С ним, видишь ли, мы даже не знаем, с чего начать. Рубин превращается в роскошь. Восстановление Ари Эмори — необходимость. Мы можем попытаться и самостоятельно, но будет гораздо легче — при поддержке Департамента Обороны.
— Ты имеешь в виду деньги?
Най покачал головой.
— Прикрытие. Возможность сохранить Уоррика. Возможность не разглашать то, что мы делаем.
Власть для защиты наших исследований — наш объект (новая Ари) — от вмешательства Департамента Внутренних Дел.
— Аа. — Городин глубоко вздохнул. — А деньги — всегда все упирается в деньги.
— Мы будем выполнять нашу часть соглашения, если вы финансируете проект Рубина. Но защита наших объектов исследования абсолютно необходима. Этим определяется успех или неудача.
Городин откинулся на спинку кресла и прикусил губу. И снова подумал о записывающей аппаратуре.
— Ты уже говорил с Лу?
— Нет еще.
— Ты не упоминал об этом никому вне Резьюн?
— Нет. И не собираюсь. У нас была единственная брешь в обеспечении секретности — связанная с эйзи. Мы перекрыли ее. Другой не будет.
Городин думал об этом — гражданские обделывают свои собственные дела под прикрытием военных. Слишком много любительщины.
Резьюн хотела начать тесное сотрудничество в связи с проектом, в котором Городин, черт побери, видел возможность изменения окончательного баланса сил в сторону Союза.
Экспериментирование Арианы Эмори с ребенком на Фаргоне выглядело гораздо безопаснее. Попытка Резьюн поднять мертвого выглядела — о черт, пойдем за более крупным выигрышем. Пойдем на все.
Для бюджета Обороны это были гроши.
— Думаю, что больших проблем тут нет, — сказал Городин. — Мы просто подготавливаем фаргонскую лабораторию. Мы сошлемся на Закон о Военной тайне. Мы можем прикрыть все, что нужно.
— Нет проблем, — откликнулся Най. — С этим нет проблем. Пока она остается засекреченной.
— С этим нет проблем, — повторил Городин.
— Так что мы все называем проектом Рубина, — продолжал Най. — Мы строим лабораторию на Фаргоне, мы работаем там над проектом Рубина в условиях полной секретности, мы получаем еще более полное прикрытие для нашей работы на Сайтиин.
— Поймать двух зайцев? — После того, как Городин это произнес, ему пришло на ум, что это выражение немного грубовато для похорон Эмори. Однако, черт возьми, ведь о ее восстановлении и идет речь.
Он был совершенно уверен, что Жиро Най намеревался сохранить контроль над ходом проекта, имея в виду эмбрион в вынашивающей камере и ребенка, подрастающего в Резьюн.
Внезапно он добавил их к своим годам. Ему было сто двадцать шесть, считая по планетарным годам. Сто сорок шесть к тому времени. И Най — тоже не молод.
Впервые он понял, что имел в виду Уоррик, говоря о факторе времени на Резьюн. Он привык к растяжению времени — к ощущениям космонавта: что сто сорок шесть по планетарному календарю окажутся не таким уж бременем для него, потерявшего месяцы планетарного времени за считанные дни межзвездных прыжков. Однако время Резьюн соответствовало времени жизни.
— Мы хотели бы проводить этот, второй, проект в полном объеме, — сказал Най. — Наличие параллельного исследования может выручить нас, если возникнет кризис, и у нас не окажется возможности опытной проверки теорий. Сравнение позволит ответить на наши вопросы. Это не роскошь.
То, что часть проекта Рубина будет проводиться на Фаргоне, означало, что эта часть данных окажется под рукой. И означало страховку от неудачи. Городин всегда считал нужной подстраховку — в оборудовании или при планировании. Экономика космонавта: запас карман не трет.
— Так и сделай, — сказал он. — И прикрытие будет гораздо легче устроить.
Надо было еще урегулировать это с Лу и с руководителями отделов.
Но и Лу, и другие руководители согласятся с чем угодно, что может дать подобную отдачу и предоставлять работу Эмори в распоряжение Обороны.
Оборона вела массу проектов. Некоторые оказались явно неудачными. Но те, которые сработали — окупили все остальные.
За дверью все время ходили туда-сюда. Больше, чем обычно, слышались голоса. Некоторые из них казались Джастину знакомыми: кто-то остановился возле двери, группа людей, разговаривающих между собой.
Пожалуйста, мысленно взмолился он. Пожалуйста. Кто-нибудь, остановись здесь! На секунду вспыхнула надежда; следом за ней испуг. Он прислушивался, сидя на матрасе. Стиснутые руки он сжимал между колен.
— Позови Ари, — неоднократно просил он охранников. — Скажи, что я хочу поговорить с ней.
Но они были эйзи. У них не было полномочий обращаться выше, чем к своему Инспектору. И сколько он ни просил. Инспектор так и не приходил.
Он находился в камере для самоубийц, стены и дверь, обитые мягким материалом, раковина, унитаз и матрас. Свет горел постоянно. Пищу приносили в водорастворимых упаковках, чуть поплотнее туалетной бумаги, никаких ножей и вилок. У него отобрали одежду и дали ему только больничную пижаму из белой хлопчатобумажной материи. Его больше не допрашивали и даже не говорили с ним. Он не знал, сколько прошло времени, спал он плохо. Сказывался стресс, к тому же он потерял ощущение времени. И — ленточные видения, обольстительные и разрушительные. Он не позволил видениям захватить его, пока он находится в изоляции. Он отказался поддаться этому даже в порядке самоутешения.
Это не я, продолжал он думать, не давая себе заснуть, отгоняя фантазии. Это не мой выбор. Я ей не принадлежу. Я не хочу думать ее мыслями.
Он думал, что Ари держит его заложником. Она держит его и, возможно, Гранта в качестве противовеса какой-нибудь угрозе Джордана обратиться в Департамент с обвинениями. Возможно, что она и Джордана арестовала. Может быть, Джордан и не может помочь ему. Однако, в любом случае, придет полиция. И они снова не подвергали его психоскопии; и они не могли психоскопировать Джордана.
Самым уязвимым был Грант. Она использует Гранта против Джордана — и его тоже. Он не сомневался в этом.
Он надеялся, что придет полиция. Агенты Внутренних Дел. Департамента Науки. Кто угодно.
Ему показалось, что за дверью — легкое оживление.
Однако это так и оставалось только надеждой.
Грант будет ждать, что он вернется, но к нему придут агенты службы безопасности, потянут беднягу на новые допросы.
Он услышал, как щелкнул электронный замок. Дверь открылась.
— Сир Най хочет поговорить с тобой, — сказал один из эйзи; оба из Безопасности. — Пройди, пожалуйста.
Он поднялся. Колени превратились в кисель. Он вышел на свет, зная, что сейчас предстоит новый сеанс психоскопии, но у него, по крайней мере, будет случай кое-что высказать Жиро, по крайней мере, шанс произнести две-три фразы прежде, чем они введут ему наркотик.
Меньше всего он оказался подготовлен к тому, что они позволили ему идти свободно. Он испытывал головокружение, колени болели и подгибались, так что было трудно идти.
Снова ленточные видения. И Флориан.
По коридору в пустую маленькую комнату для допросов, которую он видел раньше. Он дошел до открытой двери и остановился в изумлении, ошеломленный тем, что за столом сидел не Жиро Най. Это был толстый, круглолицый человек, которому в эту секунду замешательства его мозг настойчиво стремился придать облик худого Жиро.
Не Жиро.
Дэнис Най, поднимающийся из кресла с горестным видом.
— Где Грант? — требовательно спросил Джастин. — Где мой отец? Что происходит? — Голос не слушался его. Его ноги тряслись, когда он подходил к узкому столу и наклонился через него к лицу Дэниса.