Такая перспектива мне определенно не улыбалась, я поспешил заверить его, что делается все возможное и невозможное, и если бы не саботаж со стороны экипажа... Маршал пообещал разобраться и дал мне последнюю отсрочку. Я на всякий случай накричал на Фролова, полковник устроил разнос подчиненным и велел им закончить работы вчера.
"Хорс" превратился в исполинский барабан, склепанный из листовой стали, по которому одновременно молотили два десятка обезумевших барабанщиков. Люди были близки к форменному помешательству и совершенно перестали соображать, что происходит. Только этим можно объяснить, что в переборках прорубили на пять с половиной отверстий больше, чем предусматривалось моим планом. С половиной потому, что два сноровистых сержанта не успели до конца прорубить переборку винного погреба. Они оправдывались жуткой мигренью и потерей ориентации, но Фролов им не поверил. Сержанты получили неделю ареста с отсрочкой приговора. Пока люди работали без перекуров и выходных, губа была желанным местом отдыха.
Зибелла бесстыдно злоупотреблял благорасположением поваров. Я начал серьезно опасаться, что он умрет от ожирения, и потому тоже запряг его в работу. Горностаю поручали выполнение самой ответственной части плана расставить по местам крысоловки. Зибелла фыркал и плевался, но я приказал, и он подчинился. Настороженные ловушки было размещены по тщательно продуманной схеме.
Не буду описывать те гадости, которые устроили нам гремлины за это время. Наиболее ощутимой потерей стал дерзко отгрызенный и улетевший в неведомые звездные дали склад вещевого довольствия. Фролов опять не поверил, что это происки врагов. Обтрепавшийся экипаж стал выглядеть очень живописно, единообразная форма канула в Лету. Замелькали какие-то кацавейки, душегрейки. Один из ракетчиков явился на боевое дежурство в розовой пижаме, предъявив в оправдание распоротую на узкие ленточки форму. Она была тщательно исследована, следы когтей были хорошо видны. Поскольку дежурства все равно превратились в пустую формальность, Фролов дозволил разовое нарушение, строго указав на... Последним островком стабильности в рушащемся мире был нулевой отсек, ракеты пока удавалось сохранить в неприкосновенности, хотя все системы управления и наведения вышли из строя.
Первое разочарование мы испытали, когда выяснилось, что гремлины отнюдь не спешат в любезно расставленные для них ловушки. За три дня мы сумели поймать только две штуки. Это в то время, когда за каждой переборкой слышался топот маленьких лапок и скрипение алчных зубов. Да и эти особи были какими-то тощими, заморенными. Наверное от бескормицы.
Брезгливо держа гремлина за лапу, Фролов спросил:
- Этот что ли волком будет? Сомневаюсь.
- Я тоже.
- А время идет. Мы свою задачу выполнили, - в словах полковника прозвучала плохо скрытая угроза.
Я поскреб в затылке.
- Надо придумать решительный ход, который круто изменит ход партии. Жертва ферзя и мат в два хода.
Слегка побледневший Фролов напряженным голосом спросил:
- Кто будет ферзем?
- Не пугайтесь, полковник, это только метафора. Образное выражение. Я не собираюсь сажать человека в ловушку в качестве приманки.
Но перепуганный до синевы Фролов с этого дня стал обращаться со мной только с помощью голо.
Отпущенный маршалом срок истекал, дела двигались ни шатко, ни валко. Пришлось доставать из рукава козырного туза. Я берег его на самый крайний случай, на черный день. И этот день настал. Прежде всего я выгнал из реакторного зала всех любопытных и накрепко запер двери. Прислушался. Тихо. Никого. Только в толще реакторного панциря копошатся два пленника. Я начертил на полу магическую пентаграмму и зажег внутри костер из осины.
Потом взял прут орешника, взмахнул им и начал страшным голосом читать заклинания:
- Люцифер, Вельзевул, Левиафан! Приди и явись немедленно и безотлагательно во исполнение заклятия, наложенного на тебя именем Неизреченного!
Желтое пламя штопором взвилось к потолку, приобрело фиолетовый оттенок. От огня повеяло холодом, по залу пронесся отчетливый запах аммиака.
- Явись! Явись! Явись!
Но никто не потрудился выполнить мой приказ. Внутри пентаграммы зашевелилось неясное облачко - и только. Следовало срочно произвести мультипликацию проекции. Я достал из кармана маленькую флажку и глотнул пару раз. Показалось мало, и я добавил. Перед глазами начали летать разноцветные мушки.
- Явись! Явись! Явись! - снова истошно возопил я.
И он явился. Такой же маленький и шустрый, как гремлины. Только цветом не зеленый, а фиолетовый. Я оторопел. Не его я вызывал...
- В чем дело? - осведомился фиолетовый, сосредоточенно листая блокнот и не желая поднять на меня взгляд.
- Вызывал... - несмело ответил я.
- Что надо?
- Повелеваю тебе...
- А вот это давайте не будем. - Фиолетовый широко зевнул. - Надоело. Все требуют, повелевают. Что за чушь. Если возникла необходимость сделки так прямо и скажите. Подпишем договор в четырех экземплярах, произведем оплату. Рекламации принимаются в недельный срок по окончанию работ, предусмотренных контрактом.
Я растерялся.
- Но ведь это не по правилам.
- Бросьте вы, - в голосе фиолетового зазвенела сталь. - Сейчас не дремучее средневековье. Мы в правовых измерениях живем, не где-нибудь.
Когда я изложил ему суть дела, он почесал блокнотом рожки. Что-то долго прикидывал, высчитывал. Наконец сказал:
- Вывести гремлинов не можем.
- Почему?! - взвыл я.
- Потому что мы являемся представителями той же самой нечистой силы. Нам этого не простят.
- Кто?
- Остальные, - уклончиво ответил фиолетовый.
- Но хоть чем-то помочь можете?
- Можем.
Я снова поскреб в затылке. Приходится возвращаться к первоначальному плану. Снова потеря времени.
- Тогда отловите мне пятьдесят гремлинов.
- И что? - с проблесками интереса спросил фиолетовый.
- И посадите их в этот бак.
Фиолетовый поглядел на суетящуюся там парочку. Пленники издали радостный писк, но фиолетовый только брезгливо поджал губы. Было заметно, что неудачников он не уважает. Потом фиолетовый снова начал подсчитывать и записывать, время от времени чертя хвостиком на полу странные светящиеся значки. Они горели зеленоватым светом и медленно гасли, как экран телевизора. Наконец фиолетовый кончил свои сложные выкладки и подвел итог:
- Миллион. Как будем платить: чеком или наличными?
Я сел, где стоял.
- Так много?
- Работа нешуточная, опасная и кропотливая. Меньше никак нельзя, убежденно сказал фиолетовый.
- Миллион рублей... - сокрушенно пробормотал я, но фиолетовый аж зашелся от смеха.
- Рублей?! Да вы просто спятили! Рубли оставьте себе. Мы берем только твердой валютой.
- Какой?!
- Долларами, конечно.
- Миллион долларов?
- Да. И сразу - никаких расписок и обязательств.
- У меня нет такой суммы, - убито сообщил я.
- Тогда и контракта не будет. - Фиолетовый повернулся и приготовился исчезнуть.
- Стойте! Золотом возьмете?
Фиолетовый почесал щеку и снова что-то посчитал.
- При соотношении триста долларов за тройскую унцию.
- Побойтесь бога!
- Вот его мы ничуть не боимся, - фиолетовый улыбнулся самыми уголками губ.
- Но тройская унция стоит четыреста с лишним.
- Это у вас. У нас в магических измерениях другой курс. К тому же свирепствует инфляция. Триста.
- Согласен, - сдался я.
- Но золото вперед.
- Разумеется. - Мне только и оставалось, что делать хорошую мину при плохой игре.
На станции был объявлен аврал. Разыскивался любой предмет, в котором содержалась хоть крошка золота.