- Любопытно, любопытно, - вежливо восхитился жандарм, который не смог бы повторить и четверти того, что услышал.
- Самое интересное, что кроме следов резины обнаружены еще следы ржавчины...
- Может быть, револьвер был ржавый?
Мегрэ замолчал, встал у окна. Его фигура выделялась на фоне яркого прямоугольника. Без пиджака, в рубашке с закатанными рукавами, он казался огромным. Над его головой вился голубоватый дымок трубки.
Жандарм послушно сидел в своем углу, не решаясь пошевелиться.
- Вы не зайдете взглянуть на моих бродяг? - робко спросил он.
- Они все еще там? Отпустите их!
И Мегрэ вернулся к столу, взъерошил себе волосы, переложил розовую папку, поправил фотографии и перевел взгляд на собеседника.
- У вас есть велосипед? Не проедетесь ли до вокзала узнать, в котором часу в субботу сел на парижский поезд Анри Галле - молодой человек двадцати пяти лет, высокий, худой, бледный, одетый в темное, в очках в черепаховой оправе? Да, кстати, вы ничего не слышали о некоем господине Жакобе?
- Только то, что в Библии {По-французски библейское имя Иаков звучит "Жакоб"}, - отважился сострить жандарм.
Одежда Эмиля Галле по-прежнему была разложена на полу, напоминая карикатуру на труп. Когда жандарм уже направлялся к двери, постучал и вошел Тардивон.
- К вам, комиссар. Дама по фамилии Бурсан хотела бы с вами поговорить.
Жандарм охотно остался бы, но комиссар не пригласил его. С удовлетворением осмотрев комнату, Мегрэ распорядился:
- Пусть войдет!
Он склонился над плоским манекеном, из которого словно выпустили воздух, подумал и вонзил нож на место сердца, потом, улыбнувшись, примял пальцем табак в трубке.
Элеонора Бурсан была одета в скромный светлый костюм, отнюдь ее не молодивший, и вместо своих тридцати выглядела на все тридцать пять.
На чулках у нее не было ни морщинки, туфли - безукоризненны, а белокурые волосы под светлой соломенной шляпой тщательно уложены. Туалет довершали перчатки.
Мегрэ отошел в темный угол, ему интересно было посмотреть, как она будет себя вести. Когда Тардивон ввел ее в комнату, она помедлила, словно удивленная контрастом между ярким светом, лившимся из окна, и полумраком, царившим в помещении.
- Комиссар Мегрэ? - наконец произнесла она, сделав несколько шагов и повернувшись к комиссару, присутствие которого скорее угадала. - Простите, что побеспокоила вас, сударь.
Он вышел к ней из темноты.
- Присядьте, пожалуйста.
Мегрэ стал ждать, никак не помогая ей начать разговор, даже не пытаясь скрыть свое дурное настроение.
- Наверное, Анри говорил вам обо мне: поэтому я сочла возможным побеспокоить вас, раз уж нахожусь сейчас в Сансере.
Он по-прежнему молчал, но ее было не так-то легко смутить. Говорила она, не торопясь, и манерой держаться чем-то напоминала г-жу Галле.
Но это была другая г-жа Галле - моложе и, наверное, красивее, чем в свое время мать Анри, но не менее представительная и принадлежащая к тому же избранному кругу.
- Вы должны войти в мое положение. После этой... этой ужасной драмы я хотела уехать из Сансера, но Анри в письме посоветовал мне остаться. Я вас уже видела несколько раз. Местные жители сказали мне, что вы ищете убийцу.
Тогда я решилась зайти и спросить, нашли ли вы что-нибудь? Разумеется, мое положение в некотором роде двусмысленно, поскольку я никем не прихожусь Анри и не член его семьиTM
Ее слова не походили на заранее приготовленную речь.
Говорила она гладко, не торопясь.
Несколько раз ее взгляд задерживался на ноже, воткнутом в затейливо разложенную на полу одежду, но волнения на ее лице не отразилось.
- Ваш любовник поручил вам как следует меня прощупать? - спросил Мегрэ нарочито грубо.
- Ничего он мне не поручал! Он убит свалившимся на него горем. И это ужасно: ведь я даже не могла быть с ним рядом на похоронах.
- Вы давно знакомы?
Казалось, она не заметила, что разговор превратился в допрос, голос ее звучал по-прежнему ровно.
- Три года. Мне тридцать. Анри всего двадцать пять.
Я - вдова.
- Вы уроженка Парижа?
- Я из Лилля. Мой отец был главным бухгалтером на ткацкой фабрике. В двадцать пять лет я вышла замуж за инженера, а меньше чем через год после свадьбы он погиб в результате несчастного случая на текстильном предприятии, где работал. Мне полагалась пенсия. Но администрация заявила, что несчастный случай произошел по вине пострадавшего. Тогда я была вынуждена зарабатывать себе на жизнь, но мне не хотелось жить там, где все меня знали, и я переехала в Париж. Устроилась кассиршей в торговую фирму на улице Реомюра. Я возбудила дело против фабрики мужа. Процесс длился два года. Я выиграла дело и, поскольку уже не нуждалась в деньгах, бросила работу.
- Вы работали кассиршей, когда познакомились с Анри Галле?
- Да. Он часто приходил к моим хозяевам как агент по продаже ценных бумаг от банка Совринос.
- Между вами никогда не заходила речь о браке?
- Сначала мы об этом говорили, но если бы я вышла замуж до решения суда, мои шансы получить пенсию значительно уменьшились бы.
- Вы стали любовницей Галле?
- Я не боюсь этого слова. Мы связаны, как если бы оформили свои отношения в мэрии. Вот уже три года мы ежедневно видимся, вместе питаемся.
- Но у вас, на улице Тюренн, он все же не живет?
- Это из-за его родителей. Они, как, впрочем, и мои, придерживаются строгих правил. Анри, чтобы избежать размолвки, не поставил родителей в известность относительно нашей связи. Однако мы договорились, что когда не будет препятствий и мы накопим достаточно средств, чтобы переселиться на юг, мы поженимся.
Даже самые нескромные вопросы не приводили ее в смущение. В какой-то момент, когда взгляд комиссара скользнул по ее ногам, она естественным жестом одернула юбку.
- Я вынужден коснуться деталей. Значит, Анри питался у вас? Он давал деньги на еду?
- Все очень просто. Я подсчитывала расходы, как это принято в любом хорошем хозяйстве, и в конце месяца он вносил половину денег, которые я потратила на питание.
- Вы упомянули о переезде на юг. Выходит, Анри удавалось откладывать деньги?
- И ему, и мне. Вы, наверное, заметили, что он не слишком крепкого здоровья? Врачи советуют ему больше бывать на воздухе. Но зарабатывать на жизнь и одновременно находиться на воздухе можно, разве что если занимаешься физическим трудом. Я тоже люблю деревню.
Живем мы очень скромно. Я уже говорила, что Анри - агент по продаже ценных бумаг. Банк Совринос небольшой, занимается в основном биржевыми спекуляциями. Таким образом, Анри как бы стоял у кормушки, и все, что нам удавалось сэкономить, мы вкладывали в биржевые операции.
- Каждый отдельно?
- Разумеется! Кто знает, что ждет тебя в будущем?
- И какую сумму накопили лично вы?
- Трудно сказать точно. Деньги вложены в акции, ценность которых меняется чуть ли не ежедневно. Примерно от сорока до пятидесяти тысяч франков.
- А Галле?
- Больше. Он не всегда решается втягивать меня в слишком рискованные операции, как, например, покупка акций Лаплатских рудников в августе прошлого года. У него сейчас около ста тысяч франков.
- И на какой сумме вы решили остановиться?
- Полмиллиона. Мы рассчитываем откладывать деньги еще три года.
Теперь Мегрэ смотрел на нее с чувством, граничившим с восхищением. Но к восхищению примешивалась и доля брезгливости. Ей тридцать лет. Анри двадцать пять. Они любят друг друга или, во всяком случае, решили жить вместе. А их отношения регламентированы, как у совладельцев коммерческого предприятия. И она говорит об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, даже с оттенком гордости.
- Вы давно в Сансере?
- Я приехала двадцатого июня на месяц.