— Вы знали бы это, если бы навестили хоть раз ангарную палубу, — на этой палубе находилась часовня, и Хорват не посещал ее. Конечно, это было его дело, но не лишне иногда напомнить об этом.
— Но ведь у мошкитов совершенно явно не военный корабль!
Харди кивнул.
— Мошкиты рано или поздно откроют нашу ужасную тайну. Мы — род, любящий войну, это часть нашей натуры. Даже если мы прибываем на полностью разоруженном корабле. Вам не кажется, что это будет многозначительным фактом для мошкитов?
— Но ведь это очень важно для Империи!
Дэвид Харди согласно кивнул. Министр по науке был прав, но священник подозревал, что доказательства его были плохи.
Катер слегка накренился, и полет начался. Род следил за ним по экранам мостика, испытывая беспомощное раздражение. Через мгновение, когда катер подойдет к борту корабля мошкитов, одна из батарей Кроуфорда будет направлена на него. И Сэлли Фаулер будет на борту этого хрупкого безоружного суденышка.
Поначалу планировалось привести мошкитов на борт «Мак-Артура», но пока малыши не найдены, это было невозможно. Род был рад, что его корабль неподвластен чужакам. Я учусь думать, как параноик, сказал он сам себе. Подобно адмиралу.
А тем временем не было никаких следов малышей, Сэлли не разговаривала с ним, и все были раздражены.
— Корабль готов к маневру, капитан, — сказал Реннер. — Я сменю вас, сэр.
— Хорошо. Продолжайте, парусный мастер.
Прозвучало предупреждение об ускорении, и «Мак-Артур» мягко двинулся в сторону от чужого корабля. В сторону от катера и Сэлли.
СЛОВЕСНЫЕ ИГРЫ
Душ — пластиковый мешок с мыльной водой и молодым человеком внутри, причем горло мешка было плотно завязано вокруг шеи мужчины. Уайтбрид пользовался щеткой с длинной ручкой, чтобы почистить себя там, где чесалось, — то есть везде. Какое все-таки удовольствие напрягаться и расслаблять мышцы! Как мало было всего этого в корабле мошкитов, таком клаустрофобически стиснутом.
Вымывшись, он присоединился к остальным, сидевшим в гостиной.
Священник, Хорват и Сэлли Фаулер — все в комнатных туфлях с клейкими подошвами — выстроились в линию. Никогда прежде Уайтбрид такого не видел.
— Министр по науке Хорват, — сказал он. — Я прибыл под ваше командование на время пребывания здесь.
— Очень хорошо, мистер Уайтбрид, — Хорват казался встревоженным и озабоченным. Впрочем, как и все они.
Священник с усилием проговорил:
— Как видите, никто из нас не знает, что делать дальше. Никогда прежде мы не контактировали с чужаками.
— Они вполне дружелюбны и хотят говорить, — сказал Уайтбрид.
— Хорошо, но это не удовлетворило моего любопытства, и я остался у вас на крючке, — священник нервно рассмеялся. — На что это было похоже, Уайтбрид?
Он попытался рассказать им. Стиснутый, пока добираешься до пластиковых тороидов… хрупкий… никаких результатов в попытках поговорить с мошкитами, за исключением того, что Коричневые чем-то отличаются от Коричнево-белых.
— Они не вооружены, — сказал он им. — Я провел там три часа, изучая этот корабль, и на нем не осталось места, где они могли бы спрятать большое оружие.
— У вас не было чувства, что они провели вас мимо чего-то?
— Я… нет.
— Вы не очень-то уверены, — резко сказал Хорват.
— Это не так, сэр. Я только что вспомнил об экспериментальной комнате. Мы закончили обход в комнате, где были всевозможные инструменты — на стенах, на полу и на потолке. На двух стенах были простые вещи — ручные сверла, продольные пилы со странными рукоятями, винты и отвертки. Это были предметы, которые я мог узнать. Я видел когти и что-то, что, по-моему, было молотком с большой плоской головкой. Все вместе это выглядело как мастерская в каком-нибудь подвале.
Но там были и действительно сложные предметы, которых я вообще не мог определить.
Чужой корабль плыл совсем рядом, видимый в передний иллюминатор. Нечеловеческие тени двигались вокруг него. Сэлли тоже разглядывала их, но тут Хорват сказал:
— Вы сказали, что чужаки не присматривали за вами.
— Не думаю, чтобы они провели меня мимо чего-либо. Я уверен, что меня намеренно привели в эту мастерскую. Не знаю, почему, но мне кажется, что это был тест на разумность. Если это так, то я провалился.
— Единственный мошкит, с которым мы разговаривали, — сказал священник Харди, — пока что не может понять даже простейших жестов. Теперь же вы говорите мне, что эти мошкиты устраивали вам тест на разумность…
— И понимали жесты. Удивительно быстро поняли их. Да, сэр. Они различны. Вы видели снимки.
Харди закрутил прядь своих редеющих рыжих волос вокруг шишковатого пальца и легонько дернул.
— Сделанные камерой вашего шлема? Да, Джонатан. Я думаю, что мы имеем дело с двумя видами мошкитов. Один из них — это ученый идиот, который не может говорить. Второй… по крайней мере, говорит, — закончил он неубедительно. Заметив, что играет с волосами, он пригладил их обратно на место.
Все они испуганы этим, понял вдруг Уайтбрид. Особенно Сэлли. И даже священник Харди, который никогда не давал повода думать, что… Всех испугало это первое движение.
— Еще какие-нибудь впечатления? — спросил Хорват.
— Я по-прежнему думаю, что корабль спроектирован для невесомости. Эти липкие полосы повсюду, надувная мебель… Кроме того, есть короткие проходы, соединяющие тороиды и имеющие ширину тех же тороидов. При ускорении они становятся открытыми дверями ловушек, а избежать их невозможно.
— Это странно, — буркнул Хорват. — Корабль двигался с ускорением всего четыре часа назад.
— Именно, сэр. Эти соединения должны быть новыми, — эта мысль осенила Уайтбрида внезапно. Соединения должны быть новыми…
— Это говорит нам даже больше, — тихо сказал священник Харди. — Вы сказала, что мебель находится во всех углах. Мы все видели, что мошкиты не заботятся о том, как они ориентированы, когда говорят друг с другом. Как будто они идеально приспособлены к невесомости. Как будто они развивались здесь…
— Но это невозможно, — запротестовала Сэлли. — Невозможно, но… вы правы, доктор Харди! Люди всегда ориентируют себя. Даже старые звездные пехотинцы, проведшие в космосе всю свою жизнь! Но никто не может развиваться в невесомости.
— Достаточно старые расы могут, — сказал Харди. — И потом, эти несимметричные руки… Успех эволюции? Нужно будет упомянуть эту теорию, когда мы будем говорить с мошкитами. Если мы будем говорить с ними, — добавил он.
— Они обезумели, увидев мою спину, — сказал Уайтбрид. — Как будто никогда не видели подобного, — он помолчал. — Я раздевался для них, и теперь они знают, с кем имеют дело. Это хорошо, — говоря, он старался не смотреть на Сэлли.
— Я не собираюсь смеяться, — сказала она. — Я и сама хочу сделать то же самое.
Уайтбрид резко поднял голову.
— Что?
Сэлли заговорила, осторожно подбирая слова. Помни о провинциальных нравах, мысленно сказала она себе, и продолжала, не глядя поверх стола:
— Что бы ни собирались скрыть от чужаков капитан Блейн и адмирал Кутузов, существование у человека двух полов не входит в это число. Они имеют право знать, как мы устроены, а я единственная женщина на борту «Мак-Артура».
— Но вы племянница сенатора Фаулера!
Она улыбнулась.
— Не будем говорить об этом, — Сэлли встала. — Лафферти, мы отправляемся немедленно, — она повернулась, как Имперская Леди, стараясь не подавать и вида, что находится в невесомости. — Священник, вы можете присоединиться ко мне, когда я вас позову, — и она вышла.