Ладно, ладно, без тебя знаю, что вначале женщинам.
Он взвалил кипу матов на спину и исчез. Вскоре он снова появился в отсеке. С ним пришли еще несколько парней примерно его возраста.
- Они тоже будут таскать, - сказал Всеволод.
Я отвел его в сторонку:
- Ты, наверно, все знаешь. Ну-ка, скажи, что произошло на Венере?
- А ты спроси у Баумгартена. Это который в скафандре сидит.
- Спрошу. Но сперва расскажи ты.
- Я бы ни за что не улетел, если б не родители. Я-то за свою психику спокоен.
"Опять психика, - подумал я. - Только это и слышишь вокруг..."
- Может, он его просто не услышал, - продолжал Всеволод, разглядывая мой курсантский значок, - а они из этого такое раздули...
- Кто кого не услышал? Говори по порядку.
- Так я и говорю. Он ехал с дальних плантаций, и вдруг у него испортился вездеход. Там, знаешь, привод компрессора...
- Не надо про компрессор. Что было дальше?
- Дальше начался черный теплон. - Парень оживился. - Ух и теплон был! На нашем куполе все антенны расплавились...
- Стоп! Ты сказал - испортился вездеход. Дальше?
- Вот я и говорю: испортился. А тут теплон начинается, чернота пошла. И тут он проезжает мимо.
- Кто мимо кого? Говори же толком!
- Тудор мимо Холидэя. Холидэй ему по УКВ - возьми меня, терплю бедствие. А тот будто и не слышит. Проехал, и все.
- Ну, а Холидэй что?
- А там один самолет удирал от теплона. Так он услышал вызов Холидэя. Повезло ему, а то сгорел бы.
Тудор! Отец Рэя! Он часто бывал у нас в доме. Вместе с моим отцом он занимался селекцией венерианских мхов. Мы с Рэем с детства мечтали о профессии космолетчика, но, когда дело дошло до окончательного выбора, Рэй решил остаться на Венере. Я улетел на Землю, поступил в Институт космонавигации, а Рэй остался. И вот теперь его отец, Симон Тудор... Поразительно!
И еще я вспомнил странные слова Рэя о том, что ктото не понял его отца.
- Из-за этого случая и началась паника? - спросил я.
- Пойди к Баумгартену, он тебе расскажет.
Баумгартен спал. Но, когда я подошел, он открыл глаза.
- Так хватит воды или нет? - спросил он.
- При жесткой норме хватит. - Я сел рядом с ним. - Старший, мне рассказали про Холидэя. Может, Тудор просто не услышал его? Неужели из-за одного этого случая...
- Одного случая? - перебил он, грозно выкатывая на меня светло-голубые глаза. - Если хочешь знать, я заметил это у примаров еще год назад. Я вел наблюдения, дружок. Этот чемодан набит записями.
- Что именно ты заметил у них, старший? - спросил я, чувствуя, как похолодели кончики пальцев.
- Мелких признаков много. Но самый крупный и самый тревожный... м-м... как это на интерлинге... Равнодушие! - выкрикнул Баумгартен. - Безразличие ко всему, что выходит за рамки повседневных локальных интересов. Я утверждаю это со всей ответственностью врача!
Я потихоньку растирал кончики пальцев. Набитый чемодан. Наблюдения за примарами...
- Случай с Холидэем подтвердил самые страшные мои опасения, - продолжал Баумгартен. - Они становятся другими! Сдвиги в психике все более и более очевидны...
Его слова так и хлестали меня. Нет, нет, с моими родителями все в порядке. Ничего такого я не замечал. Нет!
- А все потому, что торопимся, вечно торопимся.
- Да, - сказал я. - Наверное, нужно было разобраться как следует, а не кидаться на первый же корабль.
- Я говорю о другой торопливости. - Худое лицо Баумгартена вдруг стало мрачным. - Об этом будет разговор на Совете планирования. Еще сто лет назад утверждали, что на Венере жить нельзя.
Тут корабль наполнился прерывистыми звонками. Это означало - приготовиться к старту.
Я поспешил к лифту.
Опять прошел я мимо Холидэев. Том по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Андра читала книгу. Она мельком взглянула на меня, тонкой рукой отбросила со лба волосы.
Волосы у нее были черные, как у матери, а глаза отцовские, серые, в черных ободках ресниц.
Ронга сидела, ссутулясь, скрестив руки и стиснув длинными пальцами собственные локти. Резкие черты ее лица как бы заострились еще более. Я услышал, как она шептала непримиримо:
- Никуда, никуда с Земли...
Глава вторая
БЕСПОКОЙНАЯ ЗЕМЛЯ
Мы возвращались с последнего зачета. Целый день, бесконечно длинный день мы только тем и занимались, что убеждали экзаменаторов, что наши мышцы и нервы, наши интеллекты и кровеносные сосуды, - словом, наши психо-физические комплексы вполне пригодны для космической навигации. Нас раскручивали на тренажерах, мы падали в такие бездны и с таким ускорением, что желудок оказывался у горла, а сердце-во рту. А как только тебя подхватывала силовая подушка, ты не успевал отдышаться, как прямо в глаза лез метеорит-то, что его имитирует, разумеется. И горе тебе, если ты замешкаешься, не успеешь включить ракетный пистолет и отскочить в сторону.
У меня словно все кости были переломаны, в голове гудело, и почему-то казалось, будто нижняя челюсть скособочена. Я тронул ее рукой - нет, челюсть на месте.
Автобус мягко мчал нас по воздушной подушке к жилым корпусам Учебного центра. Мы молчали, не было сил произнести даже один слог. Робин лежал рядом со мной на сиденье, выражение лица у него было, как у Риг-Россо в том кадре, где его вытаскивают из камнедробилки. Сзади сопел и отдувался Антонио - даже он сегодня помалкивал.
Только я подумал, что наша группа хорошо отделалась и особых неожиданностей все-таки не было, как вдруг - фьфк! кррак!! - и я очутился в воздухе. Я даже не успел вскрикнуть, сердце оборвалось, на миг я увидел свои ноги, задранные выше головы. В следующую секунду, однако, я понял, что лечу вниз, и резко перевернулся. Приземлиться на четыре точки... Мои руки и ноги ткнулись почти одновременно в травянистую землю.
Я лежал на животе и пытался приподняться на руках и не мог. Сладко пахнущая трава вкрадчиво лезла в рот. Я бурно дышал. Неподалеку кто-то из ребят не то стонал, не то плакал. Я увидел:из автобуса, который преспокойно стоял в нескольких метрах на шоссе, вышел инструктор, ехавший с нами. Его-то не катапультировало. Я поднялся, когда он проходил мимо.
- Как настроение, Дружинин?
Видали? Тебе устроили такой подвох, и у тебя же еще должно быть хорошее настроение!
- Превосходное, - прохрипел я.
Повреждений никто не получил: место для катапультирования было выбрано со знанием дела. И выбросили нас на небольшую высоту. Собственно, это был, скорее, психический тест.
Костя Сенаторов не выдержал его. Этот атлет бил кулаком по земле, лицо его было перекошено, и он все повторял с какими-то странными завываниями:
- Уйду-у-э... уйду-у-э...
Я схватил его под мышки, попытался поднять, но Костя оттолкнул меня локтем и завыл еще громче. Инструктор покачал головой, нагнулся к Косте и ловко сунул ему в раскрытый рот таблетку.
Никогда бы не подумал, что у Кости могут сдать нервы. Жаль. У нас в группе все его любили.
Мы снова забрались в автобус и теперь уже были начеку.
- Дерни за руку, - шепотом сказал мне Робин и протянул распухшую, покрасневшую кисть.
- Да ты ее вывихнул! - сказал я.
- До чего проницательный... Ты можешь потише? - Он вытянул шею и посмотрел на инструктора, который сидел на переднем сиденье.
Я осторожно сжал его пальцы и резко дернул, пригибая кисть вниз. Робин откинулся на спинку сиденья, на лице сквозь загар проступила бледность, оно сплошь покрылось капельками пота.
Темнело, когда мы приехали к жилым корпусам. В медпункте руку Робина осмотрели, смазали болеутоляющим составом и сказали, что все в порядке.
В столовой было людно и шумно.