Это было совершенно не в его привычках, и ему явно не нравилась ситуация, но выйти из кабинета неизвестному курильщику он так и не предложил.
- Более того, - энергично и жестко продолжал Скиннер, - вы и агент Молдер определенно заслуживаете порицания. Чуть ли не по каждому отчету видно, что расследование ведется вами с нарушением установленных процедур. Вы пренебрегаете инструкциями, общими для всех сотрудников Бюро. Вы строите умозаключения на косвенных уликах - это делает результаты ваших расследований более чем сомнительными. А свидетельские показания, состоящие из одних домыслов?
- Но, сэр... - заводясь, сказала Скалли. - Специфика дел, с которыми нам приходится работать, зачастую требует отступления от стандартных процедур. Это неизбежно. Даже в обычных расследованиях соблюдение рекомендованных процедур иногда становится невозможным...
- Прикажете Бюро выработать специально для вас особые стандарты?
- Нет, но...
- Скажите, может быть, на нарушении процедур настаивает агент Молдер?
- Нет, сэр.
- Тогда чем же вы объясните эти безобразия?
- Это не безобразия! - Скалли вспыхнула, но тут же взяла себя в руки. Извините, сэр. Это, конечно, нарушения, но я совершенно уверена, что, именно действуя таким образом, я и агент Молдер достигаем наилучших результатов. В большинстве случаев, попавших в наше поле зрения, консервативное мышление и консервативные методы расследования могли привести только к провалу...
- Консервативные методы?.. - Скиннер хмыкнул. - По-моему, я в последнее время стал слишком либерален...
- Сэр, вы прекрасно знаете, что раскрываемость дел у нашей группы составляет семьдесят три процента, - это гораздо выше, чем в среднем по ФБР...
Скалли искоса посмотрела на курильщика. Тот стоял у окна вполоборота к Скиннеру, окутанный дымом очередной сигареты, и задумчиво разглядывал проплывающие над Вашингтоном облака.
- Только высокая раскрываемость вас и спасает, - сказал Скиннер.
- Прошу прощения, сэр, но что еще требуется от агентов, как не успешное раскрытие преступлений?
Скиннер вдруг всем корпусом повернулся к курильщику и вопросительно на него уставился. Курильщик, оторвавшись от созерцания небес, ответил ему коротким, но весьма выразительным взглядом. Скалли наблюдала за этой стремительной пантомимой со все возрастающим удивлением.
- Что от вас требуется? - Скиннер снова повернулся к ней. - Во-первых, почаще подавать отчеты о ходе расследования. Во-вторых, строгое соблюдение буквы устава. Я уверен, агент Скалли, что вам самой будет проще держаться в рамках установленных процедур.
- Понимаю, сэр, - Скалли было ясно, что разговор закончен. Наступила ее очередь. - Однако строгое следование установленным процедурам при расследовании дел, которыми мы занимаемся, неизбежно снизит нашу эффективность и сразу же негативно скажется на показателях.
Курильщик вдруг отклеился от подоконника, подошел к столу Скиннера, ткнул дымящимся окурком в почти полную пепельницу и быстрым шагом пошел к выходу из кабинета.
- Этот разговор я считаю законченным. И больше на эту тему разговаривать не намерен, - отрубил Скиннер.
Взгляд его, словно штопор, ввинчивался в затылок курильщика, так и не проронившего во время этой выволочки ни одного слова. Хлопнула дверь. Психиатрическая клиника Друид-Хилл
Балтимора, штат Мэриленд
Тот же день, 30 марта 1994
Зверь умирал.
Он уже не бился в ужасе и ярости в теснине черепной коробки - он устал, оголодал и смирился со своей участью. А поначалу - чего он только не пробовал... Но тюремщики предусмотрели, похоже, все. Металлическая дверь ощутимо била током. Решетка на вентиляционном отверстии - сантиметровой толщины металлический перфорированный лист, намертво вмурованный в бетон.
Оставалась канализация, но трубы на поверку оказались непроходимыми... Когда Юджин понял, что зверь в этих стенах бессилен, он собрался было сбежать по-человечески: напасть на санитара, отобрать дубинку, пробиться к выходу... Но, понаблюдав за охранниками, решил не рисковать. Попытка определенно кончилась бы плохо - все без исключения санитары были сильны и хорошо обучены, и любой бунт подавлялся ими жестоко и быстро. Надежды не было, и поэтому зверь умирал.
Последняя недобытая печень стала приговором. Если бы пятый тумс дал себя поймать, Юджин давно бы построил из туалетной бумаги и газет гнездо и уснул... Ему бы оставили гнездо, если бы он попросил, - пациентам разрешались неопасные игрушки. Можно было бы заснуть, а потом - все равно... Конечно, это было не его Место, но он бы смирился. Сон мог спасти зверя...
Пятая печень. И сон. Но сон не приходил - а зверь умирал. Юджин несколько отстранение отмечал, что тело все хуже и хуже подчиняется сознанию, а обоняние перестает улавливать оттенки ароматов окружающих людей. Один раз, в самом начале заточения, он ощутил присутствие тумса - судьба дразнила его, показывая издали большой кусок окровавленного мяса... В тот день зверь выл и бился в мозгу, даже пытался вырваться, но Юджин заставил его утихнуть - и больше не выпускал из-под контроля. Зверь забился в дальний уголок его сознания, притаился и лишь изредка поскуливал из берлоги, которая грозила стать его могилой...
Юджин не знал, останется ли он в живых, если зверь умрет. Он давно привык ощущать зверя как неотъемлемую часть себя, но исчезновение этой части могло и не привести к фатальным последствиям - люди, лишившись руки или ноги, продолжали жить, хотя и становились калеками... Но то были люди. По мере того как зверь слабел, Юджин все яснее вспоминал свое детство. Он вспомнил маму. Воспоминание было неожиданно ярким - он приходит с улицы, размазывая по лицу слезы и грязь, и утыкается в грубый серый передник, и мама говорит что-то усокаивающе, гладя рукой по его волосам... Передник сильно и удушливо пах дешевым мылом. Мамин запах... Он был знаком, привычен, он означал нечто такое, чего в его жизни больше никогда не было, - любовь. Юджин совсем забыл это слово... "Не плачь, маленький..."
Но он все равно плакал.
Потом мама умерла, и появился отец - незнакомый человек с хриплым и неприятным голосом, желтыми глазами и вечно влажными руками. От Юджина-старшего почему-то всегда пахло гнилью. Он появлялся и исчезал. Он мог уйти утром в лавку - и вернуться через неделю. Кажется, он нигде не работал. И кажется, он никогда не пил. Во всяком случае, Юджин-младший никогда не видел его пьяным. Это было странно - по наблюдениям Юджина, все, кого он знал, регулярно напивались. Даже мама - хотя с ней это и случалось не так часто, как с миссис Сорич, их соседкой снизу, - та даже десятилетнюю дочку приучила к вину, а уж сама практически и не бывала трезвой... Отец же как будто и не знал, что такое спиртное.
Теперь, более чем столетие спустя, Юджина это уже не удивляло. Зверь, который живет внутри каждого охотника, не переносит алкоголя. А то, что отец его был охотником, Юджин теперь знал наверняка. Отец тоже искал и убивал тумсов. Правда, отец не знал, что нужно есть их печень. Про печень Юджин-младший выяснил сам - уже в те времена, когда начал охотиться в одиночку. Это произошло после того, как Юджин-старший по дурацкой случайности поймал виском шальную полицейскую пулю во время большой облавы, на бродяг в 1893 году... Но именно отец впервые отвел Юджина в погреб и показал ему Место. Штаб-квартира ФБР
Вашингтон, округ Колумбия
30 марта 1994
Молдер в раздражении захлопнул русско-английский словарь. Ребята из аналитического отдела ЦРУ, похоже, снова решили его разыграть.