На слове "Сашка" Лукус нахмурился, но, услышав "Арбанов", восторженно улыбнулся и даже хлопнул ладонями по узким коленям.
- Арбан! Арбан! - повторил он несколько раз.
Скоро Лукус улыбаться перестал. Он пытался заговорить с Сашкой, но, выслушивая очередной набор бессмысленных звуков, тот только устало мотал головой. Недовольно причитая, Лукус ходил вокруг стола и покусывал большой палец правой руки. Наконец его взгляд упал на успевшую высохнуть от следов варева деревянную лопатку, он торжествующе улыбнулся и пошел к котлу. В следующую минуту в руках у Сашки оказалась странная чаша, напоминающая блюдо с зауженным краем, и что-то похожее на кусок волокнистого сыра или творога. Лукус зачерпнул из котла такую же порцию себе, сел за стол, глотнул из чаши, откусил и, аккуратно прожевав, сказал, поочередно кивнув на варево и на сыр:
- Икес. Мас.
- Икес. Мас, - повторил Сашка и, почувствовав, что смертельно голоден, начал есть.
И суп, и сыр пришлись ему по вкусу. Сыр издавал еле заметный запах кислого молока, а от супа не пахло ничем. Сашка даже принюхался перед очередным глотком через узкую часть блюда, но аромата не почувствовал.
- Манела! - объяснил отсутствие запаха Лукус, но, увидев, что его слова не поняты, махнул рукой.
Сашка ел бульон, в котором плавали незнакомые коренья и овощи, и жевал сыр, распадающийся во рту на тающие кислые волоконца, стараясь не думать о произошедшем. Разве могло его удивить хоть что-то после пережитого в горящем доме? Только то, что он все еще жив. В этом случае его предсмертные видения вовсе не так уж плохи. И почему собственно предсмертные? А если ему нужно устраивать посмертную судьбу? Тогда почему нет ожогов? Раны на руках, забинтованные зеленоватым пористым материалом, есть, а ожогов нет. Или его мама жива и все, что с ним происходит, это галлюцинации с того самого момента, как с раскалывающейся от жары, жажды и усталости головой он увидел подъезжающий к их батарее командирский уазик? Сожми крепче кулак, Сашка Арбанов, сожми кулак!
- Атсе! - позвал Лукус, протягивая руку.
Пересиливая слабость, Сашка кивнул, но встал сам. Уже поднимаясь, понял, что раздет, и завернулся в кусок ткани, под которым лежал.
- Ту эники маа! - сказал Лукус.
Сашка оперся рукой о дверь, сделал шаг наружу и замер. Это не было сном. Величественный лес раскинулся до горизонта, превращаясь в отдалении в зеленовато-серый, клубящийся огромными кронами, туман. Сашка стоял на каменистой площадке, несколько остроконечных скал и обрывистый склон горы отделяли его от растительного великолепия, но даже отсюда он слышал щебетание тысяч птиц, шум ветра, расплетающего тяжелые зеленые пряди, и удивительный запах свежести. В растерянности он оглянулся. За спиной высилась громада горы, уходящая в небо гигантскими ступенями разломов и уступов. На ее фоне жилище Лукуса странным образом исчезало. Оно казалось всего лишь грудой камней, скопившихся после очередного камнепада в узкой расщелине.
Сашка вновь обернулся к лесу, хотел сделать шаг вперед, вдохнуть полной грудью удивительно чистый чуть влажный воздух, но Лукус прикосновением позвал его. Придерживая на плечах ткань, Сашка последовал за ним. В неприметной расщелине обнаружился родник. Тут же стояли кожаные ведра с водой, скрепленные в горловине деревянными обручами. Сашке показалось, что он по-прежнему слышит бульканье, но во впадине с кристально прозрачной водой, скрывающейся под нависшей скалой, бугорка воспаряющего потока не было. Вместе него из-под скалы тонкой струйкой выбегали воздушные пузырьки и беззвучно лопались на поверхности. Вода достигала края каменной чаши и неслышно сочилась в сторону.
- Маа! - предостерегающе показал Лукус на родник и кивнул на ведра, объясняя, что брать воду непосредственно из источника нельзя.
Затем протянул руку в сторону разложенных тут же вещей. Джинсов, рубашки и кроссовок Сашка не увидел. На камнях лежало только белье и серо-зеленая одежда, как на Лукусе. Даже мягкие коричневые сапожки, только значительно большего размера.
- Кесс! Бата! Зет наиварас! - сказал Лукус и ушел.
Сашка еще раз оглянулся на лес, подошел к ведрам и опустил в воду ладони. Пальцы дрожали от слабости. Снял повязки. Ран на руках не было. Только узкие розовые полоски тянулись от середины ладоней. Да такие же полосы браслетами охватывали запястья. Как раз в тех местах, где руки были стянуты веревкой. Сколько дней он пролежал в этой хижине?
Сашка пошевелил пальцами, помахал кистями, умылся, с сожалением потрогав колючий подбородок, с содроганием облился холодной водой и стал одеваться. Незнакомое солнце приятно припекало плечи.
"И здесь весна, - подумал Сашка и тут же спросил себя. - Где здесь?"
Одежда оказалась удобной. Она дарила ощущение легкости и тепла одновременно. Борясь со слабостью, Сашка натянул сапожки, сделал несколько шагов, топнул, повозился с завязыванием шнурков на куртке и на поясе и вышел на площадку перед жилищем.
Лукус сидел на коленях, повернувшись лицом в сторону леса. Не открывая глаз, сказал:
- Лон. Зет лон.
Сашка согнул колени и неуклюже опустился на камень. Лукус подождал еще какое-то время, плавно провел перед собой рукой, обозначая открывающийся простор, и сказал:
- Баа Эрд.
Затем поднял согнутые руки и, показывая ладонями в сторону горы, которая была у него за спиной, добавил:
- Леат Меру.
Подождав, пока Сашка проникнется важностью момента, указал на светило:
- Алатель!
И тут Сашке показалось, что сумасшествие последних дней заканчивается. Он вдохнул полной грудью и, закрыв глаза, прочитал строки, которыми начиналась Книга и которые, видимо, привели его сюда:
- Ас поднебесный - всех городов отец.
Эл-лиа светлая - мать моя и колыбель.
Я жив до тех пор, пока Меру-Лиа венец
По утрам зажигает милостивый Алатель.
Я жив, пока истекает изо льдов через Эл-Айран,
Согреваясь, Эл-Лиа, твоим теплом,
Великая Вана, впадающая в океан
Слез морехода, покинувшего свой дом.
Наступила пауза. Сашка открыл глаза и увидел, что Лукус внимательно смотрит на него.
- Здравствуй, незнакомец! - неуверенно сказал Лукус на языке, который, как думал Сашка, не знает никто. - Я очень плохо говорю на валли. Леганд объяснял мне, что я должен знать этот язык, но... - Лукус поднял правую руку и развел в стороны пальцы, - я не внял его словам. Я не думал, что во всем Эл-Лиа найдется хоть одно существо, для которого этот язык остается родным.
- Где я?- спросил Сашка.
- Это мир Эл-Лиа, - сказал Лукус и спросил в ответ. - Кто ты? Зачем ты пришел сюда? Где Арбан?
Глава четвертая
ТРОПААД-ЖЕ
11.
Они отправились в путь уже на следующий день, после того как Сашка пришел в себя и, как посчитал Лукус, набрался сил. Подбирая слова, хозяин хижины объяснил, что вокруг них простирается земля Эл-Айран мира Эл-Лиа. И еще он сказал, что отроги Старых Гор на краю Вечного Леса, где находится хижина Арбана и где Сашка после беспамятства открыл глаза, очень далеки и от великой реки Ваны, и даже от снежной вершины Меру-Лиа. Если им и суждено увидеть их, то вряд ли это произойдет скоро. Об Асе поднебесном Лукус не обмолвился ни словом. Больше он не рассказывал, а спрашивал сам.
Очень скоро стало ясно, что Лукус ждал не его, а того самого Арбана, о котором говорило ужасное существо, подвесившее Сашку на веревках в горящем доме. Лукус вновь и вновь спрашивал об обстоятельствах прихода в Эл-Лиа, внимательно рассматривал Сашкины руки, заглядывал в глаза, прислушивался к голосу. Затем сел перед огнем, бросил в пламя горсть земли и запел медленную тихую песню.