Сегодня у нее праздник во всех смыслах: во-первых, день рождения одной из сестер (у них многодетная семья), а во-вторых, он вернется раньше обычного и отпустит ее. Хорошая девчонка - никогда ничего не клянчит. И молодец. И умница. Неприхотливым всегда лучше. Такая не пропадет. И принц для нее найдется, если она того захочет, хоть и далеко не красавица. Бессменная няня Шурика, с одиннадцатимесячного возраста пестует пацана, как родного. И даже лучше.
Кассирша выбила чек и назвала сумму. Не отвлекаясь от своих мыслей, Ник отдал деньги и спрятал пакеты, составленные в металлическую сетку.
Людмила - значит "людям милая". Вот и пусть сегодня погуляет по-человечески, отдохнет.
Едва Гроссман сел за руль, запиликал "сотовый". Он с удивлением услышал голос няни - она никогда не звонила ему, тем более, на "мобильник".
- Николай, вы знаете, с Сашулей что-то не так...
- В смысле?! - (ну вот, расслабился, сглазил, шайтан побери!).
- В смысле - у него жар и рвота... Я вызвала "скорую", но их до сих пор нет. Я не знаю, что делать...
- Я уже еду. Вы там только не психуйте, Люда, не пугайте его...
Няня встретила его с несказанным облегчением:
- А то я вся как на иголках...
- Что, до сих пор не приехали? - не разуваясь, Николай бросился в детскую.
- Тише, он уснул! - шепнула ему вдогонку Люда.
Шурик спал, раскинувшись на своем диванчике. Щеки его были пунцовыми, на лбу блестели капельки пота. Гроссман перевел дух: хотя бы жар спал, и то слава богу.
- А Рената? - понижая голос, обратился он к няне.
- Я позвонила в ателье, но никто не брал трубку... Сегодня ведь пятница...
- Так я и знал... - проворчал Ник и стал на колени на паркет возле диванчика.
От испарины волосы мальчика казались еще темнее. С возрастом их цвет, как и черты лица, все больше менялся. Шурик уже не был золотисто-рыженьким одуванчиком, как в младенчестве. Волосы его после года стали светло-каштановыми, а теперь и "позолота" сменялась пепельным оттенком. Личико, некогда бывшее маминой копией, теперь повзрослело: уже никто, как раньше, не называл его "девочкой". В глубине души Гроссман испытывал тайное удовлетворение, когда люди замечали, что Шурик похож на него: действительно, мимика, улыбка, блеск глаз были его, Николая. И только сами глаза - темно-серые, непрозрачные, наблюдающие. Они как будто впитывали в себя весь мир и ничего не отдавали взамен. И кожа - бархатистая, нежная настолько, что были видны сосудики, мраморная. Такой румянец во всю щеку, как сейчас - редкость для него. Воистину, это могло напугать и не только заботливую няню.
Все же Рената успела раньше "скорой помощи". Она вбежала в дверь, которую забыли закрыть Гроссман и Люда, кинулась в детскую - и сразу к сыну.
- Сашкин, Сашкин! - шептала она, целуя его ручки, лежавшие поверх одеяла и на подушке.
Гроссман осуждающе посмотрел на нее и удалился. Няня вкратце объяснила, что случилось. Рената отвернулась к малышу.
- Я звонила, - оправдывалась Люда, - но у вас вначале было занято, а потом...
- Да, да... Ты уже можешь ехать, Люд... Спасибо тебе огромное...
- Думаете, я смогу спокойно...
- Позвонишь через часок, я все скажу. Поезжай, не теряй время...
- Но они могут спросить, что он ел и так далее...
- Да, что он ел? - встрепенулась Рената.
- Вот именно, что ничего подозрительного! Все, как обычно, свежее. Только вот он ел очень плохо. Еле уговорила. Лучше бы и не уговаривала... Что же это может быть, а? Рената?! --губы няни задрожали.
- Я ведь не врач, Люд... Успокойся!
- Да, да, надо держать себя в руках... Но я... - Люда пискнула, зажала рот ладонью и вылетела прочь.
Николай разбирал на кухне привезенные пакеты с продуктами и растравлял свои раны. Да уж, держать себя в руках... Иногда Рената ведет себя совсем неадекватно, как будто ей наплевать на Шурика. Её может унести черт-те куда, она может быть рядом с ним, но при этом так далеко, что до нее не достучишься.
А когда он - очень редко, правда - заболевал, она вела себя так ровно и спокойно, как будто ее совсем не интересовала судьба собственного ребенка. Да на ее месте... Ник остановил себя. Он раз и навсегда решил считать Шурика собственным сыном, поэтому нечего и говорить, что кто-то из них двоих должен больше, а кто-то - меньше переживать за малыша. И не только говорить нечего, даже и думать... А Рената превращалась в лед. Короткие, отрывистые приказания, ни капельки жалости, когда ребенок от страха или страданий плакал и не хотел принимать лекарство. Не мать - цепная собака. Но не может быть, чтобы она его не любила. Ведь это единственное, что осталось у нее от... Ну вот, опять! Ведь зарекался же!..
Врачи наконец приехали. Встретив их на лестнице, уже уходившая Люда вернулась.
Шурик проснулся в хорошем расположении духа. Если бы не белые халаты, он и не вспомнил бы о своем недавнем недуге. Малыш терпеливо дал себя осмотреть.
- Может быть, зубки... - задумчиво сказала медсестра. Пусть к вам завтра придет дежурная...
Ночь была беспокойной. Шурик то и дело принимался плакать, и Рената положила его рядом с собой.
- Ну что, Сашкин? Что такое, птенчик? - баюкая сына, шептала она.
- Я упал!.. - каждый раз хрипловато повторял Шурик.
- Это страшный сон...
- Нет... Я упал...
После очередного пробуждения - а он действительно дернулся и даже лягнул при этом Ника (такое случается на границе между сном и реальностью: ты вдруг ни с того, ни с сего как будто оступаешься в яму и содрогаешься, как от удара током) - Шурика вырвало. Рената унесла его мыть, а Гроссман сменил белье.
Они не гасили свет, пока малыш не заснул.
- Ты заметил, как сильно он изменился за сегодняшний день? - прошептала Рената, опираясь на локоть и глядя на измученное личико сына.
- Мы все меняемся, когда нам плохо.
- Нет, он именно повзрослел. Еще утром, когда я уезжала, он был другой.
- Не выдумывай. И давай спать? Нам завтра еще работать и работать...
Рената откинула волосы:
- Завтра я буду с ним...
- Можно подумать... - фыркнул Ник. - С каких это пор? Мать-героиня...
Она подняла на него глаза. Гроссман понял, что ляпнул лишнее.
- Извини... У меня сегодня тормоза не работают... смущенно сказал он.
Рената не ответила, легла на самый край, приобняла Шурика и потушила свет. Николай не услышал ни одного всхлипа, но по тому, как - едва заметно - вздрагивала кровать, он понял, что она плачет.
- Извини, пожалуйста... - шепотом повторил он.
Дрожание прекратилось. Но с утра Рената не сказала ему ни слова.
Не выспавшийся, с синими кругами под глазами, Николай приехал на работу и заглянул в электронный ежедневник. Да, "Бенну"... Через пятнадцать минут, как назначено...
Менеджер фирмы-поставщика уже ждал его. Ник уже где-то видел этого парня: проникновенные зеленовато-голубые глаза, темные волосы, едва заметный шрам над бровью... И стать - да, самое запоминающееся - его стать, царственная посадка головы, неторопливость, уверенные жесты. Где же Ник его видел?..
- Прошу вас, - тихо сказал менеджер, пожимая ему руку и усаживая в кресло. - Юля!..
- Да, Владислав Андреевич, - секретарша мигом ушла готовить кофе.
- Николай... простите?.. - менеджер чуть-чуть склонился в сторону Гроссмана.
- Просто Николай, ради бога! - отмахнулся тот, продолжая изучать повадки - до боли знакомые повадки - этого человека.
- Тогда просто Влад... Я вижу, кофе вам сегодня будет не лишним...
- Да уж. Это вы верно подметили...
- Что-то случилось? - еще более понижая и без того тихий голос, спросил Влад.
Нет, определенно, в нем есть что-то... это как смотришься в зеркало... Бред! Мысли "тикали" на втором плане, а первый был занят вопросами работы.
- Да так... - поморщился Гроссман, - домашние неприятности... Сын приболел, ну и... ночь, как полагается, без сна...