Я не знаю мучения хуже…
Идрис ласково положил руку на плечо брата, нежно поцеловал в лоб и ответил:
– О моих мучениях знаю лишь я сам. К чему требовать от тебя больше того, что ты можешь сделать?! Прощай, оставайся с миром, и пусть все делается по велению божьему.
И ушел.
7.
Впервые за последнее время оживилось лицо Умеймы, когда она с любопытством расспрашивала Адхама:
– А отец никогда не говорил тебе о завещании? Адхам сидел на диване, поджав ноги, смотрел в окно на пустыню, уходящую в темную даль.
– Никто никогда о нем не говорил,– ответил он жене.
– Но ты…
– Я лишь один из его многочисленных сыновей. Умейма слегка улыбнулась.
– Но ведь именно тебя он избрал управлять имением.
– Я же сказал, что никто никогда не говорил об этом завещании.– В тоне Адхама звучало нетерпение.
Умейма снова улыбнулась, как бы желая смягчить его резкость. Она решила схитрить и сказала:
– Выкинь это из головы. Идрис не заслуживает такой заботы, слишком много вреда он тебе причинил.
Адхам повернул голову к окну, печально произнес:
– Идрис, который приходил ко мне сегодня, и Идрис, который вредил мне,– разные люди. У меня так и стоит перед глазами его несчастное, покаянное лицо.
С явным удовлетворением Умейма сказала:
– Я так и поняла из твоих слов. Поэтому и заинтересовалась. А ты вопреки обыкновению невеликодушен.
Адхам вглядывался в густую темноту ночи, а голова раскалывалась от мыслей.
– Бесполезно затевать это,– сказал он наконец. Но твой раскаявшийся брат просит о милости. Видит око, да зуб неймет.
– Ты должен наладить отношения с Идрисом и с другими братьями, иначе когда-нибудь ты окажешься в одиночку против них.
– Лучше бы ты заботилась о себе, а не об Идрисе. Умейма, поняв, что хитростью ничего не добьешься, тряхнула решительно головой и сказала:
– Заботиться о себе для меня означает заботиться о тебе и о том, кого я ношу под сердцем.
Чего хочет эта женщина? А эта тьма за окном, как она густа! Даже высокий Мукаттам поглотила от подножия до вершины.
Адхам молчал. Вдруг Умейма спросила:
– Ты никогда не заходил в маленькую комнатку?
– Никогда. Помню, мальчишкой я хотел заглянуть в нее, но отец запретил. А мать не велела даже приближаться к ней.
– А тебе, конечно, очень хотелось…
Адхам завел этот разговор с женой лишь в надежде, что она отговорит его. Ему нужно было утвердиться в своем решении. А оказался в положении ночного путника, на зов которого о помощи прибегает грабитель. Умейма продолжала расспрашивать:
– А стол, в ящике которого находится серебряный ларец, ты знаешь?
– Всякий, кто бывал в комнате отца, знает этот стол. Зачем ты спрашиваешь?
Умейма встала с дивана, приблизилась к мужу и прошептала с видом искусительницы:
– Неужто тебе не хочется узнать, что написано в завещании?
– Ничуть,– решительно возразил Адхам.– Почему мне должно этого хотеться?
– Кому же не интересно узнать свое будущее!
– Ты имеешь в виду твое будущее?
– Мое и твое. И будущее Идриса, которого тебе все же жаль, несмотря на его козни.
Эта женщина словно подслушала его мысли. Адхам начал злиться. Желая положить конец разговору, он отвернулся к окну.
– Я не хочу делать того, что не угодно отцу. Умейма удивленно вскинула подведенные брови.
– Но почему он это скрывает?
– Это его дело. Ты сегодня задаешь слишком много вопросов.
Словно размышляя вслух, Умейма продолжала:
– Будущее. Мы узнаем свое будущее и сможем оказать услугу несчастному Идрису. Для этого стоит только прочесть бумагу так, чтобы никто этого не видел. Я уверена, что ни друг, ни враг не смогут упрекнуть нас в дурных намерениях по отношению к отцу.
Адхам в это время, глядя в окно, любовался звездой, которая светилась ярче всех остальных, и, не обращая внимания на слова жены, сказал:
– Как прекрасно небо! Если бы не ночная сырость, я сидел бы в саду и безотрывно смотрел бы на него сквозь ветви…
– Не приходится сомневаться, что в завещании он кого-то выделил…
Раздраженный, Адхам воскликнул:
– Меня не прельщают привилегии, которые влекут за собой лишь заботы!
– Если бы я умела читать,– вздохнула Умейма,– я сама достала бы ключ из серебряного ларца.
Адхам подумал, что это был бы наилучший выход, и еще больше разозлился и на нее, и на себя. Он почувствовал, что попал в настоящую западню и думает о деле как об уже решенном. Повернувшись к Умейме – лицо его при колеблющемся пламени светильника казалось одновременно мрачным и жалким,– он проговорил:
– Будь я проклят за то, что все рассказал тебе! – Я не хочу тебе зла. А отца твоего люблю и почитаю так же, как тебя.
– Оставим этот утомительный разговор. Пора отдыхать, час поздний…
– Я чувствую, что сердце мое не успокоится до тех пор, пока это пустяковое дело не будет сделано. В сердцах Адхам воскликнул:
– О Господи, верни ей разум! Умейма посмотрела на мужа заговорщическим взглядом и спросила:
– Разве ты не нарушил волю отца, приняв Идриса в конторе?
У Адхама глаза сделались круглыми от изумления.
– Он пришел без приглашения, у меня не было выхода.
– Ты сообщил отцу о его посещении?
– Ты сегодня невыносима, Умейма. Тогда Умейма торжествующим тоном заявила:
– Если ты мог нарушить волю отца в ущерб себе, то почему не нарушить ее на пользу всем?
Захоти только Адхам, он мог в любую минуту положить конец этому разговору, но искушение было слишком велико. По правде говоря, он позволил Умейме разглагольствовать лишь, потому, что где-то в глубине души думал так же, как она. Изображая гнев, Адхам переспросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что мы не будем спать до утра и выберем удобный момент…
– Я думал, беременность лишила тебя только чувств, а оказалось, она лишила тебя и ума.
– Ты в душе согласен со мной, клянусь плодом, который я ношу под сердцем, но ты боишься, а быть трусом тебе не пристало!
Лицо Адхама потемнело, он сказал устало:
– Эту ночь мы будем вспоминать как ночь нашей первой ссоры. Но Умейма ласково настаивала:
– Адхам, давай подумаем серьезно…
– Это не кончится добром.
– Ты ошибаешься, вот увидишь. С тоской глядя в окно, Адхам подумал о том, как должны быть счастливы жители сверкающих звезд, что находятся так далеко от этого дома. Обессиленный, он пробормотал:
– Никто не любит своего отца, как я.
– Но ты не сделаешь ему ничего плохого.
– Умейма, тебе пора спать!
– Ты сам прогнал сон от моих глаз.
– Прислушайся к голосу разума.
– Я только его и слушаю.
– Неужели,– прошептал Адхам сдавленным голосом,– я сам себя обрекаю на гибель?
Умейма погладила его руку, лежавшую на подлокотнике дивана, проговорила с упреком:
– У нас одна судьба, неблагодарный.
С покорным видом, свидетельствующим о том, что решение принято, Адхам сказал:
– Даже вон та звезда не знает, что со мной будет.
– Ты узнаешь свою судьбу из завещания,– с воодушевлением отозвалась Умейма.
Адхам пристально глядел на далекие звезды, и ему казалось, что они читают его мысли. «Как прекрасно небо!» – вздохнул он и услышал игривый голос Умеймы:
– Ты научил меня любить сад, так позволь же мне отплатить тебе добром.
8.
На рассвете отец вышел из своих покоев в сад. Адхам наблюдал за ним из-за полуотворенной двери зала. Позади мужа, крепко вцепившись ему в плечо, стояла Умейма. Они прислушивались к звуку тяжелых шагов, стараясь определить, в какую сторону направляется отец. Габалауи имел обыкновение в этот ранний сумеречный час бродить в одиночку.