Себастьян подошел к заплечному мешку, стоявшему на столе в другом конце комнаты. Дженнсен осела. Ее колени глухо ударились об пол. В сердце была пустота, только тлели уголья страшной муки, от которой она не могла избавиться. Почему все должно быть так несправедливо?
Она поползла в сторону спящей матери. Мама не могла умереть. Она не могла! Дженнсен слишком любила ее, чтобы она посмела умереть.
-- Дженнсен! Горевать будем позже! Мы обязаны отсюда убраться!
За открытой дверью хлестал дождь.
-- Я ее не оставлю!
-- Она принесла себя в жертву ради вас. Не делайте так, чтобы ее героический поступок пропал зря. -- Себастьян заталкивал в мешок все, что попадало под руку. -- Вы должны сделать, как она сказала. Она любит вас и хочет, чтобы вы жили. Она велела вам бежать. А я поклялся помочь. Мы должны уйти прежде, чем нас схватят.
Дженнсен уставилась на дверь. Раньше она была закрыта. Дженнсен помнила, как ворвалась в дом и захлопнула ее. А теперь дверь распахнута. Может быть, щеколда сломалась?..
Огромная тень выступила из дождя, двинулась к двери и ввалилась в дом. Могучий человек смотрел прямо на Дженнсен.
Смертельный ужас сковал все ее тело.
Человек двинулся в ее сторону. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Дженнсен увидела нож с буквой "Р", торчащий из шеи мертвого солдата. Нож, который мать велела забрать с собой. Нож был близко. Мать потеряла руку -- и свою жизнь, -- чтобы убить врага...
Мужчина, похоже, не заметивший Себастьяна, бросился на Дженнсен. А она рванулась за ножом. Липкие от крови пальцы охватили рукоять. Обработанный металл было удобно удерживать в руке. В нем было искусство и функциональность полезной вещи. Смертоносное искусство...
Скрежеща зубами, Дженнсен вырвала лезвие из мертвой плоти и перекатилась по полу.
Прежде чем новый враг настиг ее, Себастьян с рыком вонзил ему в затылок топор. Солдат рухнул на пол рядом с Дженнсен, мускулистая рука навалилась на ее тело.
Дженнсен закричала и, извиваясь, выползла из-под руки, а темная лужа крови уже разливалась под головой убитого. Себастьян потянул девушку за руки, поднял.
-- Соберите все, что хотите взять с собой, -- приказал он.
Дженнсен двинулась через комнату, медленно, словно во сне. Мир сошел с ума. Возможно, и она, наконец, сошла с ума.
Голос в ее мозгу зашептал на странном языке. Она заметила, что прислушивается к нему, даже почувствовала успокоение от его слов.
"Tu vash misht. Tu vask misht. Grushdeva du kalt misht".
-- Мы должны идти, -- сказал Себастьян. -- Соберите то, что желаете взять с собой.
Дженнсен не могла думать. И не знала, что делать. Она заблокировала голосу доступ в свои мысли и приказала себе делать то, что велела мать.
Она подошла к комоду и начала собирать вещи, которые они всегда брали в походы. Сложила их в заплечный мешок, побросала сверху травы, пряности и сушеную еду. Положила щетку для волос и маленькое зеркальце.
Потом начала собирать одежду матери. Тут рука ее застыла, пальцы задрожали. В голове по-прежнему царила пустота, и Дженнсен двигалась, как выдрессированное животное, делая то, чему ее когда-то научили.
Она быстро оглядела комнату, и мысли ее проснулись.
Итак, здесь четыре мертвых д'харианца. Плюс еще один -- утром. То есть всего пять. Это квад плюс один. Где же трое остальных? В темноте снаружи дома? На деревьях? Поджидают в темном лесу? Ждут, чтобы привести ее к лорду Ралу, который пытками доведет ее до смерти?
Себастьян обеими руками взял ее за запястье:
-- Дженнсен, что вы делаете?
Она поняла, что втыкает нож в воздух перед собой.
Она равнодушно пронаблюдала, как Себастьян вынимает нож из ее кулака и вкладывает в ножны, как вешает ножны на ее пояс. Потом он подхватил плащ, который сорвал с нее громадный д'харианский солдат, когда она провалилась в этот кошмар.
-- Поторопитесь, Дженнсен! Быстро берите все, что хотите.
Себастьян обшарил мертвых, вынимая деньги и засовывая в свои карманы. Потом отстегнул все четыре ножа. Ни один из них не был так хорош, как тот, что висел теперь на поясе Дженнсен, тот, с причудливой буквой "Р" на рукояти, тот, которым воспользовалась мать.
Тем не менее Себастьян запихал все четыре ножа в боковой кармашек заплечника и опять попросил Дженнсен поторопиться. Пока он отстегивал понравившийся ему меч у одного из солдат, Дженнсен подошла к столу. Набрала пригоршню свечей, затолкала их в свой мешок. Себастьян повесил меч на пояс, в компанию к остальному своему оружию. Дженнсен собрала посуду для готовки пищи и пару мисок, засунула все в заплечник. Она не вполне сознавала, что именно берет с собой -- подбирала то, что попадалось на глаза.
Себастьян поднял мешок Дженнсен, продел ее правую руку в лямку, как будто перед ним была тряпочная кукла. Затем просунул левую руку в другую лямку и накинул Дженнсен на плечи плащ. Надвинул ей на голову капюшон и подоткнул под него выбившиеся рыжие волосы. Затем взял в руку заплечный мешок матери и, резко дернув, высвободил из черепа солдата свой топор. Прикрепив ручку топора к поясу, он подтолкнул Дженнсен к двери.
-- Хотите взять что-нибудь еще из дома, пока мы не ушли?
Дженнсен оглядывалась через плечо, назад, на мать, лежащую на полу.
-- Она ушла, Дженнсен, Милостивые духи сейчас заботятся о ней. Теперь она смотрит сверху на вас и улыбается.
Дженнсен подняла на него глаза:
-- Правда? Вы думаете -- это так?
-- Да. Она сейчас в лучшем из миров. Она велела нам уходить отсюда. Нам надо делать так, как она велела.
В лучшем из миров... Дженнсен ухватилась за эту мысль. Ее мир держался только на страданиях.
Она двинулась в сторону двери, следом за Себастьяном, переступая через окровавленные тела, через раскинутые руки и ноги. Она была слишком напугана, чтобы обращать внимание на что-либо, сердце ее слишком болело, чтобы полниться какими-нибудь чувствами. Казалось, в голове у нее все перемешалось. Она всегда гордилась тем, что отличается способностью четко мыслить. Куда же девалось ее здравомыслие?
Уже под дождем Себастьян потянул ее за руку к спускающейся вниз тропинке.
-- Бетти, -- сказала она, упираясь. -- Мы должны взять Бетти.
Себастьян напряженно посмотрел на тропу, затем на пещеру.
-- Не думаю, что нам стоит сейчас заботиться о козе. Но вот свои вещи мне взять надо.
Дженнсен увидела, что он стоит под проливным дождем без плаща, уже промокнув до костей. Ей пришло в голову, что не одна она потеряла способность трезво мыслить. Себастьян настолько настроился на спасение бегством, что едва не забыл собственные вещи. Это означало бы для него смерть. А она не может позволить ему умереть!..
И Дженнсен кинулась назад, в дом, не откликаясь на отчаянные призывы Себастьяна. Оказавшись внутри, она подбежала к деревянному ящику возле двери, в котором хранились две накидки из овечьей шкуры, свернутые и связанные, приготовленные на случай, если им с матерью придется спешно бежать.
Себастьян, стоя в дверном проеме, смотрел на нее с нетерпением, но не сказал ни слова, когда увидел, что она делает.
Потом они ринулись к пещере.
Огонь все еще потрескивал. Бетти ходила по хлеву и дрожала, но не блеяла -- как будто знала, что произошло ужасное.
-- Обсушитесь немного, -- сказала Дженнсен.
-- У нас нет времени! Мы должны уходить. Остальные могут явиться в любой момент.
-- Вы замерзнете и умрете, если не обсушитесь. И в побеге не будет смысла. Мертвый -- он везде мертвый.
Проявленная способность здраво рассуждать удивила ее саму.
Дженнсен положила на солому свернутые в рулон накидки из овечьей шкуры и занялась развязыванием узлов.