– Не думаю, что моя роль столь значительна.
– Вы открыли ящик Пандоры! – вскричала собеседница. – По нашим расчетам, это увлечение всего через полгода завладеет умами половины человечества!
Гамильтон ошеломленно взглянул на Ан‑Дана, но лицо андроида ничего не выражало.
– Что ж, увлечения проходят. Не думаю, что доктор Густав собирается использовать его в корыстных целях. Он очень ответственный гражданин. Я полагаю, он хочет просто развлечь публику. – Гамильтон взглянул на трех андроидов класса ААА. – Как бы то ни было, – продолжал он, – я не вижу здесь связи с конфликтом между андроидами и людьми.
– Объясните ему, – обратилась социологиня к сопровождающим. – Давайте‑ка, расскажите, кто такой на самом деле его «ответственный гражданин».
Один из андроидов чуть поклонился мисс Инг, потом Гамильтону. У него были почти человеческие, хотя и смягченные, трудноуловимые черты лица. Он заговорил холодным мелодичным голосом:
– Мистер Смит, я представитель Бюро по правам андроидов. Вам должно быть известно, что со времен Слияния мы являемся хранителями и блюстителями законов. Мы с радостью служим на благо человечества во имя его непрерывного развития. Но превыше всего для нас верность Закону как осознанно выраженной и внушенной нам воле нашего властелина – Человека.
– Да‑да. Все мы знаем со школьной скамьи, как вы, Аны, беззаветно преданы людям, – нетерпеливо произнес Гамильтон. – Но какое отношение к этому имеет Джордж Густав?
– Мистер Гамильтон, – после некоторой паузы ответил андроид, – мы тщательно изучили ситуацию. В своей книге вы очень точно описали, как семьи монархов удалились от политики, как они постепенно слились в одну семью. Но вы не рассказали, да и не могли рассказать, как короли, королевы и императоры отдалились от общественной жизни. Наши тщательные исследования показали, что настоящего отречения от власти практически не было. Отречение от престола, принимаемое выборными представителями народа, почти всегда содержало формулу: «По милостивому повелению Его Величества…» или «Ее Величество вручает нам…» – смысл абсолютно ясен, хотя нет сомнения, что фразы эти были оставлены только из учтивости.
– Но не хотите же вы сказать… – Гамильтон почувствовал, что почва уходит у него из‑под ног.
– Именно это я и хочу сказать, мистер Смит. Конечно, существуют значительные ограничения королевской власти, имеющие силу закона, но, в сущности, Джордж Густав является «королем» большей части земного шара, о чем наше Бюро и намерено известить его по окончании матча и предложить свое содействие в осуществлении законных прав.
– В таком случае, – холодно произнесла мисс Инг, – профессионалы в области социологии, политики и правопорядка, да и большинство любителей тоже, выступят с протестом и организуют сопротивление. Многие из нас еще помнят идеалы, на которых зиждется Всемирная Держава, и мы не намерены попустительствовать реставрации махрового феодализма!
Со стадиона доносился исступленный рев болельщиков. Услышанное совершенно ошеломило Гамильтона.
– Но… чего вы добиваетесь от меня? Не могу же я отказаться от своих статей или отвлечь публику от Густава.
– Главное, вы теперь поняли. А вы уверены, что не можете предложить выход?
Социологиня лукаво взглянула на Гамильтона. Три андроида тоже уставились на него и ждали ответа. Гамильтон лихорадочно соображал.
– Уф‑ф… Может быть, поискать какой‑нибудь компромисс?
Мисс Инг облегченно вздохнула; андроиды удовлетворенно заурчали.
– Вот этим и займитесь.
Побеседуйте с ним, будете нашим посредником. Если он такой ответственный, как вы уверяете, составим нечто вроде конституционного соглашения, которое удовлетворит и людей, и андроидов, и социологов‑профессионалов.
– Но почему я?
– Потому что вы заварили всю эту кашу! Вы вытащили Густава на свет! А кроме того, кажется, вы ему нравитесь.
Мисс Инг запнулась и, с видимым усилием сочинив непривычную фразу, поправилась:
– Я хочу сказать, что Его Величество к вам благоволит.
На стадионе надрывались сто пятьдесят тысяч ликующих глоток.
Когда переговоры завершились и Фарел Купер закрыл дверь, Джордж Густав снова уселся за стол.
– Что‑нибудь еще, Ваше Величество? – улыбнулся камердинер.
– Чего уж больше, Фарел? Теперь я – конституционный монарх, король земного шара. Они добавили еще и Солнечную систему, лишь бы я отказался от права единолично объявлять войну, когда у нас появятся враги… Если они появятся.
– Достойное завершение. Ваше Величество. Теперь предстоит много дел, пора готовиться к коронации.
– Н‑да‑а… – Густав состроил гримасу. – Придется потрудиться еще лет пять, прежде чем мы сможем опубликовать результат.
– Боюсь, что людям не понравится, если вы поступите в соответствии с начальным замыслом и неожиданно отречетесь – особенно, если вы будете хорошим королем.
– Я буду хорошим королем, но только на пять лет. Хотя, возможно, ты и прав. Надо подумать, как скрыться понезаметнее после публикации результатов. Когда весь мир узнает, что компании актеров и историков‑любителей удалось осуществить самый грандиозный социологический эксперимент в истории – и прямо под носом у профессионалов! – разразится крупный скандал.
– Как будет угодно Вашему Величеству, – усмехнулся Купер.
– Меня беспокоит только одно. – Тут Густав вздохнул.
– Что, милорд?
– Как поступят андроиды. Вся моя затея зависела от ловкого использования психологии андроидов. Необходимо было убедить их в том, что мой эксперимент в целом пойдет на пользу человечеству, невзирая на возможный период разочарования. Их помощь понадобилась, чтобы, подправив мою родословную, сделать меня настоящим законным наследником.
– И вам это прекрасно удалось, разве не так? Вы опытный робопсихиатр, и этот случай должен только укрепить вашу уверенность в себе.
– Так‑то оно так… – Густав нахмурился. – Но меня беспокоят эти чертовы андроиды «трижды А». Они так преданы всеобщему благу и процветанию человечества! Я думаю, что некоторые из них все‑таки обратят внимание на возможные деморализующие последствия публикации. В конце концов, я просто хочу получить звание профессионала в области экспериментальной социологии… С их точки зрения это достаточно эгоистичный мотив. Интересно, почему они все же решили помочь мне?
Купер перестал полировать и без того безупречный хрустальный бокал и поставил его на серебряный поднос перед Густавом.
– Может быть, они считают, что знают вас лучше, чем вы их… или даже самого себя, – предположил камердинер.
Густав медленно повернулся и внимательно посмотрел на Купера. Сухопарый бледный старик извлек из шкафа хрустальный графин бренди.
– Что вы имеете в виду?
– Ну… – Купер рассматривал на свет сквозь старинный хрусталь безупречно прозрачный коньяк. – Как вам удастся доказать через пять лет, что это был всего лишь эксперимент?
Густав засмеялся.
– Вы думаете, я могу застрять в роли короля? И навсегда лишиться своей работы? Не станут же они…
Посмотрев на лицо Купера, он запнулся и прошептал:
– Не станете же вы!.