А может, симпатичного крохотного рыболова с бородой и в свитере с воротником, сидящего на деревянной жердочке. Что-нибудь маленькое, что-нибудь литературное, что-нибудь человекоподобное, что-нибудь фантастическое, но только не попугая.
Но там был всего лишь попугай.
И даже не самый красивый из попугаев. Вид у него был такой, будто он годами не спал по ночам; одна из тех неряшливых птиц, которая никогда не чистит перышки и не полирует свой клюв. У него был зеленовато-черный порыжевший окрас, тускло-желтый горбатый нос и круги под глазами, как у скрытого пьяницы. Такие обычно, ковыляя, выпархивают из бара в три утра. Отбросы попугайного общества.
Шелли Капон словно угадал мои мысли.
– Если накрыть клетку платком, – сказал он, впечатление сильнее.
Я положил платок обратно на решетку.
Мысли мелькали в моей голове. Потом потекли совсем медленно. Я наклонился к клетке и прошептал:
– Норман Мейлер 20 .
– Не мог вспомнить алфавит, – произнес голос из-под платка.
– Гертруда Стайн, – сказал я.
– Страдала крипторхизмом 21 , – отозвался голос.
– Боже мой, – выдохнул я.
И отступил назад. Я смотрел на покрытую платком клетку. Затем подмигнул Шелли Капону.
– Ты отдаешь себе отчет, что это такое, Капон?
– Золотая жила, дорогой Раймундо! – довольно просиял он.
– Целыймонетный двор ! – поправил его я.
– Бесконечные возможности для шантажа!
– И причины для убийства! – добавил я.
– Ты представь, – фыркнул Шелли в стакан, представь, сколько бы отвалило одно только издательство Мейлера за то, чтобы эта пташка заткнулась!
Я снова обратился к клетке:
– Френсис Скотт Фицджеральд.
Молчание.
– Попробуй «Скотти», – предложил Шелли.
– А-а-а-а, – произнес голос внутри клетки. – Не плохой удар слева, но напористости не хватает. Приятный соперник, хотя…
– Фолкнер 22 , – сказал я.
– Средние результаты по очкам хорошие, всегда играл только в одиночном разряде.
– Стейнбек 23 ! – В конце сезона финишировал последним.
– Эзра Паунд 24 !
– В тридцать втором перешел в низшую лигу.
– Думаю… мне не помешает… выпить бокальчик этого напитка.
Кто-то вложил мне в руку стакан. Я залпом осушил его и кивнул. Зажмурившись, я почувствовал, как мир завращался вокруг меня, потом открыл глаза и увидел Шелли Капона, классического сукина сына на все времена.
– Тут есть кое-что еще более фантастическое, – сказал он. – Ты слышал едва ли половину.
– Врешь, – ответил я. – Что еще тут может быть?
Он загадочно улыбнулся – только Шелли Капон в целом свете умеет так загадочно, так злодейски улыбаться.
– Вот как все было, – начал он. – Помнишь, в последние годы, когда Папа жил здесь, у него были серьезные трудности с тем, чтобы переносить свои опусы на бумагу? Так вот, после «Островов в океане» он задумал еще один роман, но, похоже, почему-то так и не смог его записать… О да, роман уже был у него в голове – весь сюжет, и многие слышали, как он упоминал об этом, – но, похоже, он просто его не записал. Зато он ходил в «Куба либре», выпивал стакан за стаканом и подолгу разговаривал с попугаем. Раймундо, на протяжении всех этих долгих пьяных ночей Папа рассказывал Эль-Кордобе сюжет своей последней книги. И со временем, постепенно птица его запомнила.
– Его прощальная книга! – воскликнул я. – Самый-самый последний роман Хемингуэя! Не написанный, но записанный в мозгу попугая! Господи Иисусе!
Шелли качал головой, глядя на меня с улыбкой падшего херувима.
– Сколько ты хочешь за эту птицу?
– Дорогой мой, милый Раймундо, – Шелли Капон помешал мизинчиком в своем стакане. – Неужели ты думаешь, что я продам эту птицу?
– Однажды ты продал свою мать, затем снова выкрал ее и продал опять под другим именем. Брось, Шелли. Ты напал на кое-что стоящее.
– Я задумчиво наклонился над покрытой платком клеткой. – Сколько телеграмм ты разослал за последние четыре-пять часов?
– Да ты что! Ты меня пугаешь!
– Сколько международных телефонных звонков за счет абонента ты сделал после завтрака?
Шелли Капон издал глубокий печальный вздох и вытащил из кармана своего вельветового пиджака смятую копию телеграммы. Я взял ее и прочел:
ДРУЗЬЯ ПАПЫ ВСТРЕЧАЮТСЯ ГАВАНЕ ЗПТ ПРЕДАТЬСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ НАД ПТИЦЕЙ И БУТЫЛКОЙ ТЧК ЗАЯВКИ НА ТОРГИ ВЫСЫЛАЙТЕ ТЕЛЕГРАММОЙ ЗПТ ИЛИ НЕ ЗАБУДЬТЕ ЗАХВАТИТЬ ЧЕКОВУЮ КНИЖКУ И ОТКРЫТЬ СОЗНАНИЕ ТЧК ПЕРВЫЙ ПРИШЕЛ ПЕРВЫЙ КУПИЛ ТЧК ЧАСТИ ФИЛЕЙНЫЕ ЦЕНЫ ЮБИЛЕЙНЫЕ ТЧК МЕЖДУНАРОДНЫЕ ИЗДАНИЯ ЗПТ КНИГИ ЗПТ ЖУРНАЛЫ ЗПТ ТЕЛЕВИДЕНИЕ ЗПТ ПРАВА НА ЭКРАНИЗАЦИЮ ТИРЕ ВСЕ ПОДОЙДЕТ ТЧК С ЛЮБОВЬЮ ТЧК ШЕЛЛИ САМИ-ЗНАЕТЕ-КАКОЙ ТЧК
Боже мой, снова подумал я, роняя на пол телеграмму, в то время как Шелли протягивал мне список адресатов, которым она была разослана:
«Тайм». «Лайф». «Ньюсуик». «Скрибнер». «Саймон-энд-Шустер». «Нью-Йорк таймс». «Крисчен сайенс монитор». Лондонская «Таймс». «Монд». «Пари-матч». Один из Рокфеллеров. Кое-кто из Кеннеди. Си-би-эс. Эн-би-си. «Метро-Голдвин-Майер». «Уорнер бразерс». «20-й век Фокс». И так далее, и так далее, и так далее. Чем дальше я читал этот длинный список, тем глубже погружался в меланхолию.
Шелли Капон швырнул на столик перед клеткой пригоршню ответных телеграмм. Я быстро пролистал их.
Все, буквально все в этот самый момент летели сюда. Самолеты слетались со всех концов света. Через каких-нибудь два, четыре, самое большее шесть часов Куба будет кишеть агентами, газетчиками, придурками и законченными дураками, плюс тайные похитители из контрразведки и белокурые старлетки, мечтающие появиться на обложках журналов с птицей на плече.
Я прикинул, что у меня в запасе, может быть, еще есть полчаса, в течение которых надо что-то предпринять, не знаю что.
Шелли слегка подтолкнул меня локтем.
– Кто тебя прислал, дорогой? Знаешь, ты ведь пришелсамым первым. Назови хорошую цену и все, ты свободен, может быть. Разумеется, я должен рассмотреть и другие предложения. Но возможно, здесь скоро станет так людно и шумно. Я начну паниковать из-за содеянного. Возможно, мне захочется продать подешевле и свалить побыстрее. Ведь, сам подумай, может возникнуть проблема с вывозом этой птицы из страны, верно? А тем временем Кастро может объявить попугая национальным памятником, или произведением искусства, или… да, черт возьми, Раймундо,кто тебя прислал?
– Кое-кто, но теперь уже никто, – в задумчивости ответил я. – Я приехал от имени другого лица. Но уеду отсюда сам по себе. Во всяком случае, отныне есть только я и птица. Я читал книги Папы всю свою жизнь. И теперь я знаю: я приехал только потому, что должен был приехать.
– Господи, да он альтруист!
– Прости, что обидел тебя, Шелли.
Раздался телефонный звонок. Шелли взял трубку. Со счастливым видом, поболтав немного, он велел кому-то ждать его внизу, повесил трубку и, приподняв бровь, бросил мне:
– Люди из Эн-би-си ждут в холле. Они хотят записать прямо здесь часовое интервью с Эль-Кордобой. Говорят о шестизначной сумме.
Мои плечи так и опустились. Телефон снова зазвонил. На этот раз я сам, к своему собственному удивлению, поднял трубку. Шелли взвыл. Но я сказал:
– Алло? Да?
– Senor , – послышался чей-то голос. – Здесьsenor Хобвелл из «Тайм», он говорит, из журнала.
Я тут же представил себе лицо попугая на обложке ближайшего еженедельного номера и сразу за ней – шесть страниц текста.
– Скажите, пусть подождет, – и повесил трубку.
– "Ньюсуик"? – попробовал угадать Шелли.
– Нет, второй, – ответил я.
– "Там, наверху, в тени холмов, снег был прекрасен", – произнес голос из клетки, накрытой платком.
– Заткнись, – спокойно и устало сказал я.