А лженаукой историей вы не увлекаетесь?
– Именно лже?
– Шучу. И все же: не обращали ли вы внимание на странные типические совпадения, имевшие место в прошлом?
– А что такое типические?
– Ну... суть в том, что сюжеты различных исторических событий повторяются.
Меняется место действия, имена героев...
– В смысле: история повторяется?
– Да. Но не в том смысле, который обычно вкладывают, произнося эти слова. На самом деле существует небольшой набор схем – десятка полтора, – которые описывают практически все события.
– Наверное, потому, что... э-э... очевидцы, свидетели – они воспринимают происходящее именно в рамках готовых сюжетов. Так сказать, скороспешная легенд аризация...
Я вдруг подумал, что наш случай как-то совершенно выламывается из нормальных легенд и переходит куда-то в плоскость высокого абсурда. Кафка. Или Мишель Мазон. У него же это: подводная лодка затонула и уже никогда не всплывет, но экипаж жив и занимается грандиозными и неимоверными умствованиями, совершенно морякам не свойственными... откуда-то берутся какие-то бабы... заговоры, революции...
Хорошая пьеса. Ставил ее Хабаровский драматический театр в пору своего короткого, но бурного расцвета.
На этом спектакле мы и познакомились с Кончитой.
Я подумал о ней без прежнего круговращения в груди. И впервые за эти сумасшедшие сутки как-то чересчур спокойно сказал себе: вот вам и корректное решение проблемы... а заодно и пенсия вдове...
– Это хорошее объяснение...
Я уже почти не слышал. Меня будто придавили сверху большой мягкой подушкой. -...написано одним-единственным человеком, который, конечно, не бездарь, но – халтурщик...
– И что из этого, сударыня?
– Все. К сожалению, все происходящее вытекает именно из этого. Я не ругаю его, называя халтурщиком, у него безвыходное положение: писать новые истории нужно, необходимо, но вдохновения уже нет, свежих идей нет, и он пользуется готовыми клише...
– Господь Бог?
– Да ну что вы... Разве вы не видите, что этот мир без Бога? Нет, обычный человек, с достаточно уникальными способностями, но – как мы с вами, из плоти и крови.
– Тогда не понимаю.
– Ч-черт... Вы не поверите, но я впервые пытаюсь кому-то объяснить, кто я есть и чем занимаюсь. Вы знаете, когда наступит конец света?
– Боюсь, для нас он уже наступил. И я в достаточной мере солипсист, чтобы полагать...
– Нет-нет. Настоящий конец света.
– Относительно этого существует множество мнений.
– Есть конкретная дата: в ночь на двадцать четвертое декабря две тысячи двенадцатого года.
– Эту дату я слышу впервые. Она какая-то некруглая. Разве что Рождество...
– Случайное совпадение. Точная дата рождения Иисуса неизвестна. Где-то между серединой ноября и началом февраля. Причем четвертого года до Рождества Христова... Нет, не в самой дате дело. Последний идиотский вопрос: можно ли перемещаться во времени?
– Не имею представления. А это что, имеет какое-то отношение?..
– Значит, так: можно. Правда, все это достаточно рискованно. Способ открыли в начале следующего века двое швейцарских ученых, двоюродные братья: Пьер Константен и Пьер Манштейн.
По неосторожности они обнародовали свое изобретение...
Скорее всего, начался бред. От перегрева. Ну кто в здравом уме скажет: открыли в начале следующего века? И кто, не моргнув глазом, что проглотит и станет слушать дальше: про группу то ли романтиков, то ли фанатиков, рванувших в далекое прошлое с целью спасти южноамериканские цивилизации от покорения европейцами?
Снится, снится... ...В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое декабря две тысячи двенадцатого года произошло что-то страшное. Сотни тысяч, миллионы – никто не считал – раскрашенных, великолепно вооруженных, изумительно умелых и беспощадных воинов вторглись в города, появившись неизвестно откуда (сходили с небес, вылезали из-под земли, – говорили немногочисленные уцелевшие очевидцы), – и принялись убивать, убивать, убивать. Это была мясорубка совершенно неописуемая, выходящая за пределы пусть самого разнузданного, но все же человеческого воображения. Полицейские и армейские части, брошенные в бой, были разметены в клочья в считанные часы. Да не так уж много и было в то время полицейских и солдат... Почему? А кому нужны солдаты в мире, почти столетие свободном от войн?
Да и полиция в основном была данью традиции... За несколько недель девять десятых человечества перестали существовать; остальные люди, загнанные в горы, в непроходимые леса, под землю, продолжали истребляться с жестокостью еще большей – если такое сопоставление вообще возможно. Отчаянные попытки сопротивления приводили лишь к тому, что просто убийства уступали место убийствам медленным и изощренным. Но по крупицам удалось собрать информацию о захватчиках. Это были не инопланетные пришель-Цы. Это были майя, достигшие высот своей нечеловеческой цивилизации, заселившие всю планету, давно вышедшие в космос... По каким-то законам развития времени реальности слились, пространства соединились во что-то более сложное, но – единое. И в сложившихся условиях сильнейший намерен был выжить во что бы то ни стало. Путь к этому, по их представлениям, был один: полная очистка, стерилизация территории. Рабы или соседи были не нужны. Людям не оставалось никакого пути отхода. И вполне понятно, что те, кто успевал спуститься в немногочисленные «темпо», устремлялись в прошлое...
Кто-то брался за дело сгоряча, шел с Кортесом и Кар-Раско, то ли тупо мстя, то ли пытаясь стереть саму память о злосчастных майя, кто-то пытался вмешиваться в еще более ранние события – непрофессионально, грубо, самоубийственно.
Но в конце концов многие темпомигранты нашли друг друга, объединились – не без труда и не без трений – и стали размышлять о том, что можно в такой ситуации сделать.
Опыта темпоопераций ни у кого не было, теория тоже не была разработана (из теоретиков не спасся никто), приходилось все делать наугад и учиться на ошибках...
Так, очень скоро стало известно, что напрашивающееся прямое вмешательство невозможно: прошлое (Мексика, четвертый век нашей эры), приняв в себя группу пришельцев из будущего, преобразовалось в некий сверхустойчивый хронотопический конгломерат; что-то похожее происходит с перенасыщенным раствором, в который попадает кристаллик соли. Прошло два века, и конгломерат этот оказался секвестрирован, исторгнут из общего временного потока, – он образовал отдельную изолированную реальность, движущуюся не параллельно оси времени, а по сложной кривой, описываемой так называемым «малым уравнением Безумного Шляпника». Было еще и «большое уравнение»... Соприкосновение и пересечение мировых линий – прежней и вновь образованной – как раз и пришлось на ту рождественскую ночь.
Так вот, вмешательства в возникшую реальность оказались невозможны: любая попытка изменить даже третьестепенную причинно-следственную связь приводила к немедленной гибели покушавшегося от будто бы естественных, природных причин.