Кто знает, что этим деревенским в головы придет?
– Не привяжутся. Они меня знают, я бывал здесь не раз! – заявил Раф. Вокруг алого ротика искушенного ангелочка проступили глубокие складки. Виктору он показался измученным до полусмерти и старым.
– Пусть только посмеют! – Виктор гордо расправил плечи. – Не забывайте, что с вами приехал герцог собственной персоной. Запомнили, ребята. Герцог! Его светлость.
– Все помним, – спешно подтвердил Димаш, хотя было ясно по его обескураженной физиономии, что про уговор он наверняка забыл.
Лесовоз, наконец, рыкнул, газанул и заехал внутрь. За ним тут же последовал вездеход, аккуратно, будто на цыпочках, миновал выбитую грузовиками ямину у ворот и по главной (и единственной) улице прямиком вкатился на деревенскую площадь. В центре площади стояла огромная ель – в деревне готовились к Рождеству и Новому году. Немаленькая оказалась деревня – домов сорок, а то и больше. Хорошие дома, двухэтажные, со ставнями на окнах, с верандами; вокруг домов сараи, конюшни, коровники.
Народ уже высыпал наружу. Раф первым выскочил из машины – прежде Ланьера. Навстречу прибывшим выступил невысокий крепко сбитый мужик лет пятидесяти с лысым черепом и коротко остриженной рыжеватой бородой – сразу видно, что староста. За ним шагал давешний охранник.
– Добрый день, ваша светлость! Завсегда рады вас видеть! – поклонился староста. Низко поклонился. Но без подобострастия. Похоже, вездеход герцога и сходство Виктора с отцом старосту обманули. – За картошкой приехали?
– За ней самой, – тут же встрял в разговор Раф. – Хороший нынче урожай?
– Недурен. Дай-ка, гляну, вправду ли вы нашего Ланса нашли.
Подошел к вездеходу ближе, глянул, вздохнул, поскреб пятерней бороду.
– Ланса в дом несите, – приказал охраннику. – Пускай Кощей поглядит, что и как. Где вы его отыскали? – повернулся он к Виктору.
– Возле треснувшей скалы, – отвечал вместо Виктора Раф. – Его мары взяли в плен. Их было семеро. Мы их положили.
«Ну надо же, положил он! Вот бахвал», – усмехнулся про себя Виктор и даже дернул ртом, не в силах подавить усмешку.
– Всех насмерть? Да вы голову ему придерживайте! Голову! – закричал староста на неумелых носильщиков, что доставали из фургона раненого. – Эх, как они его. Всех говорю, насмерть?
– Нет, один живой, легко ранен. В кузове лежит, в мешке, связанный, – сказал Виктор. – Вам привезли в подарок. Вы решайте, что с ним делать.
– Достань-ка его, Вальдек, – велел староста тому парию, что охранял прежде ворота.
Тот бросился исполнять. С помощью Димаша извлекли пленника из кузова.
– Это же наш Кузька! – ахнул Вальдек. – Он летом сказал, что за ворота уйдет. Серебряных безделушек натырил и удрал. Вот с-сука...
– В карцер его! – приказал староста. – Запереть, не выпускать, охрану поставить! Там еще наши были?
– Нет. Только мары.
– Откуда вам знать, наши они или пришлые?! Сам съезжу, погляжу. Накормите их, – бросил староста кому-то через плечо. – Вернусь – поговорим о цене на картошку. А ты, Адрюс, – приказал он юноше лет восемнадцати, – живо на коня да скачи в Грибное. Скажи: мары объявились, надо дозор ставить. Да напомни, что они нам трех коров задолжали. Не отдадут, картошку придержим. У нас хранилища бездонные в безвременной зоне. Картошка может три года лежать, и все будет – как вчера выкопанная. Они про это каженный год забывают, напоминать по пять раз надо. Так и скажи: не будет коров – картошки не получат.
Ясно было, что нарочно он это все говорил – для гостей из крепости. Цену набивал. Прижимистый мужик, ох прижимистый. Но слушались его беспрекословно, команды выполняли с усердием. Хорошо картофельники жили под присмотром Михала.
И еще Виктор подумал, что староста с Бурлаковым в натянутых отношениях. То есть внешне делают вид, что дружат, но при этом друг друга крепко недолюбливают.
– Слышал, в крепости у вас в этом году народу больше обычного? – какбымежду прочим спросил староста. – Значит, и маров будет – как грибов в сентябре. Ну, не мне тебя мэрами пугать. Они твое имя заучили. После того как ты тридцать трупов вдоль дороги развесил. В безвременной зоне до сих пор трое болтаются.
«Отец?» – изумился Ланьер.
Но виду не подал. Лишь кивнул, изображая понимание.
7
Женщина лет тридцати в затрапезной рабочей одежонке провела гостей в ближайший дом, усадила посланцев крепости за стол на кухне. Еда была самая что ни на есть вкуснейшая – жареная на сале картошечка. Да еще пиво домашнее. Пятеро гостей дружно навалились на угощенье. Кажется, моглибыдо утра челюстями работать, да боялись, что пузо лопнет.
– Картошка у них отличная, нигде больше такая не растет, – рассказывал Раф. – В прошлом году отдавали килограмм за патрон. Но в этом – цены повысят. Уже пронюхали, что в крепости народу много. Значит, догадываются, жратва нам нужна позарез.
Мог бы и не говорить. Виктор и сам понял: староста своего не упустит. Раф приподнялся, зашептал в самое ухо:
– Сработало, точно, сработало. Никто и не заметил, что ты – другой!
– Молчи! – шикнул на него Виктор.
Раф подмигнул брату и уселся на место.
Вместе с гостями за стол пристроился какой-то мужичонка из местных, тощий, узкоплечий, длиннолицый, со светлыми глазами навыкате.
– И откуда только чужаки берутся, – бормотал мужичонка, споро работая ложкой. – Каженный год являются, и всем жрать подавай. Всю нашу картоху сжирают, бездельники.
– Через врата они приходят, из другого мира, – механически отвечал Ланьер, как портальщик привыкший на любой вопрос тут же давать ответ.
«Ты, как комп, что ни спросишь, тут же отвечаешь», – говорила ему Алена.
«Увижу ли я ее? » – подумал он с тоской.
Стало на душе тревожно, в жаркой кухне мороз подрал до костей. Алена, Алена... Он бы многое отдал, чтобы очутиться сейчас на той стороне и увидеть ее. Вспомнил вдруг, как они последний раз вместе встречали Новый год. Волна воспоминаний захлестнула его и понесла.
– Нет никакого другого мира! – завопил вдруг мужичок тонким срывающимся голосом, и Ланьер очнулся.
Мужичок выкатил глаза, рот скривил набок, да и все лицо перекосилось.
– Как нету? – Димаш так изумился, что перестал жевать, – Мы же оттуда, весной пришли. Виктор Павлович, ну скажите ему!..
– Нету другого мира! Вранье! Только наш мир есть! Только наш!
– Что ж получается, эта земля – одна-единственная? – хмыкнул Каланжо. – И нет ни Парижа, ни Нью-Йорка, ни Москвы?
– Всё это было, да сгинуло! Война сожрала! – еще громче завопил мужичок. – А потом придурки всякие выдумали, что есть другой мир, где всеобщее счастье и благоденствие, и никто там никого не убивает. Выдумки все это. Вранье! Только этот мир! Только один, наш! А тот, второй, придумали, чтоб нас обманывать и картошку нашу отнимать.
Димаш с Томом переглянулись. Капитан Каланжо пожал плечами, Раф повертел пальцем у виска.
– Интересная теория, – сказал Ланьер. – Что-то мне это напоминает.
Тем временем женщина из-за спины сумасшедшего делала гостям отчаянные знаки, умоляя, чтобы новички не лезли в спор, – психа ни за что не разубедить.
– Иван Данилович, да знаем мы, знаем все это. Ты нам уже все доказал сто раз, – стряпуха погладила спорщика по плечу. – Нету второго мира. Мы – единственные.
– Ничего, скоро я вам все докажу, я вам покажу ваш хваленый Нью-Йорк. Увидите. И статую Свободы увидите. Все покажу. Лета надо только дождаться.
– И далеко отсюда Манхеттен? И здание ООН? – не мог успокоиться Димаш, слушая подобную ахинею.