Две трети выплачу в
течение года в три приема.
- Ну что ж, согласен. Я ведь еще больше собирался уступить. Когда же первый платеж?
- Через три месяца.
- Я оставлю доверенность Бигелю на случай, если меня не будет.
- А сейчас едешь в Райхенгалль?
- Вероятно.
- Ого... это уж не Букацкий ли подал мысль?..
- Каждому свое... Ты же вот покупаешь зачем-то кшеменьскую закладную? Сущая ведь мелочь для тебя.
- Мелкие дела крупным не помеха. Но тебе я могу сказать: деньги у меня, ты знаешь, есть и кредит имеется. Но кусок земли, и притом большой,
во всех смыслах - неплохое обеспечение. Плавицкий мне самому однажды говорил, что охотно продал бы Кшсмень. А теперь, я думаю, пойдет на это еще
охотней и отдаст дешевле, гораздо дешевле, с уплатой только части вперед, а остальное - в рассрочку, в виде какой-нибудь там rente viagere
<пожизненной ренты (фр.).>. Вообще посмотрим. Приведу имение в порядок, почищу его слегка, как лошадь перед ярмаркой, и, может, опять продам. А
пока что буду числиться помещиком, чему я, entre nous <между нами (фр.).>, придаю некоторое значение.
Поланецкий, с трудом заставив себя выслушать Машко, сказал:
- Откровенность за откровенность: купить будет не так-то просто. Панна Плавицкая решительно не хочет его продавать. Женщина, что поделаешь!
Привязалась к своему Кшеменю и сделает все, чтобы имение осталось у них.
- Ну, что же, в крайнем случае стану кредитором Плавицкого, - не беспокойся, деньги мои не пропадут. Во-первых, могу продать закладную по
твоему примеру. Во-вторых, у меня, как адвоката, побольше возможностей взыскать с него долг. Наконец, придумаю что-нибудь, какой-нибудь хитрый
способ, и Плавицкому подскажу.
- Можешь сам пустить имение с молотка и сам же приобрести его на аукционе.
- Нет! Так пусть поступает кто-нибудь другой, но не Машко, черт побери! Есть и еще средство; как знать, может, оно больше устроит панну
Плавицкую, чьи достоинства мне, кстати, небезразличны.
Поланецкий, допив чашку, со стуком поставил ее на стол.
- Ах, вот что! - сказал он. - Конечно, можно и так помещиком стать.
И в порыве досады и гнева хотел было встать и уйти, сказав Машко: “Я раздумал”, - но сдержался.
- А почему бы и нет?.. - проговорил Машко, расчесывая пальцами бакенбарды. - У меня таких намерений не было, честное слово, и никаких
определенных планов я не строю. А все-таки... чем черт не шутит? С панной Плавицкой я как-то зимой познакомился в Варшаве, она мне очень
понравилась. Из хорошей семьи, имение расстроенное, правда, но большое, его еще можно в порядок привести. Как знать? И эту возможность стоит в
соображение принять. Я с тобой начистоту, как всегда. Ты за долгом поехал, но я-то знал, зачем тебя туда направляют дамы. А вернулся злой как
черт, и я допускаю, что на барышню ты видов не имел. Но если я ошибаюсь, то немедленно отступлюсь, не от планов - я тебя уверяю, их не было, -
но даже от мыслей таких. Даю слово! Но в противном случае не будь собакой на сене и не становись девушке поперек дороги. А теперь давай, я
слушаю тебя.
Поланецкий вспомнил свои вчерашние размышления и подумал, что Машко прав: ни к чему становиться Марыне поперек дороги.
- Никаких видов у меня на девушку нет, - сказал он, помолчав.
- Женишься ты на ней или нет - дело твое. Но скажу честно: одно мне во всем
этом не нравится, хотя это в моих же интересах, - что закладную покупаешь ты. Что у тебя нет сейчас намерений, я верю, ну, а если появятся? Это
будет довольно странно... Будто ты расставил сети, хочешь оказать давление на нее... Впрочем, дело твое...
- Вот именно! И скажи мне это кто-нибудь другой, уж я бы сумел его поставить на место. А тебе ручаюсь: будь у меня такое намерение явилось,
в чем я сомневаюсь, я не стал бы требовать руки панны Плавицкой в счет процентов Коль скоро я, положа руку на сердце, могу себе сказать, что
купил бы закладную в любом случае, значит, и могу со спокойной совестью ее купить. Хочу купить Кшемень, потому что он мне нужен: вот как дело
обстоит. А значит, вправе прибегнуть к потребным для этой цели средствам.
- Ну, ладно. Согласен. Вели составить контракт и пришли мне на подпись или сам занеси.
- Контракт мой помощник уже заготовил: дело только за твоей подписью.
И через четверть часа контракт был подписан. Вечером того же дня Поланецкий в прескверном настроении сидел у Бигелей; пани Бигель тоже была
огорчена и не скрывала этого. И Бигель, пораскинув умом, протянул с обычной своей рассудительной осторожностью:
- Что Машко такой возможности не исключает, сомнений нет. Вопрос разве в том, обманывает он только тебя, отрицая это, или себя тоже.
- Боже ее упаси от Машко, - промолвила пани Бигель. - Мы все видели, какое большое впечатление она на него произвела.
- Мне всегда казалось, - заметил Бигель, - что для таких людей, как Машко, важней всего состояние, но я могу ошибаться. Может, у него
другой расчет: взять жену из хорошей, старинной семьи, умножив тем свои связи, подняв свой престиж, и стать поверенным в делах целого широкого
общественного слоя. Расчет вовсе неплохой: если он воспользуется имеющимся у него кредитом, то при своей сноровке сумеет со временем очистить
Кшемень от долгов.
- Вы сказали, панна Плавицкая произвела на него большое впечатление, - вставил Поланецкий, - помнится, ее отец тоже об этом поминал.
- Что же теперь делать? - спросила пани Бигель.
- Да ничего. Пусть выходит за Машко, если хочет, - отвечал Поланецкий.
- А вы?
- А я пока что уеду в Райхенгалль.
ГЛАВА VI
И правда, через неделю он уехал в Райхенгалль, еще перед тем получив письмо от пани Эмилии, которая справлялась о поездке в Кшемень. На
письмо он не ответил, решив рассказать все при встрече. А Машко накануне его отъезда отправился в Кшемень - известие об этом подействовало на
Поланецкого сильней, чем можно было ожидать. Он убеждал себя, что уже в Вене забудет об этом, но не мог и, гадая о том, выйдет ли Марыня за
Машко, даже послал из Зальцбурга письмо Бигелю, якобы деловое, а на самом деле в надежде что-нибудь разузнать. С пятого на десятое слушал он
рассуждения своего попутчика, Васковского, о взаимоотношениях национальностей в Австро-Венгерской империи и о миссии современных народов вообще.
Порой, поглощенный мыслями о Марыне, он даже забывал отвечать на вопросы. И удивительное дело: уже не образ ее, а точно она сама, живая,
возникала у него перед глазами, до того отчетливо он видел ее. Видел милое, кроткое лицо с красиво очерченным ртом и родинкой над верхней губой,
спокойный взгляд ее глаз - внимательный и сосредоточенный, когда она слушала его; видел всю эту стройную, грациозную фигурку, от которой веяло
пылким и вместе чистым молодым одушевлением.