- Живописец красноречиво потыкал пальцем на кучку углей перед собой и указал на дальний угол двора, где стоял мангал, наполненный свежими головешками. Подобострастно кивнув, Антуан подхватил цепь и направился к мангалу. Глядя ему вслед, Иван покачал головой и неодобрительно поморщился.
В хибаре между тем происходила очередная ежедневная гнусность. "Индейцы", курнув по обычаю после обеда анаши хором пользовали Жюльена, третьего пленника. Послушав некоторое время звуковое сопровождение процесса Иван сплюнул и перестал раскрашивать френч Вождя - настроение пропало. Подобрав неподъемную цепь кандалов, потащился к мангалу - помочь Антуану выбирать угли. Жюльен, переводчик компании, в вопросах секса оказался подвержен творческому дуализму и предельной раскованности. Совмещая в холеном теле чувственность женщины и физиологию мужчины, этот зрелый француз, пресытясь утехами обычного секса, не прочь был вкусить любви однополой - дабы пополнить коллекцию ощущений... По крайней мере, так он пытался объяснить причину своего поведения Ивану, жалуясь по ночам на судьбу-злодейку, и просил не презирать его за грехопадение.
- Может, у вас и так это называется, - не соглашался Иван. - А у нас это называется просто - педерастия. Ну да ты не переживай, пидер - он тоже человек. Только ведь пока освободят, они тебя задолбают вусмерть. Ежели каждый день будут в шесть смычков понужать...
В принципе Жюльену можно было и посочувствовать - он впервые угодил в такую ситуацию и даже отдаленно не представлял себе, что за типы эти самые "индейцы". Вот и пал жертвой собственной неосведомленности в первый же день пребывания в плену.
Тогда к ним зашел красавчик Махмуд - долговязый волоокий мужлан, с благородным носом и роскошной шевелюрой. Он был младшим братом главаря банды и командовал охранниками. Усевшись на нары между французами, Махмуд приобнял их за плечи и начал ласково склонять к разврату, обещая за это хорошую еду и свою благосклонность.
Молоденький Антуан, водитель компании, по-русски не понимал ни слова. Он настороженно хлопал глазами, следя за непристойными жестами долговязого горца, и периодически сбрасывал его лапу со своего плеча. Зато Жюльен моментально дал себя охмурить - начал жеманно похихикивать и намекать совратителю, что неплохо было бы побрызгаться дезодорантом, а уже потом в гости идти...
"Ох ты, педрила! - подумал тогда Иван. - А я-то гляжу - весь из себя гладкий такой, холеный, цветастый платочек на шее, блин... Вот ведь угораздило в компанию с лидером попасть!"
- Слышь, мальчик, отвали-ка со своими пидерскими приколами, сурово заявил Иван после того, как Махмуд, беседуя с Жюльеном и вроде бы шутя, ущипнул Антуана за задницу и тот, покраснев, как рак, начал озираться по сторонам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета для защиты мужиковского достоинства. - А то скажу Артуру - огребешься пиз...лями по самые уши. Вали давай!
- Тывой нэ трогаит - сидет, малчат, бляд! - возмутился совратитель. - Я его насиловат нэ будит - сам хочит, значит, дает. Нэ хочит ладна... - И тут же утащил Жюльена на улицу - подальше от бдительного ока сурового блюстителя нравов.
Слияние двух лун состоялось буквально через минуту - в небольшом вагончике, где жила охрана. Жюльен вручил Махмуду последний оставшийся у него презерватив, посоветовал воспользоваться вазелином и потребовал, чтобы совратитель как можно быстрее обзавелся необходимыми средствами контрацепции специальных кондиций - как раз для таких случаев. Махмуд за неимением вазелина воспользовался мылом, а презерватив проигнорировал, несмотря на отчаянные протесты второй половины тандема. По окончании процесса он торжественно объявил:
- Тэпэр ти - общаковий пидер. Всэ будит ибат и в рот дават... - и тут же позвал остальных "индейцев".
Ловкие ребята умело взнуздали отчаянно сопротивлявшегося француза, отжарили его в хоровом исполнении, а презерватив, как это принято у таких типов, надули, разрисовали единственной обнаружившейся ручкой и повесили у входа.
Теперь они каждый день развлекались с Жюльеном после обеда заходили в хибару пленников, раскладывали несчастного на нарах и пользовали вшестером, нимало не смущаясь его явным нежеланием участвовать в процедуре подобного рода. К страданиям физического плана (в последнее время у Жюльена сильно болел задний проход, воспалившийся ввиду частой и не совсем правильной эксплуатации) присовокуплялись муки душевные: во-первых, он страшно переживал, что по собственной оплошности попал в такое унизительное положение, во-вторых, ужасно боялся СПИДа...
- Раньше надо было думать, - сурово обрывал его Иван всякий раз, как только тот начинал жаловаться на судьбу. - А то жопой думаете, а потом хнычете! Дуализм, бля! Чувственность, мать твою так! - А красавчика Махмуда, с явным неравнодушием взиравшего на юного Антуана, сурово предупредил: - Ежели пацана кто тронет - кранздец. Считай, то же самое будет, как если бы меня тронули... - после чего никто вроде бы не покушался на честь Антуана - по крайней мере, явных проявлений гомосексуального характера в его отношении не наблюдалось. Чуть позже вам станет понятно, отчего это "индейцы" не распространяли свои педерастические изыски на Ивана, пока же - пленникам пора обедать. "Индейцы" в полной мере насладились Жюльеновой плотью, покинули хибару и оставили там обычный гонорар за гомосековы услуги: оставшийся от собственного обеда шашлык и лаваш. Помимо этого, великодушный Махмуд наградил испуганно попятившегося при его приближении Антуана свернутым в трубочку "Плейбоем":
- На, падрачи! Вечир Артур приезжат - новий привазит.
Недоуменно пожав плечами, Антуан вопросительно посмотрел на Ивана. Тот отнял журнал, пролистал его, хмыкнул и не стал выбрасывать:
- Пусть будет. Может, действительно - подрочим как-нибудь, на досуге...
Вяло пожевав жесткое мясо и сыроватую лепешку с барского стола, пленники завалились подремать на оскверненный топчан: послеобеденная жара вполне к тому располагала. Французы моментально захрапели: Жюльен устал от переживаний и чрезмерной нагрузки, а юный Антуан вообще здоров был поспать независимо от обстоятельств. Иван обнаружил довольно солидный чинарик, оставшийся от только что отзвучавшей оргии, и тщательно исследовал его: в "козьей ножке" была вполне приличная порция "шалы"*. Тихо порадовавшись такому подарку судьбы, Иван извлек из кармана спичинку, огрызок, коробка и через пять секунд уже вовсю наслаждался сладковатым приторным дымком, отвлеченно размышляя о проблемах насущных.
*В местном диалекте - то же, что и анаша (жарг.).
Сегодня одиннадцатый день их пребывания в плену. Срок вроде бы и незначительный - по обычным меркам. Одиннадцать дней в комфортабельной квартире с душем и хорошей пищей - это где-то далеко, в другом измерении. И чтобы понять разницу между этими двумя измерениями, недостаточно пообщаться с теми, кто был в плену, или посмотреть кадры видеохроники. Нужно все испытать самому: потаскать тяжеленные колодки, которые неимоверно натирают щиколотки - до инфицированных ран; питаться объедками со стола охраны; страдать от жары днем и замерзать на вонючих досках топчана по ночам; не мыться; клянчить у охранников лишний глоток воды - перечислять можно долго. Но самое главное - это страх. И еще - унизительное чувство полнейшей собственной беспомощности. Физические неудобства еще можно как-то вытерпеть, а вот страх и унижение вытерпеть очень трудно. Конечно, человек ко всему привыкает, это факт общеизвестный.