Им была присуща неукротимая тяга к нейронам человека - проникнув под кожу, они неторопливо прогрызали себе дорогу вдоль нервных волокон, пока, добравшись до мозга, не наедались досыта, чтобы инкапсулироваться и отложить яйца.
- Паршиво, - бросил Мердок, заметив ее реакцию. - Тяжелая работа, конечно... но этого мы ожидали с самого начала. Здесь собрались самые преданные на всей нижстороне работники.
Легата глянула на кучку этих преданных работников, сидевших среди плазовых чанов, - на невыразительные кислые лица. Все, кого видела Легата в переходах лаборатории, были бледны, морщинисты, изнурены. Никто не смеялся; даже нервная улыбка не нарушала всеобщей тоски. Только брякали инструменты, гудели машины, ныла тягостная пустота отчуждения.
Мердок внезапно ухмыльнулся.
- Но вы желали поглядеть на Сад, - бросил он, поворачиваясь и подавая знак следовать за ним. - Сюда.
Он провел Легату через сдвоенный шлюз в помещение, служившее, казалось, тренировочным залом для молодых спецклонов. Несколько созданий крутилось у входа, и при виде Мердока они расступились.
"Они его боятся", - поняла Легата.
В другом конце зала, за барьером, виднелся еще один шлюз.
- А там что? - поинтересовалась она.
- Туда мы сегодня не попадем, - ответил Мердок. - Идет дезинфекция.
- О! А что там такое?
- М-м-м... можно сказать, сердце Сада. Я называю его Теплицей. - Он обернулся к бродившим неподалеку молодым спецклонам. - Вот, кстати, и юная поросль, только что из нашей Теплицы. Они...
- А другого названия у вашей Теплицы нет? - поинтересовалась Легата.
Ей не нравилось, как отвечает на ее вопросы Мердок. Слишком уклончиво. Он лжет.
Мердок обернулся к ней, и Легата ощутила укол страха. В глазах его плескался восторг, выдававший потаенное, гнусное знание.
- Некоторые еще называют ее Комнатой ужасов, - ответил он.
"Комната ужасов?"
- И нам туда нельзя?
- Не сегодня. Быть может, вы истребуете пропуск немного позже?
На сей раз Легата смогла сдержать дрожь. Но он так смотрел на нее, с таким жадным блеском в глазах...
- Я вернусь и осмотрю вашу... Теплицу позднее, - решила она.
- О да. Непременно вернетесь.
От вас Аваата узнает слова великого поэта-философа, сказавшего: "Не повстречав чужого разума, ты не узнаешь, что значит быть человеком".
Так и Аваата не знала, что значит быть Аваатою.
Это истина и одновременно - поэзия. А поэзия теряется в переводе. Потому мы позволяем вам называть этот мир Пандорой, а нас - Аваата. Первые же из вас называли нас растением. Сквозь это слово проглядывали глубинные пласты вашего прошлого, и Аваата ощутила страх. Вы пожираете растения, чтобы потребить накопленную ими энергию. Ваше бытие построено на чужой погибели. Бытие Авааты строится на чужой жизни. Аваата поглощает минералы, камни, море, солнечный свет и порождает из всего этого новую жизнь. Скала Авааты усмиряет буйство морей и гасит колебания, вызванные притяжением солнц и лун.
Познав человека, Аваата вспоминает все. Помнить - хорошо, и Аваата помнит. Мы пожираем собственную историю, и она сохраняется. Мы - один разум, один язык. Смятение бурь не может оторвать нас друг от друга, от скал, что держат нас, от небес, замыкающих в себе море и омывающих нас приливами. Это так, ибо так повелели мы.
Мы заполняем море своими телами, смиряя волны. В тени Авааты водные создания обретают убежище, в нашем свете находят пропитание. Они дышат источаемыми нами богатствами. За то, что мы отвергаем, сражаются они между собою. В хищном буйстве своем не смотрят они на нас, а мы взираем, как растут они, как вспыхивают, подобно солнцам, в морской толще и гаснут на дальнем краю ночи.
Море питает нас, и в токах его мы возвращаемся в море. Сила Авааты - в скале, и вместе с силой растет гнездо. В скале единение Авааты, ее тягость и кровь.
Своей силой Аваата приносит морям успокоение, смиряет капризный гнев приливов. Без Авааты море визжит от ярости в столкновении льда и камня, жарким безумием подстегивает ветры. Без Авааты гнев волн захлестнет этот мир тьмой на тонкой белой грани смерти.
Это так, ибо так сделали мы - Аваата: барометр жизни.
Атом к атому - выйдет молекула; молекула за молекулой - в цепочку, вьющуюся снова и снова в лучах света; клетка за клеткой - выйдет бластула, ресничка к щупальцу - и из тишины прорастает шевеление жизни.
Аваата выделяет загадочный газ из морских вод и взлетает в мир облаков и гор, где в страхе пробегают по небесам звезды. Аваата взмывает из моря на крыльях газа, чтобы найти край, где проросла искра жизни. И там Аваата отдает себя любви и возвращается в море, и замыкается круг, не имея конца.
Аваата питает и поглощает. Аваата дает кров в своем убежище. Пожирает и кормит собой. Любит и любима. Рост - вот путь Авааты. В росте - жизнь. Смерть таится в покое, в то время как Аваата ищет покоя в росте, ищет равновесия течений, и Аваата живет.
Ибо так творит Аваата.
Если ты познаешь все это о чужом разуме и сочтешь его чужим - ты не знаешь, что значит быть человеком.
Керро Паниль, переводы из "Авааты".
Вас называют "Проект "Сознание", но
ваша истинная цель - проникнуть за рамки,
которые всеобщий импринтинг ставит
человечеству. Ответить на неизбежный вопрос:
не является ли самосознание лишь
разновидностью галлюцинации? Повышаете вы
уровень самосознания или понижаете его
порог? Опасность последнего в том, что вы,
пользуясь военной аналогией, не можете
позволить себе бездействия.
Из первоначального задания
капеллан-психиатру безднолета "Землянин".
Во время своих ночьсторонних прогулок Оукс любил блуждать бесцельно, не привлекая внимания к своей важной персоне. Он приложил много сил и стараний к тому, чтобы и на борту, и на нижстороне оставаться лишь именем. Немногие знали его в лицо, а большую часть официальных обязанностей капеллан-психиатра брали на себя помощники - установленные богоТворения в коридорных часовнях, распределение продуктов на нижстороне, контрольные проверки тех корабельных функций, которые не требовали человеческого вмешательства вовсе. Власти капеллан-психиатра полагалось быть сугубо номинальной. А он хотел большего.
Кингстон бросил как-то в сердцах: "У нас слишком много свободного времени. Мы как те пустые руки из поговорки, и бес найдет нам дело".
Той ночью воспоминания о его предшественнике преследовали Оукса неотступно. Во всех внешних проходах стены и потолки были усеяны сенсорами глазами и ушами Корабля. Они тускло поблескивали в лилово-синем ночном свете, поворачивались к каждому проходящему мимо, а потом теряли его из виду.
От Льюиса до сих пор ни слова. Отчет Легаты ставит больше вопросов, чем дает ответов. Или Льюис решил начать свою игру? Невозможно! Смелости у него на это не хватит. Он по натуре своей не вожак, он вечный закулисный кукловод.
Тогда что же случилось?
Слишком много навалилось на плечи Оукса, и все разом. Невозможно дольше откладывать отправку этого поэтишки... Керро Паниля... на нижсторону. Да еще новый кэп, которого Корабль вытряхнул из спячки! Обоих следовало бы привязать друг к другу и следить за ними непрестанно. А еще пора уже начинать программу уничтожения электрокелпа. Народ на нижстороне достаточно поголодал, чтобы наброситься на любого козла отпущения.
Да в придачу неприятная история с воздухом в его каюте. Это что же корабль правда пытался удушить его? Или отравить?
Завернув за угол, Оукс увидал на стенах коридора светящиеся зеленые стрелки, показывавшие направление к обшивке корабля.