Но я подумал, что в этом виноват сиреневый оттенок, какой иногда бывает у видеоэкрана.
– Саня, - сказала Ружена. - Я жду тебя на аэродроме, стратоплан ЛТ-347. Приезжай немедленно.
Я ничего не понял и спросил, что произошло. Но она повторила: "Жду тебя", и повесила трубку.
На ближайшей площади я сел в вертолет и помчался на аэродром. Утро было ясное и прохладное. Это немного успокоило меня. На аэродроме меня проводили к большому пассажирскому стратоплану, готовому к отлету. Стратоплан взлетел, едва я вскарабкался в кабину. Я больно стукнулся грудью о какую-то раму. Затем я увидел Ружену и сел рядом с ней. Она действительно была бледна и покусывала нижнюю губу.
– Куда мы летим? - осведомился я.
– На Северный ракетодром, - ответила она. Она долго молчала и вдруг сказала:
– Валентин возвращается.
– Что ты?!
Что я мог еще сказать? Перелет длился два часа, и за эти два часа мы не сказали ни слова. Зато другие пассажиры говорили очень много. Все были очень возбуждены и настроены недоверчиво. Никто не понимал, почему "Муромец" возвращается. Я узнал, что вчера вечером была получена радиограмма от Петрова: начальник Третьей звездной сообщал, что на "Муромце" вышли из строя какие-то устройства и он вынужден идти на посадку на земной ракетодром, минуя внешние станции.
– Петров просто испугался, - сказал пожилой толстый человек, сидевший позади нас. - Это не удивительно. Это бывает в Пространстве.
Я глядел на Ружену и видел, как дрогнул ее подбородок. Но она не обернулась. Оборачиваться не стоило. Петров не у м е л пугаться.
– Так было с Конгом, - подтвердил кто-то.
– А параллельный прием? - спросил молодой межпланетник. У него было изуродованное лицо и злые глаза.
И все стали рассуждать относительно параллельного приема. Оказывается, и до и после радиограммы Петрова с "Муромца" почему-то продолжали поступать сигналы, отправленные еще в первую неделю после отлета. Сигналы были страшно искажены, но в каждом из них явственно проступало рутинное "ВТ" - "все благополучно". Спор был в самом разгаре, когда стратоплан стал снижаться.
Мы опоздали. "Муромец" уже сел, и мы сделали над ним два круга. Я хорошо разглядел корабль. Это уже не была елочная игрушка. Посреди тундры под синим небом стояло, накренившись, громадное сооружение, изъеденное непонятными силами, покрытое странными потеками. От него поднимался розовый пар.
– Это - трусость? - проговорил межпланетник с изуродованным лицом.
Стратоплан приземлился километрах в десяти от "Муромца". Ближе было нельзя - "Муромец" заразил местность при посадке. Мы вышли. Верхняя часть корабля черной тенью висела над горизонтом. От земли поднималось влажное тепло, время тянулось бесконечно долго. Прибыло еще несколько стратопланов. Мы ждали. Наконец послышалось стрекотание, и низко над нашими головами прошел вертолет. Вертолет сел в сотне шагов от нас.
Затем произошло чудо.
Из вертолета вышли трое и медленно направились к нам. Впереди шел высокий худой человек в поношенном комбинезоне. Он шел и похлопывал себя по ноге тростью изумрудного цвета. За ним следовал приземистый мужчина с пушистой рыжей бородой и еще один, сухой и сутулый. Мы молчали. Мы еще не верили. Трое подошли ближе, и тогда Ружена закричала:
– Валя!
Человек в поношенном комбинезоне остановился, отбросил трость и почти бегом кинулся к нам. У него было странное лицо: без губ. Не то лицо было таким красным, что губы не выделялись на нем, не то губы были слишком бледными. Но я сразу узнал Петрова. Впрочем, кто, кроме Петрова, мог прилететь на "Муромце"? Но этот Петров был почти стар, и у него не было левой руки - пустой рукав заправлен под пояс комбинезона. И все-таки это был Петров!
Ружена побежала к нему навстречу. Они обнялись.