– Его стандартная уклончивая фраза. – Лучше поцелуй меня и выгони хрусталь из моей крови.
Не было ничего кристаллического ни в его объятиях, ни в том удовольствии, какое он получил от ее тела. Поэтому Килашандра предпочла забыть, как часто он избегал ответа на ее вопросы насчет хрустального пения. Сначала она думала: что ж, человек в отпуске и ему не хочется говорить о работе. Затем почувствовала, что его сердят ее вопросы, как будто они противны ему, и он больше всего хотел бы забыть о хрустальном пении. Это не отвечало ее намерениям, но Каррик не был неловким юнцом, а настоящим мужчиной, умоляющим ее о милости, поэтому она помогла ему забыть.
И он был явно способен это делать, наслаждаясь Килашандрой и Фьюертой, пока однажды ночью она проснулась от его стонов и судорог.
– Каррик, что с тобой? Наверное, та рыба за обедом? Я вызову врача!
– Нет, нет! – он с трудом приподнял и отвел ее руку. – Не оставляй меня. Это пройдет.
Она обняла его, а он кричал и стискивал зубы в адской агонии. Пот выступил из всех его пор, но он наотрез отказался от врача. Спазмы терзали его почти час. Потом прошли и оставили его истощенным и ослабевшим. И за этот час она поняла, как много он стал значить для нее, как с ним было весело, и как много она потеряла, отказываясь от интимных отношений в прошлом.
Когда он выспался и отдохнул, она рискнула спросить, что с ним было.
– Кристалл, девочка, кристалл.
Его краткий до угрюмости ответ и потерянное выражение лица, которое вдруг стало выглядеть очень старым, заставило ее прекратить этот разговор.
К вечеру Каррик стал самим собой… Почти. Но что-то от непосредственности в его душе исчезло. Он как бы перестал радоваться, поощряя ее к рискованным упражнениям на водных лыжах, и сам только плескался у берега. Они заканчивали изысканную трапезу в их любимом приморском ресторане, как он вдруг объявил, что должен вернуться к работе.
– Могу я сказать «так скоро»? – заметила Килашандра с легким смехом. – Это не внезапное решение?
Он странно улыбнулся.
– Но ведь таково большинство моих решений, верно? Вроде того, чтобы показать тебе другую сторону затхлой старомодной Фьюерты.
– Значит, наша идиллия закончилась? – она пыталась сказать это небрежно, но в ее тоне проскользнуло недовольство.
– Я должен вернуться на Беллибран. Ха! Это звучит как рыбачья песня, правда? – он стал напевать нехитрую мелодию, настолько простенькую, что Килашандра невольно присоединилась к ней.
– Мы с тобой творили прекрасную музыку, – сказал он. – Думаю, что ты вернешься к своим занятиям.
– Зачем? Вести сопрано для хорового мяуканья и мычанья под оркестр?
– Ты можешь настраивать кристаллы. Ваш космопорт явно нуждается в знающем свое дело настройщике.
Она издала резкий гортанный звук. Каррик улыбнулся и вежливо повернул к ней голову, ожидая ответа.
– Или же, – сказала она протяженно, – я могу проситься в Седьмую Гильдию как хрустальная певица.
С его лица исчезло всякое выражение.
– Ты же не всерьез хочешь стать хрустальной певицей.
Горячность его тона на минуту испугала ее.
– Откуда ты знаешь, чего я хочу? – вспыхнула она помимо своей воли, несмотря на гнетущую неуверенность в его чувствах к ней. Может, она идеальная партнерша, чтобы валяться на пляже, но как постоянная спутница в опасной профессии…
Он печально улыбнулся.
– Ты же не всерьез хочешь стать хрустальной певицей.
– Ну, считай этот вздор моим желанием.
– Это не вздор.
– Раз у меня широкодиапазонный слух, я могу подать заявление.
– Ты не знаешь, во что ты при этом впутаешься, – сказал он ровным голосом, а лицо его стало настороженным угрожающим. – Хрустальное пение – это страшная, одинокая жизнь.
Тебе трудно будет найти кого-то, кто пел бы с тобой: тона далеко не всегда дают правильную вибрацию для хрустальной грани, на которую ты наткнулась. Но, конечно, ты можешь сделать потрясающие резы при дуэте. – Он, казалось, заколебался.
– А как ты находишь эти тона?
Он хмыкнул.
– Сложное дело. Но ты же не всерьез хочешь стать хрустальной певицей. – В его голосе звенела почти пугающая печаль. – Если ты начнешь петь кристаллу, то уже не остановишься. Вот поэтому я говорю тебе – даже не думай об этом.
– Итак, ты говоришь, чтобы я и не думала об этом?
Он взял ее за руку и настойчиво посмотрел в глаза.
– Ты никогда не попадала в мах-шторм в рядах Милке, – сказал он хрипло и как будто встревоженно. – Он налетает ниоткуда и наваливается на человека, словно весь Ад выпущен на свободу. – Она почувствовала через свою руку, как дрожит его тело. – Мах-шторм может довести человека до растительного состояния одним звуковым ударом.
– Есть и другие, хотя и менее жестокие способы довести человека до растительного состояния, – сказала она, думая о чиновнике отеля, о суетящихся суперкарго, об учителях, равнодушно пересматривающих оценки новичков. – Но ведь есть, наверное, приборы, предупреждающие вас о приближении штормов, пусть даже мах-штормов, в хрустальном ряду?
Он кивнул, глядя поверх ее головы на какой-то невидимый феномен.
– Ты режешь кристалл, и уже наполовину вырезал; ты знаешь, что после шторма изменится высота тона, и теряешь свой безопасный рубеж, потому, что этот последний кристалл может означать твой отъезд с планеты.
– Разве вы не получаете отпуск после каждого путешествия в Ряды?
Он покачал головой, недовольный тем, что она перебила его.
– Путешествие в Ряды не всегда окупается – либо повредишь кристалл, либо вырежешь не ту форму, либо тон не тот. Иногда тон важнее формы.
– И при этом ты должен помнить, что необходимо сейчас, верно?
Если у нее абсолютный слух и великолепная память, то пение кристаллам, похоже, идеальная для нее профессия.
– Ты будешь помнить нечто совсем другое, – сказал он, почему-то подчеркнув последнее слово.
Килашандра с презрением отнеслась к этой проблеме. Память – всего лишь дело привычки, тренировки, мнемонических фраз, которые легко вызывают необходимую информацию. У нее было предостаточно практики по запоминанию.
– Есть ли какой-нибудь шанс, что я поеду с тобой на Беллибран и подам заявление…
Его рука больно сжала ее руку. Он даже вроде бы перестал дышать.
– Ты сама просила. Помни это!
– Ну, если мое общество…
– Поцелуй меня и не говори ничего такого, о чем потом пожалеешь, – сказал он, резко притянул ее к себе и закрыл ей рот своим так плотно, что она не могла говорить.
Второй припадок случился с ним вскоре после их любовной игры, так что Килашандра виновато подумала, что это и было причиной. Судороги были сильнее, чем в первый раз, и Каррик впал в лихорадочный сон, когда они, наконец, закончились.
Он выглядел старым и истощенным, когда проснулся почти через четырнадцать часов. И двигался он как старик.
– Я должен вернуться на Беллибран, Шандра. – Голос его дрожал, и сам он потерял всю свою самонадеянность.
– Для лечения?
– Правильнее сказать, для перезарядки, – поколебавшись ответил он. – Вызови по кому космопорт и запиши нас.
– Нас?
– Соблаговоли поехать со мной, – сказал он с серьезной учтивостью.
Ее задел этот тон, но все равно, приглашение приятнее позволения.
– Можно даже и с пересадками, – добавил он. – Лишь бы уехать как можно скорее.
Она связалась с космопортом, и они стали пассажирами челнока, вылетающего в четыре часа на спутник, где им предстояло четырехчасовое ожидание лайнера, идущего в нужном им направлении. Надо было собрать вещи, но Килашандра решила уехать и оставить все.