– Что мы несем! Почему никто не придержал дверь, пока он там стоял?
– Он нас ошарашил, вот почему. Он появился неожиданно. Я хочу сказать, мы ведь здесь ничего не делали, верно?
– Мы слишком громко разговаривали, – предположил Тимолти.
– Ну и разговаривали, что из этого, черт возьми? – сказал Кэйси. – Да этот фигов лорд вышел из нашей же среды!
– Ш-ш-ш, не так громко, – сказал Тимолти.
Кэйси понизил голос:
– Давай подкрадемся к двери и…
– А что толку, – сказал Нолан. – Теперь он все равно знает, что мы здесь.
– Подкрадемся к двери, – повторил Кэйси, оскалившись, – и вышибем ее.
Дверь снова отворилась.
На порог упала тень хозяина, и мягкий терпеливый болезненный голос спросил:
– Послушайте, что же вы все-таки тут делаете?
– Ваша светлость, здесь… – начал было Кэйси и осекся, побледнев.
– Мы пришли, – выпалил Мэрфи, – мы пришли… чтобы спалить этот дом!
С минуты его светлость смотрел на мужчину, на снег; рука спокойно лежала на дверной ручке. Он закрыл глаза, подумал, после молчаливой борьбы справился с дергающимися веками обоих глаз, а потом произнес:
– Гм-м, в таком случае, вы уж лучше войдите.
Мужчины ответили, что это было бы здорово, замечательно, то, что надо, и уже двинулись было вперед, когда Кэйси заорал: «Стойте!» А потом обратился к человеку в дверном проеме:
– Мы войдем, когда придем в норму и будем готовы.
– Очень хорошо, – сказал старик. – Я оставлю дверь незапертой, и когда вы решите, что пора, входите. Я буду в библиотеке.
Оставив дверь приоткрытой на полдюйма, старик удалился, А Тимолти воскликнул:
– Когда мы будем готовы? Господи Иисусе, да когда мы будем готовы больше, чем сейчас? Прочь с дороги, Кэйси!
И все они вбежали на крыльцо.
Услышав шум, его светлость обернулся, чтобы взглянуть на них, и они увидели его лицо. Это было мягкое лицо, которое нельзя было назвать недружелюбным; лицо, как у старого гончего пса, видевшего много охот, много убитых лис и столько же удравших, который раньше хорошо бегал, а теперь на старости лет приобрел мягкую, шаркающую походку.
– Джентльмены, вытирайте, пожалуйста, ноги.
– Уже вытерли. – И все аккуратно стряхнули с туфель снег и грязь.
– Сюда, – сказал его светлость, отступая в сторону. Его прозрачные бледные глаза тонули в морщинках и складках – слишком много лет он пил бренди – щеки яркие, как вишневое вино.
– Я принесу всем выпить, и мы посмотрим, что можно сделать с этим вашим… как вы выразились… поджогом усадьбы.
– Вы – само благоразумие, – восхищался Тимолти, следуя за лордом Килготтеном в библиотеку, где хозяин всем налил виски.
– Джентльмены, – старческие кости утонули в глубоком кресле с подголовником, – джентльмены, выпьем.
– Мы не будем, – сказал Кэйси.
– Не будем? – задохнулись все вокруг, сжимая в руках бокалы.
– Мы совершаем здравый поступок и должны быть в здравом уме, – сказал Кэйси, стараясь не встречаться с ними взглядом.
– Кого мы слушаем? – спросил Риордан. – Его светлость или Кэйси? – В ответ все поставили пустые бокалы на стол и начали кашлять и задыхаться. Лица их налились красным, что, безусловно являлось свидетельством мужества. Они повернулись к Кэйси, и разница стала еще заметней. Кэйси залпом выпил вино, чтобы не отставать от товарищей.
Старик между тем потягивал виски, и что-то простое и спокойное в его манере пить словно отшвырнуло их в дублинскую бухту и захлестнуло волнами. Они барахтались, пока Кэйси не спросил:
– Ваша светлость, вы слышали что-нибудь о Горе-Злосчастье? Я имею в виду не Кайзеровскую войну на море, а наше собственное великое Горе-Злосчастье и Мятеж, который захватил даже наш город, наш трактир, а теперь вот и особняк.
– Множество тревожащих обстоятельств доказывают, что сейчас неблагополучные времена, – сказал его светлость. – Я хочу сказать, что чему быть, того не миновать. Я знаю всех вас. Вы на меня работали. Я думаю, что достаточно вам заплатил.
– В этом нет сомнения, ваша светлость. – Кэйси выступил вперед. – Но старым порядкам приходит конец, и мы уже слышали о том, как старые дома под Тарой и крупные поместья под Килламандрой пылают во имя независимости.
– Чьей независимости? – спросил старик, смягчившись. – Моей? Во имя освобождения от обязанностей по домашнему хозяйству? Ведь мы с женой носимся по этому дому с быстротой воды в унитазе. Или… впрочем, продолжайте. Когда бы вы хотели сжечь этот особняк?
– Если это не очень побеспокоит вас, сэр, то прямо сейчас, – сказал Тимолти.
Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло.
– Ну, милые мои! – сказал он.
– Конечно, если это неудобно, мы можем прийти попозже, – быстро произнес Нолан.
– Попозже! Что вы мелете? – воскликнул Кэйси.
– Мне очень жаль, но, пожалуйста, позвольте я все вам объясню. Леди Килготтен сейчас спит, и мы ожидаем знакомых, которые отвезут нас в Дублин на премьеру пьесы Синга.
– Это чертовски хороший писатель, – сказал Нолан, – и…
– Отойдите! – приказал Кэйси.
Люди отступили назад. Его светлость продолжал говорить голосом хрупким, как у мотылька:
– Мы планировали устроить здесь ответный обед на десять персон. Я надеюсь, вы позволите нам подготовиться к завтрашнему вечеру?
– Нет, – отрезал Кэйси.
– Подождите! – возразили остальные.
– Поджог – это само собой. – сказал Тимолти. – Но надо же поступать разумно. Я хочу сказать, что вот они собрались в театр, а не увидеть пьесу – это ужасно. К тому же обед приготовлен, не пропадать же ему, уж лучше все съесть. И гости придут. Будет трудно их всех заранее предупредить.
– Именно об этом я и думал, – сказал его светлость.
– Да, я знаю! – воскликнул Кэйси, скользя руками по щекам, скулам, губам, закрывая глаза и растерянно отвернувшись, – Знаю я, но поджоги не откладывают, их нельзя перенести, это же не чаепитие, черт побери, их нужно делать, когда задумано, вовремя.
– Вот и делай, если спички не забыл, – пробурчал Риордан. Кэйси аж взвился, казалось, он вот-вот ударит Риордана, но вовремя сообразил, что тот, в сущности, прав.
– Кроме всего прочего, – заметил Нолан, – та мисс наверху, она замечательная леди, и было бы несправедливо лишать ее в эту ночь развлечений и отдыха.
– Вы очень любезны. – Его светлость наполнил ему бокал.
– Давайте проголосуем, – предложил Нолан.
– Дьявол, – прорычал Кэйси. – Я наперед знаю результаты голосования. Всех устроит завтрашняя ночь, черт бы ее подрал.
– Благодарю вас, – произнес старый лорд Килготтен. – На кухне для вас будет приготовлена холодная вырезка. Вы сначала зайдите туда, может быть, вы будете голодны, а ведь работа предстоит нелегкая. Приходите завтра, скажем, часов в восемь вечера. К тому времени я увезу леди Килготтен в Дублин в отель. Я не хочу, чтобы она заранее узнала, что ее дома больше не будет.
– Господи, да вы настоящий христианин, – пробормотал Риордан.
– Давайте не будем об этом особенно говорить, – сказал старик. – Я уже считаю все это совершившимся фактом, а я не склонен жалеть о прошлом никогда, джентльмены.
Он поднялся. Подобно старому слепому пастуху, пасущему своих агнцев, он удалился в холл, а за ним, семеня мелкими шажками, последовало разбежавшееся, но благополучно собравшееся вновь стадо.
Уже почти у дверей лорд Килготтен краем затуманенного старческого глаза как будто заметил нечто и остановился. Он повернулся и задумчиво уставился на портрет итальянского дворянина.