- В глубине души, где ненависти, собственно, и место, прощаю вас. Иное дело честь... Постепенно его голос окреп:
- До той поры ценю предложенную вами дружбу и дружбой отплачу.
- Душевно рад и с легким сердцем принимаю вызов. - Выпустив руку соперника, он отвернулся и захохотал. - Приступим. Где рапиры?
- Мне одну!
- Хотите, стану я для вас рапирой? - съязвил он с шутовской улыбкой.
- Да вы смеетесь, сэр!
- Нет, жизнию своей клянусь, что нет. - Он снова схватил соперника за руку.
Тот отвернулся и отступил на несколько шагов, словно жест дружбы был чем-то новым для него. Удивленный его внезапной грацией, он быстро проделал фехтовальную разминку и удовлетворенно засмеялся.
- Раздайте им рапиры, - приказал мужчина в короне. - Известны вам условья?
- Да, милорд.
Его противник потрогал пальцем острие оружия.
- Другую. Эта слишком тяжела.
Он выбрал себе клинок, взглянул на противника, но тот лишь холодно кивнул в ответ. Облизав губы, землянин рассек оружием воздух и вышел на линию с соперником.
- Мне эта по руке, - сказал он с задором. - Равны ли обе?
- Да, милый принц.
Сверкнув улыбкой поверх косой дуги салюта, он принял выжидательную позу.
Да, он вовлек их в игру, прекрасную игру, в которой они наслаждались чувством движения и новыми образами, в которой они видели цвета Земли жутковатыми глазами людей и говорили на их языке.
Конечно, тут была и доля принуждения: им приходилось стоять в определенных местах, делать те или другие жесты. Кто-то радостно восклицал, кто-то горестно ужасался. Но потом король потребовал вина и, бросив жемчужину в кубок, громко произнес:
- Начнемте. Вниманье, судьи! Просим не зевать! Атмосфера накалилась от невидимых разрядов ожидания. В каждом движении дутиков чувствовалось страстное, нетерпение. Затаив дыхание, они полуосознанно пригнулись вперед при команде: "Готовьтесь".
- Бьюсь! - вскричал противник, и клинки, сверкнув, соприкоснулись, как языки стальных гадюк.
(Удар парирован... два шага вперед... ложный выпад... еще один... коварный бросок навстречу.)
Попал!
- Удар.
- Отбито.
- Судьи!
- Удар, удар, всерьез.
- Возобновим.
- Стой, выпьем, - закричал король. - Пью за твое здоровье! - Он сделал жест слуге. - Жемчужина твоя! Бокал герою!
- Не время пить, - возразил землянин. - Начнемте. Защищайтесь.
Он вновь погрузился в иллюзию момента, раскручивая память в противоположных направлениях и наполняя ею каждый эпизод. Отскок, блок, выпад.
- Опять удар. Не правда ли?
- Удар. Не отрицаю, - признал противник.
- Сын наш побеждает!
- Я, королева, пью за твой успех. - Леди, сидевшая рядом с королем на троне, подняла кубок.
- Не пей! - прокричал король, а затем, отвернувшись в сторону, со стоном прошептал: - В бокале яд! Ей больше нет спасенья! - Он заскрипел зубами.
Землянин прикусил губу.
- А ну, теперь ударю я, - промолвил вдруг соперник.
Клинок последнего сына Земли упал на каменные плиты пола. Отравленное жало впилось в бок, ослепив на миг его глаза. Дворцовая зала дрогнула, как пламя свечи, пронесенное у окна.
Чуть позже сцена обрела стабильность. Землянин опустился на одно колено. Рванувшись вверх, он вонзил свой локоть в грудь противника, проскользнул под его рукой и выкрутил запястье, сжимавшее рапиру.
Второй клинок зазвенел на плитах пола. Послышались крики:
- Разнять их! Так нельзя!
Он поднял оружие, выпавшее из рук противника.
- Нет, сызнова!
Второй участник поединка схватил рапиру, лежавшую на полу, и с ревом бросился в атаку.
Парировав внезапный выпад, он ловко увернулся и отпрыгнул в сторону. Клинки с лязгом скрестились. Отбив удар, он сделал финт, но его последующий натиск был встречен молниеносной "вертушкой" с проходом под руку. Он успел отклониться, шагнул назад и, улучив момент, нанес укол.
Противник застонал.
Королева упала на колени.
- На помощь королеве! Эй!
- Тот и другой в крови! Ну как, милорд?
- Ну как?
Противник вытянул перед собой дрожащую руку. Ужас исказил его черты. Побелевшие губы зашевелились.
- О справедливое возмездье! Я ловко сети расставлял и угодил в них за свое коварство.
- Что с королевой?
- Обморок простой при виде крови.
- Нет, нет, неправда! Это все питье - простонала она, и придворные зашумели, услышав слова, которые сорвались с ее уст. - Питье! Отравлена! Питье!
Она упала и затихла.
- Эй, слуги, - прокричал землянин. - Пусть закроют дверь. Средь нас измена. Кто ее виновник?
- Искать недалеко. Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья. Всей жизни у тебя на полчаса. Улики пред тобой. Рапира эта отравлена и с голым острием.
Кивнув, он осмотрел наследников Земли. Они хотели уничтожить все, что оставили после себя люди. Но по крайней мере это останется с ними навсегда.
- Тогда ступай, отравленная сталь, по назначенью, - воскликнул он и заколол мужчину на троне.
Землянин поднес отравленный кубок к лицу короля и влил остатки жидкости в его раскрытый от боли рот.
"Вам понадобилась Земля? - шептал он неподвижными губами. - Вы захотели получить ее кости без мяса и кожи? Но люди истатуировали ее тело, и какими бы безобразными ни казались вам наши знаки, вы не в силах соскоблить их с трупа планеты. Вам понадобилась Земля? Пусть будет так!"
Он с трудом сохранял декорации сцены.
- Поделом ему, - гортанно прохрипел его соперник. Дутик при шпаге закрыл глаза собрату и горестно сморщил лицо.
"Ты тоже того же мнения?" - спросил его внутренний голос.
- Что с ним? - простонал землянин.
В висках застучали молоточки пульса. По рядам придворных пробежали вздохи ужаса и стаккато тревожного шепота. Свет начал меркнуть. Факелы мигнули. Откуда-то сзади послышался скорбный плач. А в сердце и легких разгоралось жгучее пламя.
Стены дворца задрожали. Они то исчезали, то появлялись вновь, и в этих вспышках мрачного чистилища ему казалось, что за кольцом рогатых идолов с пучками нелепых антенн, раскинулось бескрайнее пространство льда. Колесо Галактики над головой превратилось в огромную пепельницу, и он знал, что оно будет крутиться вечно, вращаясь и перемалывая его прах, его имя и пустые надежды. С каким удовольствием он заполнил бы эту пепельницу доверху своими мечтами, расой и нерожденными детьми - стряхивая в нее тлен рутины и редкие искры действительных свершений. Только выгорая изнутри - выгорая огнем, как он этим вечером, - люди оправдывали абсурдность разума абсурдной красотой. И он знал, что снова обрел рассудок. Он улыбался дутикам, завершая свою жизнь и декорации финальной сцены.
- Гораций, я кончаюсь. Сила яда глушит меня. - Он взглянул на придворного, который поддерживал его и не давал упасть. - Уже меня в живых (из Англии?) известья не застанут, но предрекаю: выбор ваш падет на (Фортинбраса?). За него мой голос. - Он кивнул в сторону двери, на которой красовалось изображение шутовской маски. - Скажи ему, как все произошло. И что к чему. Дальнейшее - молчанье...
Его голова откинулась назад, и он сфокусировал свою волю на следующей части финала.
Горацио-дутик заговорил о разбитом сердце и ангельском пении. А он, за миг до того, как погрузиться в вечное безмолвие, услышал дробь далеких барабанов.
Шут выступил вперед, на ходу меняя свой облик. Мерцая и переливаясь радужными красками, он остановился - теперь уже белоснежный осколок айсберга - и посмотрел на мертвого землянина. Лепестки колокольчиков на его антеннах печально открывались и закрывались. Остальные молча наблюдали за его беспредельной скорбью, понимая, что только пересмешник и шут мог чувствовать Землю по-настоящему.