Откуда он, Лайош, знает длинноволосого старика?
Подталкиваемый плечами и локтями туристов, венгр понемногу продвигался вперед и все искал глазами монаха. Где же, где он все-таки видел его раньше?..
Спокойное лицо бывшего монаха навевало ассоциации далекие, тяжкие и неясные. Но само по себе несоответствие между кротким и смиренным видом старца и неприятным смутным воспоминанием не на шутку растревожило Лайоша Сабо.
Нет, нет, это не наваждение, не блажь... Но откуда же, откуда он знает этого человека? Где могли они встречаться? В Венгрии? В Советском Союзе? Сабо был здесь в конце войны, не в Киеве, а в Закарпатье. Стоп!..
Однако же как расплывчаты его мысли, как мгновенно рассеиваются они и улетучиваются, не давая сосредоточиться на какой-то одной!
Странная, очень странная встреча ждала его сегодня в Лавре с ее монастырскими пещерами, темными переходами и какими-то чересчур уж тихими служителями - бывшими монахами... В тихом омуте... Монастырь, монахи, Закарпатье... И вдруг словно яркий солнечный свет хлынул в подземелье. Лайош попытался представить себе старого монаха молодым и едва не вскрикнул от неожиданного открытия. Когда голос экскурсовода, шедшего где-то впереди, объявил: "Трапезная", а переводчик так же громко перевел, Лайош Сабо вспомнил все.
Это было в конце войны, точнее, осенью сорок четвертого года. Лейтенант Лайош Саба служил тогда переводчиком при штабе одной из советских частей, освобождавших Закарпатье. Кстати, как раз в тех местах, где проходит теперешний их маршрут, недалеко от Ужгорода.
В небольшом, окруженном садами городке на берегу Латорицы и вокруг него, в долине этой маленькой, извилистой, бурной реки, население было пестрым. Кроме украинцев и венгров, жили здесь румыны и болгары, немцы и евреи, а чуть подальше - чехи и словаки. Лайош хорошо помнит, сколько хлопот доставляла командованию эта многонациональность, на которой играли в свое время и чешские богатеи, и венгерские фашисты, и румынские националисты, и нацисты-гитлеровцы, всячески сеявшие и культивировавшие национальную рознь и вражду. Не стояла в стороне от этого черного дела и религия. Бастионами мракобесия маячили по всему Закарпатью церкви и монастыри.
Перед приходом советских войск из монастыря над Латорицей исчезли некоторые монахи. Те, что во время оккупации содействовали укреплению в городке фашистского режима. Словно унесли их быстрые воды Латорицы. А этот монах? Нет, этот не исчез. Почему же он так засел в памяти?
Сабо машинально передвигал ноги, медленно пробираясь вперед вместе со всем потоком туристов, а мысли его тем временем с неимоверной быстротой проносились в голове и, молниеносно сменяя друг друга, кинокадрами мелькали воспоминания, картины, эпизоды.
Да, да, да! Конечно! Сомнений больше не было. Это он! Именно он, этот монах, прятал в своей келье оружие, ожидая возвращения нацистов, и именно он! - скрывал в подвале монастыря не успевшего сбежать офицера СС. Потому и оставался вместе с ним, надеясь впоследствии заслужить благодарность фашистских властей. Помнится, после разоблачения его должны были судить и расстрелять. Почему же он жив?
Лайош лихорадочно напрягал память, - ему сейчас было просто-напросто необходимо вспомнить все, решительно все, до самых малых подробностей. Впрочем, он не понимал еще зачем...
Вот уже замерцал где-то вдалеке слабый, показавшийся призрачным свет - конец лабиринта, выход из пещер, а он не все еще вспомнил. Сейчас он выйдет отсюда, и тогда нить памяти оборвется. Он ощутил это четко и ясно. Так скорее, скорее! Кажется, звали монаха "брат Симеон", да, точно! Симеон! Как хорошо все это восстанавливается в памяти!.. Но почему же он все-таки жив? Почему его не казнили? Он ведь военный преступник!
Лайош остановился.
- Товарищ, проходите. Вы мешаете, - услышал он женский голос и ощутил легкий толчок в спину.
Вернуться в пещеры и там разыскать монаха? Нет, это невозможно: поток посетителей движется в одном направлении.
Лайош отступил в сторону, насколько позволил узкий коридор, прижался к прохладной каменной стене и пропустил нетерпеливую женщину и еще несколько человек. Внезапно в проеме, разделенном перегородкой, он увидел начало пути в лабиринт, который, делая круг, снова возвращался к тому же месту у входа с узкими каменными ступеньками.
Перешагнуть через барьерчик и пройти в новый круг по пещерам нельзя. Его начнут разыскивать. Группа наверняка уже собралась там, вверху, и переводчик будет сердиться... Ну и пусть! Монах - важнее... И Сабо прошел вдоль решеток, проскользнул мимо заграждения в проеме и влился в новый поток посетителей.
...Брата Симеона не расстреляли потому, что он сбежал в горы, в леса. Лайош Сабо все вспомнил. Монах исчез тогда самым таинственным образом, он избежал правосудия и словно растаял в напоенном победой воздухе - в то время было не до какого-то там беглого монаха. И вот теперь он здесь тихий служитель Лаврских пещер... Надо рассказать обо всем этом, заявить переводчику, что здесь скрывается военный преступник. Немедленно!..
Но теперь до выхода дальше, чем до входа, - придется идти против течения. И Сабо стал проталкиваться сквозь публику.
- Извините, товарищи! Пропустите, пожалуйста. Дайте пройти. Я потерял своих. Прошу прощения. Разрешите.
Он выбрался под яркое июльское солнце, когда переводчик, разволновавшись, уже собирался броситься его искать: шутка ли сказать потерять в пещерах интуриста! Едва Лайош предстал перед ним, он набросился на него с упреками:
- Что ж это вы, Сабо! Мы вас уже полчаса ждем!
- Неужели полчаса?! - удивился Лайош. - Ну и летит же время! А я, извините, заблудился. Отстал - и заблудился... - Он не мог сейчас рассказать о своем сенсационном открытии: все сердито смотрели на него не та обстановка.
- Слава богу, что вы уже здесь, - с облегчением перевел дух переводчик. Затем обратился к группе: - Идем дальше. Все в порядке!
- Ах, Лайош, Лайош, как вы нас напугали! - Тереза укоризненно улыбнулась, покачала головой. - Ну как вам понравились пещеры? Я в восторге. И совсем не страшно. А эти руки! Эти черные сухие руки, обтянутые кожей... - Она не замечала, что Лайош не слушает ее. Интересно, когда жили эти люди?
- Не знаю... - отчужденно ответил Сабо.
- А мумии детей видели? Правда, поразительно, как они сохранились! Лайош, что же вы молчите! Вам что - не понравилось или вы испугались? засмеялась Тереза.
- Там есть еще черепа за решеткой. Вы бы видели, как молодецки, поддавшись общему настроению, бросала туда монеты "на счастье" Тереза... А вы бросили? - спросил Имре. - Я - да. Хотя денег нам выдали мало, но "на счастье" не жалко.
- Давайте догоним нашего шефа - мне необходимо с ним поговорить с глазу на глаз, - неожиданно сказал Лайош. - Я должен сделать важное заявление.
- Заявление? - встрепенулась Тереза. - О чем?.. Если о пещерах, то я заявляю, что больше мы вас туда не отпустим, - снова засмеялась она. Даже если вы забыли бросить монетку "на счастье". С нас довольно и одной вашей прогулки.
- Я задержался потому, что увидел здесь... Вы заметили старика во дворе? Еще до того, как мы вошли в пещеру, он стоял посреди двора и разговаривал с женщиной. Длинноволосый такой. Бывший монах. Вы видели, Имре?
- Ну и что? - пожал плечами Хорват. - Здесь, наверно, работают бывшие монахи.
- Я знаю его... Это - беглый военный преступник... Его в конце войны должны были судить, но он скрылся. И вот он здесь, понимаете?!
- Тише, Лайош, не кричите, пожалуйста, - Хорват поморщился так, словно у него снова заболел зуб. - Не надо шуметь. - Он помолчал, опустил глаза, потом произнес уверенно и твердо: - Этого не может быть!
- Но ведь...