Уж лучше продолжать свой путь в одиночестве! Я все еще горюю по своему мужу, хотя он давно умер,- проговорила тетка, вздыхая, качая головой и вытирая легко набежавшую слезу, как она делала тысячу раз с тех пор, как стала жить в этом доме, смотреть за кладовыми и бельем и привела сюда своего сына, чтобы тот помогал Джудит вести дело.- Если бы не мой мальчик, который был мал и не мог позаботиться о себе, я бы ушла в монастырь в тот же год, как умер Уилл. В монастыре охотники за богатством не будут докучать женщине. Там ей будет спокойно, да-да.
Тетя Агата села на своего конька. Иногда казалось, что при этом она не понимает, что говорит в общем-то сама с собой.
В молодости она была хорошенькой, ее лицо и сейчас еще было розовым и сохранило приятные округлые черты, которые странным образом не соответствовали настороженно-острому взгляду ее голубых глаз и натянутой улыбке, появлявшейся у нее на губах в самую неподходящую минуту. Тогда казалось, что за ее мягкой внешностью таятся недобрые мысли. Джудит не помнила своей матери и часто думала о том, были ли похожи сестры. Однако эти люди - мать и сын - были ее единственными родственниками, и она без колебаний пригласила их жить вместе с ней. Майлс вполне отрабатывал то, что она на него тратила. Он показал себя превосходным управляющим во время долгой болезни Эдреда, когда Джудит не могла думать ни о чем другом, как только о муже и о будущем ребенке. А когда она вернулась в лавку, у нее не было желания снова брать бразды правления в свои руки. Джудит делала свою долю работы, как полагалось, присматривала за всем, однако она позволила, чтобы Майлс сохранил за собой место старшего мастера-суконщика. Лучше, если такой влиятельный торговый дом будет представлять мужчина.
- Увы,- вздохнула Агата, складывая шитье на своих полных коленях и роняя на него слезу, - у меня были обязанности в этом мире, тишина и покой были не для меня. А у тебя, бедняжка моя, нет ребенка, который держится за твой подол, ничто не привязывает тебя к этому миру, если ты захочешь оставить его. Однажды ты уже говорила об этом. Хорошенько подумай, не спеши. Но в общем-то ничто тебя не удерживает.
Вот именно, ничто! Иногда Джудит казалось, что мир - скучная пустыня и за него вряд ли стоит цепляться. Через день-другой, быть может, завтра, приедет сестра Магдалина из обители у Брода Годрика, лесной обители Полсвортского аббатства, чтобы забрать туда послушницей племянницу брата Эдмунда. Сестра Магдалина может взять с собой не одну, а двух послушниц.
Сестра Магдалина приехала на следующий день. После полудня Джудит сидела в зале, где работали пряхи. Будучи, за неимением братьев, наследницей семейного дела, она с детства хорошо изучила все этапы выделки сукна - от трепания и расчесывания шерсти до растягивания ткани на сукновальной раме и - как завершение - выкраивания одежды, но теперь обнаружила, что утратила сноровку за прялкой. Перед ней лежал пучок расчесанной шерсти рыже-красного цвета. В разное время года пользовались разными красками: в апреле и мае, как правило, красили собранным прошлым летом дроком, дававшим синий цвет, а за ним шли разные оттенки красного, коричневого и желтого, краски для которых Годфри Фуллер добывал из лишайника и марены. Годфри хорошо знал свое ремесло. Ткань, которую снимали с сукновальной рамы, имела по всей длине куска ровный, чистый цвет, окраска была прочной, и за материю можно было просить хорошую цену.
В зал вошел Майлс.
- К тебе посетительница,- объявил он, наклоняясь над плечом Джудит и с одобрением потирая большим и указательным пальцами клочок шерсти из привязанного к прялке пучка. - В твоей комнате сидит монашка из обители у Брода Годрика и ждет тебя. Она говорит, что в аббатстве ей сказали, будто ты хотела побеседовать с ней. Ты что, все еще подумываешь покинуть мир? Я полагал, что с этими глупостями покончено.
- Я сказала брату Кадфаэлю, что была бы рада повидать сестру Магдалину,- ответила Джудит, останавливая веретено.
- Только и всего. Она приехала сюда за новой послушницей - дочкой сестры попечителя лазарета.
- Тогда не дури и не предлагай ей еще одну послушницу. Я знаю, ты способна на всякие безумства,- добавил он шутливо и ласково похлопал Джудит по плечу. - Вроде того, когда отдала за розовый лепесток самый лучший дом в Форгейте. Не намереваешься ли ты увенчать эту сделку, отдав саму себя?
Майлс был на два года старше своей кузины и охотно играл роль взрослого, дающего мудрые советы, правда придавая им шутливое выражение, смягчавшее этот строгий образ. Молодой человек невысокого роста, но ладно скроенный, сильный и гибкий, он так же хорошо мог держаться в седле и успешно участвовать в состязаниях по борьбе и стрельбе из лука на берегу реки, как и управлял сукновальным делом. У Майлса, как и у его матери, были живые голубые глаза и светло-каштановые волосы, но полностью отсутствовало ее затуманенное, скрытое самодовольство. Если характер матери был - или казался - расплывчатым, неясным, то поведение сына было ясным и решительным. Джудит смело могла доверять его здравому уму во всех делах, связанных с торговлей, и была ему за это благодарна.
- Я могу поступать, как захочу,- произнесла она, поднимаясь и откладывая в сторону веретено с навитым на него клубком рыже-красных ниток.Знать бы только, чего я действительно хочу! Но сказать по правде, я словно брожу в потемках. А пока я рада буду поговорить с сестрой Магдалиной. Она мне нравится.
- Мне тоже, - охотно согласился Майлс.- Но я ревную тебя к ней. Этот дом развалится без тебя.
- Чепуха! - резко возразила Джудит. - Ты прекрасно знаешь, что он без меня будет существовать не хуже, чем со мной. Ведь крышу подпираешь ты, а не я.
Она не стала ждать его возражений, неожиданно ободряюще улыбнулась и ушла к своей гостье, коснувшись на ходу пальцами его рукава. Майлс знал себе цену и понимал, что Джудит права - он может вести дело без нее. Однако напоминание об этом укололо ее. Джудит и впрямь стала женщиной, безвозвратно потерявшей себя, не имеющей цели в этом мире, она вполне могла подумывать об уходе в монастырь. Отговаривая ее от этого шага, Майлс разбередил рану в ее душе и вновь направил ее мысли к принятию пострига в монахини.
Сестра Магдалина сидела на устланной подушками скамье, стоявшей у открытого окна в маленькой комнате Джудит. Внушительная фигура в черном одеянии излучала спокойствие и неторопливость. Агата поставила перед монахиней фрукты и вино и ушла, оставив ее одну, потому что слишком благоговела перед ней. Джудит села рядом с гостьей.
- Кадфаэль сообщил мне о том, что тревожит вас и о чем вы поведали ему,- промолвила монахиня.- Боже сохрани, я не стану уговаривать вас выбрать тот или иной путь. Решение должны принять вы, и никто не сделает этого за вас. Я учитываю и то, как тяжелы были ваши потери.
- Завидую тебе,- произнесла Джудит, опустив глаза на сцепленные на коленях руки. - Ты добрая, мудрая и сильная. Боюсь, сейчас у меня нет ни одного из этих качеств, и это вызывает желание опереться на того, у кого они есть. О, я живу, работаю, я не бросила дом, родственников и свои обязанности. Но они прекрасно могут обойтись без меня. Только что, разговаривая с моим кузеном, я еще раз убедилась в том, что права, хоть он и пытался это отрицать. Чувствовать призвание к чему-нибудь было бы таким желанным прибежищем!
- Призвание, которого у вас нет,- промолвила сестра Магдалина понимающе,- иначе вы бы этого не сказали.
Теплая улыбка вдруг осветила ее лицо, на щеках появились и сразу снова исчезли ямочки.
- Да. То же сказал и брат Кадфаэль. Он заявил, что нельзя посвятить свою жизнь церкви от безысходности, это должно быть призванием, не прибежищем, а страстным желанием.