По крайней мере, кажется, перед ним стоял человек, которому было не безразлично, что случилось с Мэриетом, и который, судя по читавшимся на лице беспокойству и озабоченности, испытывал за него страх, пока еще ничем не обоснованный.
- И он все еще... он не изменил своего решения?
- Нет, не изменил. Он все так же намерен принести обет.
- Но ведь ты приезжал к моему отцу? О чем ты говорил с ним? Ты уверен, что Мэриет... - Он замолчал, с сомнением всматриваясь в лицо Кадфаэля.
Девушка тем временем не спеша подошла поближе и остановилась чуть в стороне, наблюдая за обоими мужчинами с безмятежным спокойствием; ее поза была настолько естественной и грациозной, что Кадфаэль не мог отвести глаз и любовался ею.
- Когда я оставлял твоего брата, он был преисполнен стойкости, сказал монах, стараясь держаться как можно ближе к правде, - и настроен столь же решительно, как и прежде. Аббат послал меня, только чтобы поговорить с твоим отцом относительно определенных сомнений, которые зародились в голове господина аббата, а не брата Мэриета. Он еще слишком юн для такого серьезного шага, и его пыл тем, кто много старше его, кажется чрезмерным. Ты ближе ему по возрасту, чем ваш отец или любой из нас, добавил Кадфаэль, - не можешь ли ты объяснить мне, почему Мэриет так поступил? Почему - а причина должна быть очень основательной - он решил так рано распроститься с мирской жизнью?
- Не знаю, - с сомнением ответил Найджел и грустно покачал головой. Почему вообще так поступают? Я никогда этого не понимал. - Да и как ему было понять стремление уйти в монастырь? Ведь у старшего брата Мэриета были все основания оставаться в самой гуще мирской жизни. - Он заявил, что хочет пострижения, - сказал Найджел.
- Он и сейчас так говорит. При каждом удобном случае он настаивает на этом.
- Ты поддержишь его? Ты поможешь ему осуществить его желание? Если это и правда то, чего он хочет?
- Мы все стараемся помочь ему исполнить его желание, - произнес Кадфаэль наставительно. - У молодых людей могут быть разные судьбы, как ты, наверное, знаешь. - При этом Кадфаэль не спускал глаз с девушки, - она знала это, и он знал, что она знает. Еще один рыже-золотой локон выбился из-под ленты и спустился на гладкую щеку, отбрасывая на кожу золотистый отсвет.
- Ты передашь ему мой самый сердечный привет, брат? Скажи, что я всегда молюсь за него и люблю его. - Найджел убрал руку с поводьев и отступил, пропуская всадника.
- И мои уверения в любви тоже, - проговорила девушка тягучим и сладким, как мед, голосом. Ее голубые глаза посмотрели в лицо Кадфаэля. Мы росли и играли вместе, все мы, - добавила она, говоря, несомненно, правду. - Я могу говорить о любви, потому что скоро стану его сестрой.
- Мы с Розвитой должны в декабре обвенчаться, - пояснил Найджел и снова взял девушку за руку.
- Я с радостью передам ваше поручение, - сказал Кадфаэль. - Да пребудет с вами Божье благословение в день вашей свадьбы.
В ответ на легкое подергивание поводьев мул послушно двинулся вперед. Кадфаэль поехал мимо влюбленных, все еще не сводя взгляда с Розвиты, которая пристально смотрела на него своими голубыми, как летнее небо, бездонными глазами. Самая легчайшая из улыбок тронула ее губы, когда монах поравнялся с ней, и крошечный огонек довольства собой сверкнул в очах. Она знала, что он восхищается ею, и даже восхищение пожилого монаха доставляло ей удовольствие. Несомненно, все ее движения, такие легкие и такие обдуманные, она проделывала, сознавая, что Кадфаэль замечает их, - паутина, сотканная для того, чтобы изловить еще одну необычную муху.
Кадфаэль заставил себя не оборачиваться, так как ему пришло в голову, что именно этого она со свойственной ей самоуверенностью ждет.
На самой опушке лесочка, там, где начинались поля, совсем близко от тропы стоял сложенный из грубых камней загон для овец, и на его стенке кто-то сидел, скрестив маленькие босые ноги и болтая ими в воздухе.
На коленях у сидевшего лежала горстка, очевидно, лесных орехов, которые он грыз; скорлупки то и дело летели вниз, в высокую траву. На расстоянии Кадфаэль не мог разобрать, мальчик это или девочка: волосы были острижены коротко, а подол килта из домотканой коричневой материи, обычной для деревенских жителей, подобран до колен. Однако, подъехав ближе, монах понял, что это девушка, более того - девушка в том возрасте, когда она превращается в женщину.
Тугой корсаж подчеркивал высокую крепкую грудь, и при тонкой талии у нее были довольно широкие бедра, которые обещали в свое время превратить роды в естественное и легкое дело. Лет шестнадцать, подумал Кадфаэль. Самое любопытное - оказалось, что ждет она его, и когда он направил мула в ее сторону, она повернулась на своем насесте, посмотрела на монаха с доверчивой улыбкой, как бы приветствуя его, а когда тот приблизился, соскользнула со стены, сбросив с колен остатки ореховой скорлупы, и резко отряхнула юбку жестом человека, приготовившегося действовать.
- Брат, мне нужно поговорить с тобой, - сказала она решительно и положила маленькую дочерна загорелую руку на шею мула. - Ты можешь сойти и посидеть со мной?
Ее лицо еще сохраняло детскость, но сквозь нее уже начала проглядывать женщина: младенческая пухлость исчезла, уступая место утонченным очертаниям скул и подбородка. Под коричневым, такого же оттенка, как скорлупа орехов, загаром проглядывала румяная кожа, губы были красными и похожими на лепестки полураскрывшейся розы. Густая копна коротких волос отливала каштаново-рыжим цветом, такого же цвета были глаза, но чуть темнее и опушены черными ресницами. Никак не крестьянская девушка, хоть и предпочитающая ходить босиком и явно пренебрегающая украшениями. Во всем ее облике сквозило сознание того, что она богатая наследница и что с ней нельзя не считаться.
- Охотно, - немедленно отозвался Кадфаэль на предложение девушки и спешился. Девушка, не ожидавшая, очевидно, такого безоговорочного согласия, когда объяснений не требуют и не предлагают, отступила на шаг, а увидев, что монах, когда слез с мула, оказался всего на полголовы выше ее, вдруг решилась и улыбнулась ему широко и лучезарно.
- Наверное, мы хорошо поговорим. Что же ты молчишь и даже не спрашиваешь, кто я?
- Думаю, я знаю, кто ты, - возразил Кадфаэль, привязывал поводья к скобе в стене. - Ты скорее всего Айсуда Фориет. Остальных я уже видел, и мне говорили, что ты самая младшая в этой компании.
- Он говорил обо мне? - немедленно отозвалась девушка с горячим интересом, однако без видимой тревоги.
- Он упомянул о тебе в разговоре с другими, но это дошло и до моих ушей.
- И что же он говорил обо мне? - спросила она прямо, выпятив крепкий подбородок. - Это тоже дошло до твоих ушей?
- Я понял так, что ты вроде младшей сестренки. - Кадфаэль почувствовал, что не только не может солгать этой девочке, но и что, говоря с ней, не стоит смягчать правду.
Она улыбнулась и задумалась, как взвешивающий свои шансы на поле битвы уверенный в победе командир.
- Он не очень-то обращал на меня внимание. Ничего! Обратит.
- Если бы он слушался меня, я посоветовал бы ему сделать это теперь же, - с должным почтением произнес Кадфаэль. - Ну вот, Айсуда, я здесь, как ты хотела. Пойдем сядем и расскажи, зачем я тебе нужен.
- Считается, что вы, братья, не должны иметь дела с женщинами, начала Айсуда. Она опять уселась на стенке и оттуда тепло улыбнулась Кадфаэлю. - По крайней мере, ему не будет грозить опасность от нее. Да и все равно это безумие долго не продлится. Могу я узнать твое имя, раз уж мое ты знаешь?
- Меня зовут Кадфаэль, я валлиец из Трефрива.
- Моя первая няня была валлийка, - сказала Айсуда, наклонилась, сорвала тоненькую травинку и прикусила ее своими белыми, крепкими зубами.