Уставившись на золото, валявшееся у него под ногами, он воскликнул как в трагедии:
— О! Верить ли глазам своим!
Потом добавил, схватив Родольфа за руку:
— Объясни мне эту загадку.
— Если я ее тебе объясню, она перестанет быть загадкой.
— Но все-таки?
— Это — золото — плод моих неустанных трудов, — сказал Родольф, собирая монеты и раскладывая их на столе. Потом, чуть отступив, он с почтением воззрился на пятьсот франков, уложенных в стопки, и подумал:
«Неужели я теперь смогу осуществить мои мечты?»
«Здесь по меньшей мере шесть тысяч франков, — размышлял Марсель, созерцая монеты, сверкавшие на столе. — Идея! Пусть Родольф купит мой „Переход через Черное море“!
Вдруг Родольф встал в театральную позу и заговорил напыщенным тоном, сопровождая речь величавыми жестами:
— Слушай, что я тебе скажу, Марсель. Богатство, которое я явил твоим взорам, не является плодом гнусных происков. Я не торговал своим пером. Я богат, но честен. Это золото дано мне щедрой рукой, и я поклялся, то употреблю его себе на благо и ревностным трудом добьюсь солидного положения, подобающего добродетельному члену общества. Труд — священнейший долг человека!
— А лошадь — благороднейшее из животных, — заметил Марсель, перебивая оратора. — Перестань, — добавил он, — к чему эта речь, откуда такая проза? Из сокровищницы здравого смысла, что ли?
— Не перебивай и брось свои шуточки, — сказал Родольф, — они все равно притупятся, потому что попадают в броню непреклонной воли, в которую я отныне закован.
— Хорошо. Довольно вступлений. Ближе к делу.
— Вот каковы мои планы. Избавившись от материальных забот, я буду серьезно заниматься. Я закончу свою махину и добьюсь общественного признания. Прежде всего — отрекаюсь от богемы, буду одеваться как все, куплю черный фрак и стану посещать великосветские салоны. Если хочешь идти со мною в ногу, мы по-прежнему будем жить вместе, но тебе придется безоговорочно принять мою программу. В обиходе нашем будет царить строжайшая экономия. Если мы будем действовать с толком, нам обеспечено три месяца спокойной работы. Но нужно соблюдать экономию.
— Друг мой, — возразил Марсель, — экономия — это такая премудрость, которая по плечу только богатеям, а мы с тобою не знаем даже ее азов. Однако, если ассигновать на это дело шесть франков, можно купить сочинения Жана-Батиста, а он — выдающийся экономист и, быть может, научит нас искусству экономии. Что это тебя турецкая трубка?
— Да, — ответил Родольф. — Купил за двадцать пять франков.
— Как? Ты выложил за трубку целых двадцать пять франков… и еще проповедуешь экономию?
— А это и есть экономия, — ответил Родольф. — Не проходило и дня, чтобы я не разбивал трубки ценой в два су. За год я тратил на них куда больше, чем на эту… Следовательно, это самая настоящая экономия.
— Действительно, ты прав, — согласился Марсель. — А мне и невдомек.
В это время часы на соседней колокольне пробили шесть.
— Давай поскорее пообедаем, я хочу взяться за дело с сегодняшнего же вечера, — сказал Родольф. — Но насчет обеда у меня имеется замечание: на стряпню мы каждый день тратим уйму драгоценного времени. А время — это богатство труженика, поэтому время надо экономить. Начиная с сегодняшнего дня мы будем обедать в городе.
— Конечно, — ответил Марсель, — в нескольких шагах от нас есть превосходный ресторан, он малость дороговат, зато ходить недалеко и мы выгадаем время.
— Сегодня мы заглянем туда, — сказал Родольф, — но завтра или послезавтра придумаем что-нибудь еще повыгоднее… Вместо того чтобы ходить в ресторан, наймем кухарку.
— Нет, нет, — возразил Марсель, — лучше наймем лакея, заодно он будет и поваром.
Подумай только, как это выгодно! Во-первых, все у нас будет в порядке: он будет чистить нам обувь, мыть кисти, ходить за покупками, я даже постараюсь пробудить в нем вкус к искусству, и он станет моим подмастерьем. Таким образом, мы с тобою выгадаем по крайней мере шесть часов в день, избавившись от занятий и хлопот, которые только вредят работе.
— Слушай-ка, у меня еще идея!…— воскликнул Родольф. — Однако идем обедать!
Пять минут спустя друзья уже сидели в отдельном кабинете ресторана и продолжали рассуждать об экономии.
— Вот какая у меня идея: не лучше ли нам вместо лакея обзавестись любовницей? — предложил Родольф.
— Одной на двоих? — в ужасе воскликнул Марсель. — Но ведь это будет дурацкая скупость, которая доведет нас до расточительности! Нам придется тогда потратиться на покупку ножей, чтобы зарезать друг друга. Я предпочитаю слугу. Помимо всего прочего, держать слугу — это хороший тон.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Родольф. — Мы раздобудем толкового парня. И если он окажется хоть чуточку грамотным, я сделаю его своим секретарем.
— Это пригодится ему на старости лет, — сказал Марсель, расплачиваясь по счету, возросшему до пятнадцати франков. — Знаешь, вышло довольно дорого. Обычно мы с тобою тратим на обед полтора франка на двоих.
— Да, но мы обедали скудно и вечерами приходилось еще ужинать, — возразил Родольф. — В конечном счете получается экономия.
— С тобою не поспоришь, — пробормотал живописец, обезоруженный этим доводом, — ты всегда оказываешься прав. Сегодня вечером будем работать?
— Да нет! Я навещу дядю, — сказал Родольф. — Это превосходнейший человек, я расскажу ему о перемене в моей жизни, он даст мне полезные советы. А ты куда направишься?
— Я пойду к старику Медичи, надо узнать, нет ли у него старых картин, требующих реставрации. Кстати, дай-ка мне пять франков.
— Зачем?
— Я пойду через мост Пон-дез-Ар.
— Вот еще! Платить за переход! Трата хоть и ничтожная, но она противоречит нашим принципам.
— Да, правда, — согласился Марсель. — Направлюсь через Новый мост… Найму кабриолет…
И друзья расстались. Каждый пошел своей дорогой, но по странной случайности дороги привели их в одно и то же место, где они и встретились.
— Ты что же — не застал дядю? — Марсель.
— А ты, не повидался с Медичи? — Родольф.
И они расхохотались.
Однако домой они вернулись очень рано… под утро.
Два дня спустя Родольф и Марсель уже совершенно преобразились. Они были одеты как новобрачные из самого высшего круга, были так хороши собою, так вылощены, так изящны, что при встрече на улице даже не сразу узнали друг друга.
Впрочем, они строго придерживались принятой ими системы экономии. Только вот распорядка работы им никак не удавалось в точности придерживаться. Они наняли слугу. Это был рослый тридцатичетырехлетний малый, родом из Швейцарии, умственными способностями своими он напоминал Жокриса. К тому же, Батист не был создан, чтобы служить лакеем, и если ему поручали отнести какой-нибудь пакет покрупнее, он краснел от негодования и отправлял пакет с рассыльным. Но у Батиста были и положительные качества: например, когда ему давали зайца, он при желании мог превратить его в заячье рагу. А так как прежде чем стать лакеем он был винокуром, то урывал немало времени на разработку нового целебного зелья, которым мечтал прославить свое имя, ореховая настойка тоже удавалась ему весьма недурно. Но была область, в которой Батист уже совершенно не знал соперников, — а именно искусство воровать у Марселя сигары и раскуривать их при помощи Родольфовых рукописей.
Однажды Марсель вздумал нарядить Батиста фараоном и воспользоваться им как моделью для своей картины «Переход евреев через Чермное море». Услышав об этом, Батист наотрез отказался позировать и потребовал расчета.
— Хорошо, — сказал Марсель. — Расчет получите сегодня вечером.