Кондуктор рассвирепел:
- Файф!
Пиня расхохотался, а Эля тоже вскипел и крикнул кондуктору:
- Сам свисти!…
Тот не выдержал и дернул за веревку, остановил трамвай и вышвырнул нас с такой злобой, как если бы мы намеревались зарезать его и отобрать сумку с деньгами.
А на поверку оказалось, что «файф» по-ихнему это пять.
- Ну, посудите сами, не должен ли сгореть такой город? - спрашивает Броха, и мы отправляемся в комитет пешком.
4
В лондонском комитете весело, как и во всех других комитетах. Во дворе валяются эмигранты, словно кучи мусора, а в комнате сидят люди, курят сигары и говорят один другому: «Олл райт!»
Разница в том, что немецкие комитетчики носят усы, закрученные кверху, и говорят по-немецки, а лондонские комитетчики сбрили наголо усы и бороды и говорят: «Олл райт!» Комедия да и только.
Мужчины ходят бритые, а женщины носят парики. И не только женщины, даже девицы носят накладные волосы с буклями, у всех у них огромные зубы, и безобразны они до того, что с души воротит.
Тем не менее они смеются над нами, указывают на нас пальцами и так визжат, что слушать совестно.
Две девицы остановили нас посреди улицы и пристали к моему брату Эле, чтобы он пошел в «барбер-шап». Тогда мы не знали, что это значит. Теперь мы знаем: идти в «барбер-шап», значит остричься и побриться.
Странные существа! Сами ходят забрызганные грязью по самую шею, жрут на улице жареную рыбу, от которой разит за версту, и терпеть не могут волос. Пьют они тоже основательно, только на улицах не валяются, как у нас. Им не позволяют.
- Вообще, - говорит Броха, - страна неплохая, только что гореть не хочет.
- Какая тебе польза будет от того, что она сгорит? - спрашивает Эля.
В ответ Броха обрушивается на моего брата. Она, если захочет, - может. Бывает так, что она молчит, слова ни с кем не вымолвит, но иной раз прорвет ее, - тогда либо уши ватой затыкай, либо беги куда глаза глядят. Передаю вам ее речь слово в слово:
- Что ты заступаешься за этот хваленый Лондон с черным небом, с бритыми мордами, с замечательным Уайтчепелем, с радующейся рыбой, со старыми девами в буклях и в задрипанных юбках, с нищими, которые пьют джинджер - пиво, с кондукторами, которые приказывают свистеть, с праведниками, которые справляют поминальные дни и скупятся на глоток воды? Такой город обязательно должен сгореть!
Броха выпаливает все это единым духом и, сложив, как на молитве, руки, добавляет:
- Лондон, почему ты не сгоришь?!
Боже мой, когда же мы будем в Америке?…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В АМЕРИКЕ
I. ПОЗДРАВЬТЕ НАС, МЫ УЖЕ В АМЕРИКЕ!
1
Нас можно поздравить, - мы уже в Америке. То есть говорят, что мы уже в Америке. Америки мы еще не видали, так как пока что находимся в «Кестл-Гартл». То есть так это когда-то называлось. Теперь это называется не Кестл-Гартл, а Элис-Айленд. Почему Элис-Айленд?
- Потому что владельцем этой земли был когда-то некий Эля - дурак и пустомеля! - говорит наш друг Пиня, по своему обыкновению, в рифму.
Пиня вообще ужасно зол на этот Элис-Айленд. Почему здесь задерживают эмигрантов-бедняков, а богатых сразу же по прибытии свободно пускают на берег? Это пристало бы русским жандармам, а не такой стране, как Америка! Здесь все должны быть равны. Чтобы не было ни богатых, ни бедных.
И Пиня начинает сыпать: «Колумбус, Шекспир, Бокл, цивилизация!» Он собирается написать об этом стихи и разделаться с американцами по-своему! Он им покажет! Беда только, что у него нет ни пера, ни чернил, ни клочка бумаги.
Мой брат Эля говорит, что если Пине не нравится страна, он волен ехать обратно. Впрочем, вы помните, что Пиня и Эля редко бывают согласны. Что бы один ни сказал, другой будет утверждать обратное. «Зима и лето», - называет их моя золовка Броха и тут же получает основательную порцию от своего мужа. Эля называет ее «коровой», «взбалмошной козой» и другими именами, которые не стоит повторять.
А мама говорит своей невестке, что там, где две кошки дерутся, человеку вмешиваться не следует, - как бы не оцарапали…
2
Что мы делаем в Элис-Айленде? Ждем, покуда придут из города знакомые и родственники и нас выпишут. Хотя выписывали нас уже несколько раз. Нас переписывали, записывали и выписывали при посадке на пароход, потом на самом пароходе и теперь, когда нас высаживали. Каждый раз одно и тоже: «Кто мы такие? Куда едем? Кого имеем в Америке?»
Рассказываем, что жил на свете кантор Пейся. Умер, оставил вдову - нашу маму. Есть у нее сын - Эля. У него жена Броха. А это вот его товарищ - Пиня. Это его жена - Тайбл. А я - самый младший, зовут меня Мотл. Вот мой товарищ - Мендл. А так как он большого роста, Броха прозвала его «лошаком».
Кто у нас в Америке? Да чуть ли не вся Америка - наши знакомые и друзья. Прежде всего - переплетчик Мойше и его жена Песя-толстая, наша соседка. У них орава ребят и у каждого свое имя и прозвище. Считаем по пальцам: Пиня - Колодка, Велвл - Кот, Мендл - Черногус, Хаим - Буйвол, Файтл - Пе-те-ле-ле, Гершл с желваком на лбу, которого прозвали Вашти…
Но тут нас перебивают и говорят:
- Хватит детворы! Старших! Старших давайте!
Даем старших, перечисляем их по именам: пекарь Иойна - человек сердитый. Раз. Жена его, пекарка на границе. Услыхав слово «граница», мама вспоминает о наших пропавших вещах, спрашивает, нельзя ли их как-нибудь получить, начинает плакать. Тут на нее налетает Эля - зачем она плачет. Но мама говорит, что теперь она уже в Америке, что за свои глаза ей опасаться больше нечего, и, значит, она может плакать и плакать, сколько душе угодно.
3
То, что маму пропустили с ее глазами, - просто чудо! А то, что мы живы остались после путешествия по морю, - разве это не чудо? Сколько раз мы видели смерть перед глазами! Сколько раз уже прощались с жизнью!…
Вначале, когда мы сели на пароход «Принц Альберт», все было замечательно хорошо. Я и мой товарищ Мендл пустились гулять по «Принцу Альберту» вдоль и поперек. Никому так хорошо не было, как нам. Никогда у нас такой квартиры не было, как сейчас. Дом на воде! Трехэтажный дом на воде. Я однажды уже обрисовал его вам со всеми примечательностями. Представьте себе, вы сидите как будто бы в доме или гуляете, заложив руки в карманы, и в то же время едете! Кушаете и едете! Пьете и едете! А людей - столько людей перевидаешь! Целый город едет с вами. А так как все едут на одном пароходе и в одно место - в Америку, то вы знакомитесь со всеми, и все знакомятся с вами, и вы узнаете за день столько всякой всячины, сколько в другом месте и за год не узнаете.
4
Бог ты мой, сколько знакомств завели моя мама, Броха и Тайбл среди женщин! Но все это ничто в сравнении с количеством знакомых, которых приобрели мой брат Эля и его друг Пиня среди мужчин. Сколько они ни говорили - никак наговориться не могли. Женщины разговаривали о домашних делах: о кухне, о кладовой, о чистом и грязном белье, постели, о чулках, наволочках, ротондах… А мужчины - об Америке, о заработках, о Колумбусе, о гонениях и погромах.
Без гонений и погромов они никак обойтись не могут. А я уже давно говорил вам, что не терплю этого. Чуть заговорят о таких вещах, я ухожу. Беру за руку своего товарища Мендла, и мы отправляемся гулять по улицам «Принца Альберта».
5
«Принц Альберт» достаточно велик и красив. Каменные ступени, медные перила. Сталь и железо, куда ни глянь. Затем «люди», то есть прислуга! Их называют «стюардсы» и «нойрсес». А матросы - как черти! Носятся во все стороны. Я и Мендл завидуем им. Мы даем себе слово, когда вырастем и станем большими, записаться в матросы.
Одно нехорошо на «Принце Альберте»: нас не всюду пускают. Стоит нам попытаться выбраться из третьего класса, в котором мы едем, как нас тут же прогоняют. Сами матросы! Они ужасно злые. Да и пассажиры высших классов тоже злюки порядочные.