Двух продавщиц-девчонок побили нагайками, правда, не сильно. Попытались было изнасиловать - с одной даже сорвали халат, но командир прекратил. Вот так, среди бела дня. Владелец успел сбежать. Впрочем, сам виноват. Выпендриваются ребята, кто забегаловку "Техасом" называет, кто киоск обшарпанный - "Сорбонной", а этот догадался... - Рассказывая, Иван все больше распалялся, даже про сигарету забыл. - Толпа, естественно, стояла поодаль и глазела. Мишка говорит, некоторые покрикивали - бей жидов. А нам писать про это - нельзя. Теперь вот до литературной страницы докопались - почему один запад гоним. Ты уж извини, Алексей, но переводы мне печатать запретили. - Иван это выпалил махом и выжидательно уставился на Ганшина - как отреагирует.
Ганшин пожал плечами. Как тут реагировать? Запретили, значит, все. Но Иван смотрел на него выжидательно. И Зиночка смотрела на него виновато. Надо было реагировать.
- Ну, что тут поделаешь, - с сожалеющими интонациями пробормотал Ганшин. - Я же понимаю, вы не виноваты. Ладно, ничего... Жаль, конечно, все-таки три года...
- Да, целых три года, - покивал Иван. - И читатель уже привык к еженедельному рассказу. А теперь вот надо приучать его к русской классике, - с неожиданной злостью выпалил он. - Это в газете-то! Вот честное слово - возьму собрание Лескова и буду шуровать все рассказы подряд... с первого тома. Пусть подавятся!
Ганшин понимал, что говорит это Иван, чтобы оправдаться перед ним, что неудобно Ивану так вот внезапно взять и отказать, что не будет он шуровать одного Лескова, а начнет Зиночка выискивать малоизвестное, непечатанное и более-менее развлекательное. Но он еще раз сочувственно покивал, дескать, ничего не поделаешь.
Иван сам выдал последний гонорар. Взяв со стола ручку, Ганшин размашисто расписался в ведомости, сунул деньги в карман и, кивнув им на прощание, пошел, не дожидаясь ответа. Уже в дверях он обернулся.
- Кстати, вы ничего не слышали насчет какой-то звезды? Вроде бы появилась...
Зиночка, не поворачивая к нему головы, нервно тушила в пепельнице окурок. Иван непонимающе глядел на него и по лицу было видно, что мысли его далеко-далеко от всех звезд на небе. Ганшин ободряюще усмехнулся ему и вышел.
5
До дому доехал он быстро и без приключений, но входя во двор, столкнулся со старой бичихой в сидящей мешком неопределенного цвета платье. Ганшин хотел брезгливо отстраниться, но костлявые руки старухи ухватили его за обшлага расстегнутого пиджака.
- И была звезда Вифлеем, и сулила надежду людям... И была звезда Полынь, и сулила она конец всему в мире... - забормотала она, брызгая в лицо Ганшину слюной.
Ганшин неловко одной рукой - во второй была сумка, старался оторвать от пиджака ее цепкие пальцы. От старухи несло кисло-гадостным перегаром. Маленькие глазки в сетке морщин слезились. Наконец, он резко крутанулся, чуть не сбив ее с ног, и быстро пошел к подъезду.
- А что будет, если Полынь скрестить с Вифлеемом?! ударил в спину пронзительный, визгливый голос. - Что будет тогда с нами?
Ганшин пожал плечами и вскочив на крыльцо, скрылся в подъезде. Постояв немного в пыльной прохладе и глубоко вздохнув, он вышел на крыльцо. Во дворе уже никого не было.
Ганшин поднял голову и взглянул на небо. И вздрогнул от неожиданности. Над деревянными покосившимися сараями, в несколько рядов тянущимися по другую сторону двора, горела необычно большая звезда. Раньше такой звезды не было. Впрочем, такой звезды не было никогда. Ганшин знал это наверняка, так как когда-то изучал звездный атлас. Звезда казалась красной, но это мог быть и обман зрения. Солнце уже зашло, но было еще светло, небо только начинало наливаться синевой, и звезда висела над сараями, словно налитый кровью, недобрый глаз.
Ганшин долго глядел на нее, потом прошел в подъезд.
По пути к лестнице, не глядя, сунул руку в почтовый ящик. Очередное Воззвание нового президента к народу. Хорошо отпечатанное на толстой мелованной бумаге - даже в туалет не годится. Призывает сохранять спокойствие и обещает к Новому году снижение цен на водку. Ганшин сунул его в сумку и, отпыхиваясь, полез на свой пятый этаж.
На площадке пятого этажа, облокотившись на перила, курил молодой милиционер в форме. Ганшин прошел к своей двери и стал нашаривать в кармане ключ.
- Ганшин Алексей Степанович? - спросил сзади милиционер.
Сердце дважды бухнуло. Ганшин вынул руку из кармана и медленно повернулся. Милиционер уже стоял перед ним, держа в руке бумажный листок.
Неужели забирают? - тоскливо пронеслось в голове. Но почему один? И где понятые? Ведь должны же обыск... Нужны же улики...
- В чем... - в горле запершило и пришлось откашляться. - В чем дело?
- Повестка вам, господин Ганшин, - бодро отрапортовал милиционер, помахивая бумажкой. - Приказано срочно явиться.
- И кому же я понадобился в вашем ведомстве? - стал разыгрывать простачка Ганшин в надежде выудить что-нибудь ценное.
- Сама полковник Чернобородова вызывает, - все также бодро ответствовал милиционер. В его голосе не проскользнуло ни нотки враждебности, он явно не считал Ганшина за преступника.
- Кто-кто? - Ганшин выразил на лице непонимание, хотя в городе мало кто не слышал о Галине Чернобородовой, возглавляющей отдел Нравственности при ГУВД.
- Пойдемте, там вам все объяснят. - Милиционер дружелюбно улыбался. - Приказано срочно, а я вас уже полчаса жду.
- А вы знаете, сколько время? - попытался оттянуть неизбежное Ганшин.
Милиционер машинально взглянул на часы, хотя на полутемной площадке вряд ли можно было что разглядеть.
- Ничего-ничего, у меня на улице машина. Так что мигом.
- Ну, идемте, - вздохнул Ганшин и первым стал спускаться по лестнице.
Когда вышли на крыльцо, звезда уставилась на них кровавым оком.
6
Полковник Чернобородова оказалась моложавой женщиной лет под сорок. Сидя напротив через стол, Ганшин с любопытством разглядывал ее. На протяжении последних нескольких лет он воспринимал ее, как личного врага, но врага абстрактного, олицетворявшего собой крайнюю степень тупости советской милиции и вообще властей.
Возглавив доселе неслыханный отдел ГУВД по борьбе за Нравственность, Галина Чернобородова быстренько развернулась и проявила себя во всей красе.
Ее деяния были известны не столько из скупых заметках в газете, сколько по фактам. В городе напрочь исчезли из свободной торговли все газеты и журналы, на страницах которых попадались фотографии обнаженных - или хотя бы полуобнаженных - девушек. Ее отдел арестовал тираж изданной городским издательством книги с фривольными стихами Пушкина, Баркова и их современников-поэтов, кои испокон веков - кроме вечно опального Баркова - считались классиками русской литературы. Самое смешное и нелепое, что те же стихи Пушкина, Толстого А.К. и прочих прекрасненько выпускались в собраниях сочинений и никто их там не запрещал. А вот эту книгу арестовали, после чего издательство напрочь отказалось выпускать что путное и перешло на перепечатки классиков сталинских времен. Последним нашумевшим ее деянием был ряд рейдов по квартирам неблагонадежных, в смысле нравственности, граждан в вечернее время с насильственным зафиксированием на фотопленку постельных подробностей их личной жизни. Неизвестно, сам ли отдел передал эти снимки в городскую газету или их выкрал ловкий журналист, но только появлялись они на протяжении пяти номеров с соответствующими комментариями. Снимки были еще те, но за порнографию не посчитались.