– Альбом. На всю неделю. Хочешь?
– Тебе так надо, чтобы я это прочитал? Петька кивнул:
– И если что-то непонятно будет – звони. Из внутреннего кармана пиджачка он вытащил альбом: мощный, дорогой, фирмы «Идеал». В чехле тисненой кожи.
– Дня три тебе хватит?
– А там много?
– Нет, совсем нет. Двенадцать таблиц.
– Ладно, давай... – я сгреб раухер, кассету, сунул их в сумку... но уйти не успел.
– Хорошо, что я тебя увидел, Михаил, – строго сказал, подходя, Стас Тхоржевский.
– И тебя, Петр. Сегодня в девять собрание общества, и вас обоих я прошу быть обязательно.
Стас тоже являет собой шарж – на выпускника курсов «Юный вождь». То есть если бы такие курсы, конечно, были. Он высок, широкоплеч, белокур, у него открытое честное лицо, которое ничуть не меняется, когда он откровенно врет. Костюмы носит с явным милитарным акцентом. Вокруг него постоянно крутятся пять-шесть ребят помельче. На моей памяти он был скаутским орлом и капитаном сборной по гребле. Теперь он председатель монархического общества.
– В девять у меня назначено, – сказал я.
– Ты уже пропустил одно собрание, Михаил, и тебе следовало бы...
– Стас, – сказал я. – К идеям монархизма я индифферентен. Я принимаю его только с эстетической точки зрения. Принимаю, не более. Так что на всех этих собраниях мне делать будто бы нечего...
Он хитро ухмыльнулся, и это на полсекунды вернуло его официальному лицу нормальное человеческое выражение.
– Сегодня нашим гостем будет сам наследник, – сказал Стас. – Он приехал.
– О-о?
Ну, что тут еще скажешь? Любопытство – оно, конечно, порок... хотя и не преследуется по закону... если не переходит разумные пределы...
– Ладно, – сказал я. – Убедил. Возможно, я буду не один.
– Но не толпой, – очень серьезно предупредил Стас. – Зал не слишком велик. Он отошел, невидимо козырнув.
– Ты сейчас домой? – спросил я Петьку.
– Я... нет, мне еще долго... и это собрание. Если что – вы меня довезете хотя бы до моста?
– Думаешь, мы так долго будем встречаться с наследником? Большое ему до нас дело. Полчаса, охмурил – и дальше. У него таких встреч, наверное, штук восемь в день.
– Да? – усомнился Петька. – Тогда зачем же... вообще?..
– Сложный вопрос. Потом обсудим. Пока! – возле «опеля» уже маячила белая шляпа.
Поворачивалась направо-налево и покачивалась. Этак медленно и плавно.
Сильно дымя, выезжали со стоянки угловатые разрисованные автобусы. Ими не любили пользоваться: слишком долго ехать. Было бы куда удобнее, если бы один маршрут, допустим, шел в Перу, другой – в Скутари, третий кружил по лабиринтам Старого города. Нет, нельзя, решили городские начальники, тогда получились бы отдельные автобусы для русских, для немцев, для турок, нет, сделаем единый маршрут... и кое-кому из бедных студентов приходится добираться до дома два с лишним часа.
Хотя есть и плюс: можно готовиться к занятиям. Или смотреть кино.
Зойка была одна.
Или смотреть кино.
Зойка была одна. Тедди свернул где-то, и вот – пропал. С ним это происходило регулярно. Он мог так пропасть на целые недели, а потом от него получали открытку из Сиднея.
– Будем ждать? – решил уточнить я. Зойка не ответила, только посмотрела на меня задумчиво, смешно приподняв кончик носа указательным пальцем. – На наследника престола хочешь посмотреть?
– Я уже видела. Он в ректорате сидит. Я зашла, а он там. Парень и парень. На тебя похож. И с ним два таких робота... – она изобразила лицом, каких именно робота.
Заверещал телефон. Это был Тедди.
– Ребята, меня не ждите. Давайте в шесть часов в «Азиче». Пока.
Отбой. И все. Перезвонить ему и уточнить обстоятельства невозможно: Тедди всегда держал канал вызова отключенным. Таковы были общие принципы его бытия.
– Значит, ты будешь меня развлекать, – распорядилась Зойка. – С чего начнем?
Я пожал плечами и сел за руль: Зойка машину не водила.
– Я бы поела жареной рыбы, – тут же сообщила она.
– Жареная рыба – это профанация, – сказал я. – Рыба должна быть только отварная.
Почитай Мелвилла.
– Зануда этот ваш Мелвилл. Другое дело – Эрментруда Вассен. Это я понимаю.
Она меня дразнила. Эрментруда Вассен была писательницей для умственно задержавшихся. Кроме шуток. По крайней мере, с этого она начинала – с сочинения историй для воспитанников специальных школ. Судя по ее нынешней популярности, треть населения причисляла себя к умственно задержавшимся.
Я не слишком этому удивлялся.
Год 1991. Игорь 07.06. Около 22 час.
Улица Гете, дом 17, квартира 3
Свечи воткнуты в бутылки – и свечи, и бутылки самых разных форм и размеров, и есть свечи, горящие цветным пламенем, – а на окнах красные шелковые шторы, а за окном – в упор – уличный фонарь, и потому на всем лежит багровый отсвет. Запахи воска и духов. Еще чего-то, знакомого смутно и напоминающего мельком о борделях Владика. Легион бутылок в баре, все наливают себе сами и пьют, смакуя. Вот, познакомьтесь, это Игорь, инженер из Сибири. О! Сибирь! Как вы там живете, там же холодно? Так и живем. Я никак не мог сосчитать гостей: приходили в гостиную, выходили из гостиной, стояли на балконе, жались в коридоре, из библиотеки доносились несуразные звуки... человек двадцать пять – тридцать? Где-то так...
Единственное, что я установил точно, это то, что компания смешанная: были здесь и немцы, и русские, и помесята, и белесый скандинав, и негритянка, и два араба, кажется, гомики. Кто-то, поминутно падая со стула, читал невразумительную поэму, в которой дух Гитлера спорил с Вельзевулом и доказывал, что в аду он горит совершенно напрасно, на что Вельзевул отвечал кратко: «Лекен мир арш!», а кто-то другой демонстрировал русскую тоску, меланхолически и бесконечно повторяя на балалайке одну и ту же фразу: «Светит месяц, светит ясный...» Сплошной декаданс – еще бы, раз хозяйка встречает гостей в одних черных чулках и шляпе с вуалью.
Арабеска. Курили травку – не скрываясь. Похоже, нюхали кокаин. Не все, но многие. Наверняка и кололись где-нибудь – благо, темных углов хватало. Когда мне представляли кого-нибудь, обязательно называли профессию: актер, художник, преподаватель чего-то, студент чего-то, литератор, издатель, журналист... К журналисту я присмотрелся. Он старался казаться гораздо пьянее, чем был на самом деле.