Это чувство, свойственное всем воинам Советской Армии, особенно сильно и остро у пограничников.
Какая-то большая птица сорвалась с дерева и, чуть не задев голову Павла, медленно и тяжело пролетела над ним в темноту. Павел испуганно отшатнулся, едва не нажав на спусковой крючок автомата.
- Фазан, - тихо произнес Пименов. - Тебя ведь инструктировали. Развелось их видимо-невидимо. Как в заповеднике. Да и собак еще полно. Диких. Когда окончилась война и восстановили границу, по лесам много собак бегало. Здесь, рядом, Тисса, в нескольких километрах отсюда и Латорица. Как раз на стыке границ и расходятся две реки: Тисса - в Венгрию, Латорица - в Чехословакию. Так вот эти бездомные собаки между двумя границами и застряли, постепенно одичали, размножились - это уже не первое поколение. За дичью охотятся, сусликов ловят, мышей. А неподалеку свалка мясокомбината. Ночами там собаки бродячие между собой грызутся. Засядешь в секрет, а они как начнут на тебя из кустов лаять - беда...
- Беда, - согласился Павел, думая о своем: "Понадобилось же судьбе-злодейке загнать меня на целых два года в этот заповедник с непугаными птицами, нетоптаными травами и одичавшими собаками!.." И неожиданно для самого себя он громко рассмеялся.
Смех среди ночной тишины, в дозоре, так удивил сержанта, да и самого Павла, что оба остановились и посмотрели друг на друга.
- Ты что?! - опомнившись, проворчал Пименов. Он даже хотел было дабавить: "Нашел время и место хохотать!", но, взглянув в освещенное луной, зачарованное лицо Онищенко, почему-то вспомнил свой собственный первый выход на границу, первое свое ночное дежурство и вдруг отметил про себя, что у этого вяловатого солдата симпатичное лицо.
- Ну ладно... В конце концов, это лучше, чем все время тосковать.
Сержант посмотрел на часы со светящимся циферблатом - по местному времени был час ночи, и они двинулись дальше по тропинке, проложенной рядом с контрольной полосой: сержант Пименов - впереди, рядовой Онищенко за ним.
...В ближайшем селе часы показали четверть второго, а на заставе два часа.
Было тихо. Было спокойно. Казалось, в такой тишине не может произойти ничего плохого. Но это только казалось...
2
Группа венгерских туристов состояла из семнадцати человек. Пока для них готовили номера, туристы ужинали в ресторане на первом этаже.
В зале, отведенном для иностранных гостей, посетителей было мало. За третьим от входа столиком сидел щеголевато одетый пожилой мужчина с усталым лицом. Он ничего не ел.
За тем же столиком женщина из туристической группы как бы нехотя ковыряла жареную картошку, безо всякого аппетита жевала ее, запивая минеральной водой, и рассматривала зал.
- Как хорошо, что нет этой оглушительной музыки, - сказала она соседу. - И не слишком яркий свет.
Мужчина промолчал.
- Что с вами, Имре? - спросила женщина. - До сих пор болят зубы?
- Невыносимо, - проворчал тот. - Я, пожалуй, пойду к себе. Извините, Тереза, но меня все сейчас раздражает.
Шумно отодвинув кресло, он поднялся и подошел к переводчику. Что-то тихо сказал ему, взял ключ от номера и вышел.
Утром следующего дня ровно в девять туристы должны были по заранее предусмотренному маршруту уехать в Киев.
Девушка негодовала:
- Какое безобразие! Всего-то одиннадцать часов... Неужели ты не мог договориться с этой коридорной? Хоть бы часок еще дала посидеть. Весь вечер испортила. Что за порядки в этих гостиницах!..
Высокий парень в шелковой тенниске, в пиджаке нараспашку и модных полосатых брюках, к которому обращалась девушка, пожал плечами.
- Давай провожу тебя. Где живет твоя подруга? Конечно, обидно, но что поделаешь...
Остановились на мосту через Уж. На реке появились мели, и лишь небольшие озерца воды поблескивали под луной.
За мостом в густой темноте спал древний город.
Это было в Ужгороде в ту самую ночь, когда рядовой Павел Онищенко впервые заступил на пост по охране государственной границы.
- Удивительная река, - сказал парень. - Сухо - и курица вброд перейдет, а едва только пройдет в горах дождь - и катятся мутные волны, как на море. К утру, поди, опять разольется. Пока слабый дождик прошел, а в горах сейчас, может быть, ливень...
- "Они были вдвоем, и им хотелось плакать", - проговорила угрюмо девушка.
Парень не сразу понял ее - ведь только что шла речь о неспокойном норове реки.
- Нет, я не уйду! - воскликнула она. - Принципиально не уйду! Я не привыкла, чтобы со мной так обращались. Я им не щенок, которого можно вышвырнуть!
Асфальт был блестящим после дождя, и в нем, как в зеркале, отражались фары поздних машин и фонари.
- У меня утренняя репетиция только в одиннадцать, - сказал парень. Прекрасно успею выспаться. Давай еще куда-нибудь сходим, если уж так получилось! Мне не хотелось бы в первый же вечер вот так глупо расстаться.
- Нет! - девушка упрямо тряхнула головой. - Я так не уйду. Они должны считаться и с моим достоинством...
- Ну что поделаешь, головой стену не прошибешь. В гостиницах свои порядки - в одиннадцать гости должны уходить.
- Но ведь мы ничего плохого не делали! - чуть не плача твердила девушка. - Знаешь, что я придумала? - сказала она, - Где твое окно? Я сейчас же вернусь в номер.
- Да ты что, Таня?! Не сходи с ума! Я не могу себя компрометировать. Если ты отколешь какой-нибудь номер, я попаду в ужасное положение перед администрацией гостиницы и Москонцертом. Завтра вечером начало гастролей.
- Ах, вот как! Так ты, оказывается, трус! Очень приятно! Вот и познакомились! Ну что ж, если и ты такой же учтивый, как коридорная, я уйду...
- Ты придешь на концерт?
- Не исключено. Хотя нет, я все-таки вернусь в гостиницу. Меня оскорбили, и я должна взять реванш. Где твое окно?
- Окно? Сейчас соображу. На третьем этаже, это ты знаешь, и, кажется, шестое слева... Да, шестое.
Они вернулись к гостинице и зашли за угол, остановившись у не освещенной с улицы стены.
- Пожарная лестница высоко... - сказала Таня. - А что это за труба проходит по стене?
Парень рассмеялся.
- Ну ты и отчаянная! Но если хочешь, попробуй. Будет о чем вспомнить. Тебя подсадить на трубу? Нет? Ну, как знаешь. Я буду ждать в номере. Свет не зажгу. А может, все-таки не стоит, Таня? А? Подумай. Я серьезно.
- Иди и жди. Я не шучу.
Перед тем как свернуть за угол здания, он остановился и еще раз оглянулся. Потом исчез.
"Хорошо, что я в брюках", - подумала девушка.
Постояв минут пять - чтобы парень успел дойти до своего номера, - она подпрыгнула, обхватила руками холодную трубу и взобралась на нее...
В номер туриста постучали. Это был переводчик.
- Разрешите, товарищ Хорват? Я привел вам зубного врача.
И переводчик пропустил вперед полную женщину в белом халате.
- Ах, зубного!.. Да, да, весьма признателен, - Имре болезненно поморщился.
- Попробую чем-нибудь помочь, - сказала женщина.
Переводчик одобрительно закивал:
- Разумеется! Надо же как-то спасать вас от этой боли, - обратился он к Имре Хорвату. - Ведь со вчерашнего утра мучаетесь. А вам следует отдохнуть. - Он обернулся к врачу. - Завтра нам долго ехать автобусом.
Хорват развязал шарф, которым была обмотана шея.
- Хорошо, что нет флюса, - успокоила больного врач.
Хорват сдвинул два кресла и, поставив поближе лампу, тяжело опустился в одно из них.
- Ну что ж, посмотрите, но зуб запломбирован, и мне не хотелось бы начинать лечение в дороге. Дома есть у меня свой врач, и, когда вернусь, я серьезно возьмусь за это дело. А сейчас я хотел бы ограничиться чем-нибудь болеутоляющим.
Осмотрев зубы Хорвата, врач сказала:
- Кариеса нет. Что ж, самое простое и самое действенное средство анальгин.