– Есть у вас аспирин?
– Что? Не понимаю… У меня сумбур в голове.
– Давайте вызовем врача.
Она приподнялась с испуганным видом.
– Какого врача? Ни в коем случае. Я умоляю вас, никому ни слова. Ведь я приехала тайно!
– Но какое дело врачу до тайны? Он придет и уйдет.
– Замолчите! – сказала она.
– Тогда я схожу в аптеку.
– Нет! – Она схватила меня за руку. – Не оставляйте меня. Мне тяжело и страшно. Смотрите, смотрите, в углу! Они там прячутся, поглядите!
– Там никого нет, – сказал я, – у вас жар, ложитесь.
Она покорно легла.
– Я приехала тайно, – сказала она. – Томасу надо бежать. Но я не могу подняться. Как же сказать Томасу? На первый же пароход. Улица Трошню, с башенкой дом. Передайте ему… – Кажется, она бредила.
Я решил сбегать в аптеку. Дежурная аптека оказалась не близко. Когда я вернулся, она сидела, спустив ноги с кровати, и напряженно вглядывалась в окно. Свеча догорала.
– Где вы были? – сказала она. – Мне кажется, за окном кто-то есть. Они следят.
Я посмотрел в окно, на мокрой улице никого не было.
– Выпейте аспирин.
– Что это такое?
– Лекарство.
Я заставил ее выпить четыре таблетки и укрыл одеялом до подбородка.
– Они следят, – бормотала она, – я знаю. А Томасу надо бежать. Завтра же. Улица Трошню, четыре. В вагоне нетоплено, бррр… Я вся продрогла. Вы ехали в том же поезде, знаю. Не обольщаюсь. Вы ехали по делам. Как это у вас там написано… Я продрогла…
Я смотрел на руку, брошенную поверх одеяла. Мне стало казаться, что эту руку я видел когда-то. Лежащей вот так же на мягкой ткани. Я помнил «позу» этой руки, созданную расположением пальцев, и сами пальцы, запястье. Рука для меня много значит. Мне кажется, что она говорит о человеке не меньше, чем, например, глаза.
Свеча догорала, я смотрел и смотрел. Где же я видел ее, эту руку? Я взял оплывший столбик свечи и поднес к лицу незнакомки. Она спала, слегка приоткрыв губы, распавшаяся прядь накрыла щеку.
Я вгляделся. И в одно мгновение лоб мой покрылся испариной. Я вскочил с бьющимся сердцем, свеча полетела на пол. Это была она, без сомнения, она. Речь шла не о простом сходстве. Мгновенным озарением я понял, что вижу перед собой ее. Девушку с моего портрета.
Давно я носил этот портрет в бумажнике. Как-то мне попалась подшивка старого журнала. Там было много интересного. На одном развороте красовались репродукции с выставки художников. Меня сразу привлек этот портрет. Несмотря на черно-белые тона, была в нем необычайная живость. Девушка сидела вполоборота, положив руку на гнутую спинку кресла. Бывают неповторимые лица, на которые хочется долго смотреть, и в этом лице есть нечто знакомое, только нужно напрячься и вспомнить, где ты его видел и почему оно до конца не забыто. Незнакомка глядела на меня темным взором, в глазах угадывалась затаенная печаль, и вопрос был готов сорваться с губ, во всяком случае, они уже слегка приоткрылись. Мне казалось, что она смотрит на меня и только меня хочет спросить: «Кто вы? Когда мы увидимся с вами?»
Разворот был искромсан ножницами, подпись не уцелела, ее срезали вместе с другой репродукцией. Я не знал ни художника, ни названия работы. Я наклеил портрет на картон и положил в бумажник. Иногда доставал его и смотрел, показывал друзьям, а на вопросы отвечал туманно. Я создал себе небольшую иллюзию, но теперь жизнь вносила поправку. Я встретилее . Простое сходство? Но я узнал эту руку и увидел лицо в том ракурсе, как написано оно на портрете. Это было одно и то же лицо. В моей жизни произошло невероятное. Это было тем более невероятно, что журнал, откуда я вырезал репродукцию, совсем пожелтел от старости. Он выходил еще в прошлом веке.
Ночь я провел в квартире Иманта, а утром снова отправился на улицу Вестурес.
Я плохо спал и чувствовал лихорадочное возбуждение. Мне не терпелось увидеть мою незнакомку.
Но на ступеньках дома я увидел слесаря, разложившего инструменты. Дверь была распахнута настежь. Я завел со слесарем окольный разговор, но он говорил только о кранах.
– Краны текут. Только дом сдали.
– Кому сдали?
– Управлению. А вам что нужно?
– Посмотреть бы дом. Я интересуюсь архитектурой.
– Смотрите, – сказал слесарь. – Только наверху двери заперты, ключей у меня нет.
С волнением вошел я в комнату и застыл от удивления. Комната была совершенно пуста. Ни столика, ни кровати, ни тумбочки, которая стояла в углу.
Я попытался что-то узнать у слесаря. Но он твердил, что пришел час назад, а ключ взял у мастера. Никто не жил в доме после ремонта, мебель не привозили.
– Краны текут, – говорил он. – Совсем новые!
– Вчера я видел в окошке свет.
– Кто его знает, – ответил слесарь, – за этим домом я не приставлен.
Я походил вокруг особняка и не придумал ничего лучше, как отправиться на улицу Трошню.
У дома номер четыре дворничиха мела тротуар. Дом совсем небольшой, в два этажа. Я вошел в подъезд, поднялся по деревянной лестнице и выяснил, что здесь всего пять квартир, в основном коммунальных, на некоторых дверях были таблички с фамилиями жильцов.
Я вышел из подъезда и обратился к дворничихе.
– Скажите, в этом доме живет какой-нибудь Томас?
– А вам что? – Она перестала мести.
– Мне нужен человек с именем Томас, но фамилии я не знаю. Меня его знакомая просила найти.
– Какой из себя?
– Ну так… – Я сделал несколько неопределенных жестов, обрисовывающих фигуру.
– Пусть сама ищет, – сурово сказала дворничиха. – Знакомая, а фамилии не знает.
– Ну, извините. – Я повернулся, чтобы уйти.
– Тут два Томаса, – смягчилась дворничиха. – Мальчишка, в седьмой класс ходит, и Томас Карлович из пятой квартиры.
– Спасибо. Мне нужен Томас Карлович. – Я направился к дверям.
– С этой стороны не войдете! – крикнула она. – Со двора нужно!
Я обошел дом и оказался в типичном дворике старого города.
Он упирался в полуразрушенную каменную стену и отделялся от другого двора приземистым флигелем. На этом флигеле и красовалась табличка «Квартира №5».
Я позвонил. Дверь открыла пожилая седовласая женщина и что-то спросила по-латышски.
– Нельзя ли видеть Томаса Карловича? – сказал я.
Она покачала головой.
– Нет дома?
Она кивнула.
Я извинился, вышел на улицу и остановился в задумчивости посреди мостовой. Куда подевалась моя незнакомка? Где мне теперь ее отыскать? Я вытащил портрет из бумажника, быть может, он мне подскажет, что делать.
Вдруг над моим ухом раздался голос:
– Вы искали Томаса Карловича?
Я поднял голову. Рыхлый человек с оплывшим лицом и водянисто-голубыми глазами напряженно смотрел на меня.
– Да, я искал Томаса Карловича.
– Это я. Чем могу служить? – спросил рыхлый.
– Извините, быть может, это всего лишь ошибка. Я хотел через вас разыскать одну знакомую.
– Какую знакомую? – Его глаза стрельнули по сторонам.
– Она приехала вчера и должна была к вам зайти.
– Откуда приехала? Здесь говорить неудобно. Пойдемте где-нибудь сядем.
Мы шли молча по улочкам, а в небольшом скверике присели на лавку.
– Какая знакомая? – еще раз спросил он. – Ко мне никто не заходил.
– В таком случае, это, вероятно, ошибка, – сказал я.
– Ну-ну, так уж и ошибка. Что она говорила? Зачем ей ко мне заходить?
Сказать или не сказать, думал я. Скорее всего, это вовсе не тот Томас.
– Вы живете в доме номер четыре по улице Трошню? – спросил я.
– Совершенно верно.
– Скажите, а вашем доме есть еще какой-нибудь Томас? Простите за такие вопросы, но я знаю всего лишь, что она хотела увидеться с Томасом из дома номер четыре.
– У нас есть Томас, мальчишка.