ценен, чтобы им рисковать, — объяснил доктор Оберхаузен. — Он выполняет только особенные задания — как в случае с «Дельфином» — когда только он может справиться. — Если он настолько ценный специалист, почему вы рискуете им сейчас? — потребовал ответа коммодор. — Нет, все это в высшей степени не правильно! Адмирал Белланд поглядел на него.
— Да, Льюис, действительно разработанным мистером Рэмси оборудованием для телеметрии эмоционального состояния может пользоваться и кто-то другой. Но дело в том, что его изобретательность может быть весьма полезной, особенно в нашем случае.
— Можете считать меня грубияном и невежей, — сказал коммодор, — но тогда бы мне хотелось знать, почему этот молодой человек — если уж он настолько хорош — все еще, — он искоса глянул на петлицы Рэмси, — все еще энсин.
Доктор Оберхаузен поднял руку.
— Позвольте мне ответить, дорогой адмирал.
Он повернулся к коммодору.
— А все это потому, что есть люди, которых возмущает факт, что мне удается не дать напялить униформу на себя самого и на лучших сотрудников своего отдела. Это те, кто вообще не видит необходимости в существовании этого особого отделения. И весьма прискорбно, что те из моих людей, которым приказано одеть форму, с огромнейшим трудом поднимаются по служебной лестнице, несмотря на уровень их талантов.
Похоже, что коммодор был готов взорваться.
— Но по праву, — добавил доктор, — мистер Рэмси мог быть уже как минимум коммодором.
Кто-то закашлялся, и это нарушило тишину, повисшую в комнате. Рэмси захотелось очутиться где угодно, лишь бы подальше от глаз коммодора. Тот сказал:
— Ладно, беру свои возражения назад.
Но тон его голоса говорил: «Моего мнения вам не изменить». — Я собираюсь, — добавил доктор Оберхаузен, — после выполнения данного задания освободить мистера Рэмси от действительной службы и сделать начальником отдела, занимающегося проблемами подводников. Кривая усмешка дернула уголок рта коммодора.
— Если он останется в живых, — заметил он.
Рэмси стерпел.
Как бы не услышав последних слов, доктор продолжил:
— Подготовка будет весьма сложной, но у нас есть пять недель и все возможности ПсиБю.
Белланд с трудом извлек свое тело из кресла и сделал шаг. — Джентльмены, если вопросов больше нет, то, надеюсь, мы все остались довольны мистером Рэмси. — Он поглядел на свои наручные часы. — Его ждут медики, и теперь ему понадобится каждая минута из предстоящих пяти недель. Рэмси поднялся из-за стола, взял свой ящик под мышку. В его глазах было недоумение.
— Готовьтесь стать снаряженным, как ходячая поисковая система, — сказал Белланд.
Доктор Оберхаузен материализовался рядом с Рэмси.
— Если ты не против, Джонни, пойдем вместе.
Он взял Рэмси под руку.
— У меня есть подборка материалов по коммандеру Спарроу — капитану этого подводного буксировщика — и двум другим членам экипажа, сокращенная до необходимого минимума. В Бюро мы окружим тебя особой опекой. Для нас ты будешь особо ценным пациентом… Рэмси услыхал, как за спиной Тернер сказал кому-то:
— Доктор Оберхаузен назвал этого энсина Джоном. Неужели это тот самый долговязый Джон Рэмси, который… Последние слова были заглушены, когда рядом заговорил доктор:
— Похоже, Джонни, вам придется тяжеловато.
Они вышли в коридор.
— Вашей жене мы уже сообщили.
Оберхаузен понизил голос.
— Вы держались очень хорошо.
Внезапно до Рэмси дошло, что он позволил слепому вести себя. Он рассмеялся, но потом посчитал, что следует объяснить свое веселье:
— Так же, как и вы, когда отшили этого наглого коммодора. — А вы ни в чем не солгали, — сказал доктор. — Но я об этом не стану говорить. А теперь о коммодоре: он как раз входит в группу, выступающую против повышения в должностях людей из ПсиБю. Энсин Рэмси внезапно понял, что ему расхотелось смеяться.
* * *
… Очень часто о тех пяти неделях подготовки к операции Рэмси говорил, как о «времени, когда я похудел на 20 фунтов». Ему предоставили три комнаты в закрытом для других крыле Военно-Морского Госпиталя в Юнадилле: белые стены, мебель из ротанга и красного дерева, вся прожженная сигаретами; работающий телевизор и многофункциональная больничная койка на высоких ножках. Одна комната предназначалась для подготовки: гипнофон, настенные диаграммы, макеты, аудиокассеты, фильмы.
Его жена, Дженнет, белокурая медсестра, получила расписание посещений: субботние вечера и воскресенья. Их детям, Джону-младшему, которому исполнилось два года, и четырехлетней Пегги в госпиталь приходить не разрешалось, так что их увезли к бабушке в Форт Линтон в штате Миссисипи. В первый же субботний вечер Дженнет, одетая в красное платье из одного куска материи, ворвалась к нему в гостиную. Она поцеловала Рэмси и воскликнула:
— Я так и знала!
— Что знала?
— Что рано или поздно Флот и этот чертов Обе станут регулировать нашу сексуальную жизнь.
Рэмси, предупрежденный о том, что каждое его слово и жест здесь фиксируются, попробовал заставить ее замолчать. — Да знаю я, что они подслушивают, — заявила Дженнет.