Я уговорил столяра, и он вырезал парню крылья…
Две фигуры, над которыми трудился Микеланджело, составляли как бы отдельную картину. Помещались они в нижнем углу люнета, под остроконечной
горой, увенчанной рыцарским замком. Остальное пространство люнета было заполнено двадцатью фигурами, окружавшими смертное ложе богородицы с
высоким изголовьем, лики святых и апостолов были изображены почти с одним и тем же горестным выражением. Самое Марию было трудно разглядеть.
Когда Микеланджело, закончив работу, спустился с лесов, Якопо взял в руки маленькую черную шляпу Давида и обошел с нею мастерскую по кругу: все
бросали в шляпу по несколько скуди, чтобы купить в складчину вина.
Якопо провозгласил первый тост:
– За нашего нового товарища, который скоро будет учиться у Росселли!
Микеланджело был горько обижен.
– Зачем ты так говоришь?
– Затем, что ты погубил люнет.
Вино Микеланджело не правилось никогда, но этот стакан кьянти показался ему особенно кислым.
– Замолчи, Якопо, я не хочу тебя слушать. И не хочу никаких ссор.
Когда день был уже на исходе, Гирландайо подозвал Микеланджело к своему столу. Он не сказал ему ни слова по поводу фрески, не похвалил, не
побранил – будто мальчик никогда и не поднимался на леса и не писал этих святых.
– Вот все говорят, что я завистлив, и, пожалуй, не ошибаются, – начал он, уставясь своими темными глазами на Микеланджело. – Но только я завидую
не тем двум твоим фигурам – они незрелы и грубы. Может, они по своему и примечательны, но отнюдь не тем, что исполнены лучше, чем пишут в нашей
мастерской, – нет, они сделаны совсем в другом духе. Мой шестилетний Ридольфо – и тот выдергивает стиль боттеги точнее, чем ты. Но я хочу
сказать без обиняков: понимая, какие у тебя способности к рисованию, я завидую твоему будущему.
Микеланджело слушал его с чувством смирения, которое испытывал редко.
– Что я собираюсь с тобой сделать? Отослать тебя к Росселли? Нет и еще раз нет! Нам предстоит уйма работы над новыми фресками. Ты будешь
готовить картон с фигурами для правой стороны. Только, будь добр, ничего не выдумывай, не лезь на рожон.
Поздно вечером в тот же день Микеланджело вернулся в опустевшую мастерскую, вынул из стола Гирландайо свои копии старых рисунков и положил туда
подлинники. А наутро, проходя мимо Микеланджело, Гирландайо тихонько сказал:
– Спасибо, что ты вернул мне рисунки. Надеюсь, они были тебе полезны.
13
Зима в долине Арно выпала в тот год едва ли не худшая на всю Италию. Небо было свинцового цвета, стужа, проникая сквозь камень и шерстяную
ткань, больно кусала тело. Вслед за холодами пришли дожди, вода текла по замощенным булыжником улицам целыми реками. А все, что было не
замощено, покрылось грязью, превратилось в болото. Единственным памятным зрелищем для флорентинцев был в эту зиму приезд Изабеллы Арагонской:
она остановилась в городе, направляясь в Милан, чтобы обвенчаться там с герцогом; ее сопровождала обширная свита дам и кавалеров, разодетых на
деньги отца Изабеллы, герцога Калабрийского.
В мастерской Гирландайо был всего навсего один камин. Художники усаживались подле него, лицом к огню, за полукруглый стол и сидели, прижимаясь
друг к другу, – спины их были на холоде, но руки все же согревались, и можно было работать. Церковь Санта Мария Новелла вымерзла и того сильнее.
На хорах держался морозный сумрак, будто в подземелье. По церкви гулял ветер, раскачивая доски и кожаные ремни лесов. Писать там было немыслимо:
жгучий, словно ледяная вода, воздух затруднял дыхание.
Но как ни сурова была зима, стояла она недолго.
Писать там было немыслимо:
жгучий, словно ледяная вода, воздух затруднял дыхание.
Но как ни сурова была зима, стояла она недолго. В марте северный ветер стих, солнце стало горячей, а небе проглянула голубизна. На второй день
после того, как установилась теплая погода, Граначчи влетел в мастерскую, обычно задумчивые его глаза горели. Микеланджело редко видел своего
друга в таком волнении.
– Идем со мной. Я тебе что то покажу.
Граначчи попросил у Давида разрешения отлучиться, и через минуту друзья были на улице. Граначчи повел Микеланджело через весь город, к площади
Сан Марко. Однажды им пришлось остановиться: преграждая путь, по улице двигалась процессия с мощами Святого Джироламо, взятыми из алтаря Санта
Мария дель Фиоре, – челюстью и костью руки, богато оправленными в серебро и золото. Друзья вышли на Виа Ларга – тут, напротив церкви, были
ворота.
– Вот сюда я тебя и веду, – сказал Граначчи.
Он распахнул ворота. Микеланджело сделал несколько шагов вперед и в смущении остановился.
Перед ним был обширный, продолговатый в плане сад с небольшим – типа павильона – зданием посредине; прямая дорожка вела к пруду – там был виден
фонтан и мраморная статуя на пьедестале: мальчик вытаскивал из ноги занозу. На просторной террасе павильона, за столами, работало несколько
молодых люден.
Вдоль всех четырех стен сада тянулись открытые лоджии, где стояли античные мраморные бюсты! – императора Адриана, Сципиона, императора Августа,
матери Нерона Агриппины, там же стояло множество изваяний спящих купидонов. Прямая, как стрела, дорожка, ведущая к павильону, была обсажена
кипарисами. К зданию павильона шли тропинки ото всех четырех углов сада – они были тоже обсажены деревьями, а меж тропинок зеленели широкие, как
поле, лужайки.
Микеланджело был не в силах оторвать свой взгляд от террасы, где двое юношей трудились над каменной глыбой, обмеривая и размечая ее, в то время
как несколько других молодых людей орудовали крупными резцами троянками.
Заикаясь, Микеланджело спросил у Граначчи:
– Кто… что… что же это такое?
– Сады скульптуры.
– Но… для какой цели?
– Это просто школа.
– …школа?
– Для обучения скульпторов.
Мальчик так и присел.
– Каких скульпторов?..
– Сад этот – владение Клариссы Медичи. Его купил для Клариссы Лоренцо, чтобы в случае его смерти Кларисса здесь жила. В июле прошлого года
Кларисса скончалась, и Лоренцо открыл тут школу скульпторов. Главным наставником в школе он назначил Бертольдо.
– Да Бертольдо же умер!
– Нет, он не умер, хотя и был при смерти. По приказу Лоренцо его перенесли сюда из больницы Санто Спирито на носилках. Лоренцо показал ему сады
и сказал, что Бертольдо должен добиться того, чтобы скульптура во Флоренции снова достигла великого расцвета. Бертольдо поднялся с носилок и
обещал Лоренцо, что эпоха Гиберти и Донателло наступит вновь.
Микеланджело жадно оглядывал сад, обошел все лоджии, любуясь статуями, греческими урнами, вазами, стоявшим подле ворот бюстом Платона.
– Бертольдо сейчас на веранде, – сказал Граначчи. – Я знакомился с ним однажды. Хочешь, мы подойдем к нему?
Микеланджело в знак согласия энергично мотнул головой.
Они прошли по усыпанной гравием дорожке, обогнули пруд и фонтан. Несколько человек самого разного возраста – от пятнадцати до тридцати лет –
работали на широких столах. Бертольдо выглядел таким слабым, что неизвестно, в чем держалась его душа; его длинные седые волосы были закутаны
тюрбаном.