", "Ничего не понимаю", "Боюсь, что вы сочтете нас шарлатанами, джентльмены..." - так началась за столом тревожная перекличка. Мак-Кэрри загадочно молчал, а Корнхилл и Барнс деликатно отводили глаза. Только сэр Грегори в силу своих губернаторских полномочий пытался рассеять дух сомнения и недоверия, уже витавший над белой скатертью с напитками и закусками.
- Не огорчайтесь, - повторял он, - прекрасный пикник. Уже одно это скрасит нашу морскую экскурсию. Попробуйте икры и водки. Достойные дары вашей великой страны, - адресовался он к особенно хмурому Рослову.
Тот вспылил:
- Не понимаю, почему повсюду в Европе или Америке, желая сказать приятное русскому, начинают хвалить русскую водку или русский балет. А лайнеры "Аэрофлота", на которых ежегодно курсируют десятки тысяч европейцев и американцев! А русские часы, потеснившие могущество часовой Швейцарии! А русские моды, покоряющие римлянок и парижанок!
"Ты прав, - сказал Голос, - интересная информация".
"Почему ты молчал?" - мысленно спросил Рослов.
"Я изучал новоприбывших. Один уже был здесь. Он неинтересен. Другие тоже. Только один заслуживает внимания".
"Высокий, седой, с орлиным носом, как у Пилата".
"Я не вижу. Вот ты представил его, и я записал его образ, отраженный в твоем сознании".
"Как - записал?"
"Ты представляешь себе свою авторучку. А затем - цепочка ассоциаций: пишущая машинка, телетайп, лента магнитофона. Нет, ваши земные способы несовершенны и хрупки. Я снимаю записи с мозговых рецепторов".
"Ты прочел их мысли?"
"Я прочел их жизнь. Всю накопленную ими информацию. И ничего не взял. Интересен один. Я вспомнил его работы. Они значительнее твоих, но и традиционнее. Ты более смел, и угол зрения твой шире - я говорю о научной смелости и научном зрении. Я знаю его новый замысел в математической разработке теории управления. Вы оба идете к одной цели, но кружными путями. Напрасная трата энергии мысли".
"Почему энергии?"
"Ты сам писал, что мысль рождается как результат сознательного отбора информации, как следствие каких-то энергетических процессов в материальной структуре мозга".
"Каких процессов?"
"Не знаю. Как и ты".
"А Мак-Кэрри?"
"И он. Вы ищете, а я жду".
"И не хочешь подсказать решение или не можешь?"
"Иногда могу. Если решение не вспышка гения, не что-то принципиально новое, а оптимальный результат отбора уже накопленной информации".
"Значит, и ты не гений?"
"Я не человек".
"Но вступаешь в контакт с человеком. А такой контакт не может быть односторонним. Отдавая часть своей информации, человек должен получить что-то взамен".
"Что?"
"Часть твоей".
"Не возражаю. Это тренировка памяти".
"Тогда ответь на вопросы прибывших со мной".
"Слишком много рецепторов. Трудно часто и произвольно менять настройку. Кто-нибудь из вас четырех всегда будет транслятором".
"Всегда?!"
"В период контакта. Я переключу настройку на другого, когда напряжение станет критическим".
"Тогда скажи всем, что ты существуешь - одной мыслью, - и переключись на меня".
"Не сразу. Мне потребуется короткий отдых. По аналогии с вашим. Но только по аналогии, иначе, к сожалению, объяснить не могу".
Весь этот мысленный диалог Рослов провел в состоянии прострации. Лицо гипсовая маска, снятая с мертвого. Мысль не отливалась в звуки - губы даже не дрогнули. Сначала никто не заметил этого - пикник затмил все. Белая скатерть на белом коралле под нейлоновым гребнем палатки. Тихий шорох волны. Небрежный обмен репликами, как стук шарика на столе для пинг-понга. Тук-тук: "Передайте подливку", "А тишина какая - даже океана не слышно", "Попробуйте устриц в шампанском - прелесть!", "А если гроза?..".
Первым заметил состояние Рослова губернатор.
- Вам нездоровится? - спросил он тревожно и недоуменно оглядел соседей.
- Что это с ним?
Барнс, сидевший рядом, толкнул легонько Рослова - тот даже не пошевельнулся.
- Кажется, без сознания, - сказал доктор Керн, подымаясь. - Похоже на каталепсию.
- Сядьте, док, - остановил его Смайли. - Не трогайте - он разговаривает.
- С кем?
- С кем здесь разговаривают? С хозяином острова.
- Не шутите.
- Какие уж тут шутки. Шутим не мы, шутят с нами.
- Анджей... - тихо позвала Янина. - Вы меня слышите?.. Матерь Божия, какой он бледный!
Смайли заметил, не скрывая раздражения:
- Вы были не розовее, когда очнулись. Кажется, мы все-таки дождались спектакля. Берегите нервы, джентльмены.
Маска Рослова вдруг ожила. В глазах блеснул огонек сознания, возвращенного из путешествия в никуда.
- Борода шевелится! - воскликнул Корнхилл. - Дайте ему виски.
Но Рослов уже без посторонней помощи проглотил свой стакан. Губернатор хотел сказать что-то, но так и замер с открытым ртом. Чужая мысль откликнулась в нем.
- Я здесь, господа. И я буду говорить с вами. Подумайте над тем, что вы хотите услышать.
- Кто это? - воскликнул губернатор. - Кто сказал?
- Я тоже слышал, - прибавил Керн.
- И я.
- Все слышали, - поморщился Смайли. - Послушаем лучше Энди.
Рослов, уже успевший проглотить солидный кусок омара, ответил сквозь зубы:
- Порядок, Боб. Он будет говорить с каждым и со всеми. Но через нас.
- Не понимаю.
- Он только что сказал мне, что слишком много рецепторов и ему трудно менять настройку. Каждый из нас четырех будет транслятором.
- Как на радио? - спросил Корнхилл.
- Почти. Готовьте ваши вопросы, господа. Он сейчас включится.
- Но вы успели его спросить, кто он и откуда?
- Не успел. Спросите сами. А мне надо заправиться перед сеансом. Рослов уже глодал жареного цыпленка.
- Предлагаю регламент, - вмешался до сих пор молчавший Шпагин. - Четыре настройки - четыре транслятора - это максимальная продолжительность сеанса. Первую настройку - вопросам профессора Мак-Кэрри, вторую Рослову, третью - мне с Яной, четвертую - вам, господа. Не обижайтесь: все предшествующие вопросы учтут и чисто научный, и общечеловеческий интерес. Вы дополните то, что мы упустим или забудем. Просьба задавать вопросы вслух, а не мысленно, мысленного контакта с нами не будет - передача, как выразился Корнхилл, пойдет через одного. И воздержитесь от личных, я бы сказал, неинтересных вопросов.
- Что значит "личных"? - спросил лорд Келленхем.
Ответить Шпагин не успел. Он вытянулся, побледнел, кровь отхлынула от лица, отдавая весь свой поток мозгу, и заговорил странно глухим голосом без интонаций и пауз, - Шпагин не Шпагин, а электронная машина с ее обезличенной акустикой.
- Я жду, профессор Мак-Кэрри.
Мак-Кэрри от волнения даже не мог начать, два раза стеснительно кашлянул и только потом спросил:
- Кто вы?
- Не знаю.
На мгновение Мак-Кэрри потерял дар речи, затем сказал:
- Не понимаю вас.
- А я - вас.
Мак-Кэрри уже вновь обрел присущее ему хладнокровие и, не повышая голоса, медленно и раздельно пояснил:
- Вы не Бог и не человек. Вы невидимы и тем не менее существуете. Ваши познания несомненны и значительны, и тем не менее ваш мысленный контакт с человеком возможен для вас только в пределах этого рифа. Когда я спросил: кто вы, я имел в виду - живое существо или машина?
- Ни то, ни другое. Я саморегулирующаяся система с ограниченным кругом задач.
- Каких именно?
- Все они сводятся к одной - полноте системы. Синтез информации о Земле, об эволюции живого вещества вашей планеты, о человеческом разуме, о знании, накопленном человечеством с тех пор, как оно научилось мыслить. Применяя земную терминологию, я - нечто вроде электронной памяти вашего мира.
- Значит, все-таки машина с ограниченной задачей накопления информации. Суперколлектор.
- Память - это не только накопление информации.