- Это Таня, я тебе рассказывал, будущая звезда экрана и, кстати, супруга нашего Ванечки Ларина.
- Здравствуйте, Татьяна Ларина, - сказала приветливо женщина. - Ада Сергеевна. Все зовут меня просто Адой.
Это, наверное, старшая сестра Никиты. Сходство есть, правда небольшое. Хотя нет, у него вроде только младшая, которая замужем за Павлом. Да и Никита не Сергеевич, а Всеволодович...
- Кто это? - спросила она, когда они вошли в комнату Никиты.
- Моя мама, - ответил он.
Таня была потрясена и не сразу заметила, что Никита протягивает ей полиэтиленовый пакет.
- Переодевайся, - сказал он. - Потом я приду, наведем последние штришки, и за работу...
- За какую работу? - спросила она, но он уже закрыл за собой дверь.
Таня присела на диван и вынула из пакета платье - длинное старинное платье из черного бархата с газовыми вставками и лифом, отделанным стеклярусом. Таня встала и, держа платье на вытянутых руках, принялась любоваться им. Какая интересная, эффектная штука! Она подошла к зеркальному шкафу, приложила платье к себе, посмотрела. Из зеркала на нее глядела молодая дама начала века изысканная, таинственная. Таня бережно положила платье на диван и принялась торопливо стаскивать пуловер...
Удивительно, но платье меняло в ней все - походку, осанку, жесты. Она остановилась у зеркала, повелительно повела рукой, потом изобразила, будто томно обмахивается веером, попробовала придать лицу выражение легкой иронии, снисходительного презрения, высокомерия... Не выдержала и рассмеялась.
- Графиня Приблудова! - Она подмигнула своему смеющемуся отражению. Фрейлина двора, особа, приближенная...
К ее отражению бесшумно прибавилось второе - улыбающееся тонкими губами худое, аристократическое лицо Никиты.
- Гениально! - сказал он. - Теперь присядь-ка сюда.
Он отвел ее от шкафа и усадил на пуфик, стоящий возле высокого старинного трюмо. Из ящичков трюмо он стал доставать флакончики, коробочки, кисточки.
- Это что? - спросила недоуменно Таня.
- Будем достраивать образ, - сказал Никита. - Для начала чуть-чуть вазелину... - Его проворные пальцы побежали по ее щекам.
- Так ты и в гриме разбираешься? - спросила Таня.
- Не болтай, а то в рот попадет... Я во многом разбираюсь и многое умею, будучи личностью многогранной и наделенной множеством талантов. Если ты до сих пор в этом не убедилась, скоро убедишься окончательно.
- Слушай, - сказала Таня, подождав, когда он г щек перешел к глазам, - а почему ты оказался на студив мне, помнится, Иван рассказывал, ты учился в Москве на дипломата, потом работал за границей?..
- Интриги... - неожиданно мрачно сказал Никита и замолчал, сосредоточенно работая. Притихла и Таня. Видимо, вопрос ее оказался бестактным.
- Готово, - через несколько долгих минут прежним веселым голосом сказал он. - Взгляните на себя, фрейлина двора... Хотя нет, еще одна деталька...
Он отошел от нее, залез в шкаф, вытащил оттуда что-то черное, подошел и, примерившись, надел ей на голову.
Таня посмотрела в зеркало. Эффект преображения был полным. Черная круглая шляпка с вуалькой убрала последнее, что связывало облик Тани с современностью, -ее короткую, модную стрижку.
- Что ж, ваше сиятельство, входите в образ...
- В какой образ?
- В тот, в каком вы сейчас являетесь моим восхищенным очам. Характер, склонности, привычки, образ жизни, факты биографии и прочее, по-моему, определяются такой внешностью стопроцентно... Заодно вот это поучи.
Он подал ей листочек с каким-то текстом.
- Что это?
- Романс один старинный. Очень соответствует образу.
- Зачем все это?
- Надо. Увидишь. Пока не выучишь - из комнаты ни ногой.
Он снова вышел. Таня принялась расхаживать по комнате, глядя в листочек.
ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСНЯ
Жила я дочкой милою
В родительском дому,
А нынче все постыло мне,
Не знаю почему.
То полымем, то холодом
В очах стоит туман.
Мелькнул в окошке золотом
Расшитый доломан.
Ax, конь твой серый в яблоках
Копытом на крыльцо.
Как нежно очи храбрые
Глядят в мое лицо,
И пьют уста невинные
Отравное питье...
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Жила я, цветик аленький,
Теперь не знаю сна
До света в тесной спаленке
Лампада зажжена.
Ты лестницею длинною
Как смеркнет, приходи.
Ах, воротник малиновый,
Ах, раны на груди!
Сжимаю крестик маленький
В пылающей горсти
Прощай, отец и маменька,
Мой суженый, прости!
Сегодня вас покину я
На горькое житье...
Ах, воротник малиновый,
Ах, на груди шитье!
Она никогда не слышала этого романса. Наверное, старинный. Интересно, что такое доломан?
Вошел Никита с чашкой кофе и, прихлебывая, посмотрел на нее.
- Тебе не предлагаю - помаду смажешь. Выучила?
- Не совсем.
- Ничего. В процессе доучишь. Времени мало. Прошу сюда.
Он подошел к стоящему возле трюмо пианино, сел на круглую табуретку, откинул крышку. Ноты читаешь?
- Нет, - призналась Таня.
- Ладно. Слушай.
Он пробежался пальцами по клавиатуре, взял несколько аккордов и запел, уверенно подыгрывая себе.
- Жила я дочкой милою..,
Голос у него был несильный, но правильный и с приятной хрипотцой. В начале второго куплета он подня голову и посмотрел на нее.
- Ну что ж ты? Для кого стараюсь? Подпевай давай Они начали репетировать.
- Так, - наконец сказал Никита и поглядел на часы. - Перерыв пятнадцать минут. Повтори про себя, пройдись еще несколько раз...
- Поесть бы...
- Ладно. По бутербродику можно. Только кусай аккуратнее. Смажешь грим придушу.
На кухне он еще раз посмотрел на часы.
- Ждем кого-нибудь? - с удовольствием дожевав бутерброд, спросила Таня.
- Прекрасного принца. Ровно в девять пробьют часы и... Он хлопнул себя по лбу и вскочил.
- Сиди здесь. Я сейчас.
Через минуту он вернулся с черными лаковыми туфлями на высоком каблуке. Таню передернуло.
- Обувайся, - коротко сказал он.
- Опять? - Она чуть не заплакала.
- Ничего. Эти должны быть впору.
Таня вытащила свои многострадальные ноги из мягких тапочек, в которые она радостно переобулась, как только вошла, и надела черные туфли. Они не жали.
Ровно в девять в дверь позвонили. Никита, крикнув:
"Я открою", сорвался с места. Вскоре из прихожей донесся знакомый голос:
- Кто-то, помнится, на "Вардзию" зазывал, а?!
- Будет, будет обязательно. И еще кое-что будет. На закуску.
Проводив гостя в комнату, Никита выскочил на кухню, достал из буфета темную бутылку с золотой бляшкой на горлышке, три ажурные стопочки, серебряный поднос. Все это он вложил в руки опешившей Тане.
- Неси в мою комнату. Гордо, не спеша, с достоинством. Притворись, что гостя не узнала.
Они прошли по коридору. Никита распахнул перед нею дверь и провозгласил:
- Ее высочество графиня Беломорско-Балтийская.
П комнате, листая журнал, сидел Терпсихорян. Увидев Таню он вскочил, отбросив журнал, и застыл, глазея на самым неприличным образом.
Таня вежливо поклонилась ему, поставила поднос с коньяком на стол и низким грудным голосом произнесла:
- Милости просим.
Терпсихорян очнулся.
- Ах да, да, спасибо вам большое... Да... - Он обернулся к Никите. - Что ж ты не предупредил, что у тебя тут такое общество... Это кто? Твоя сестра, наверное. Ходят слухи, что она у тебя красавица, но такого не ожидал, нет. - Он поцеловал кончики пальцев и помахал ими в сторону Тани.
- Ты давай, чтоб ноги от потрясения не подкашивались, сядь да выпей. Извини, что грузинский. Не обидел твои патриотические чувства?
Терпсихорян гордо выпятил грудь.
- Я тбилисский армянин! Грузия - моя вторая родина. А "Вардзию" обожают все, кто хоть раз ее попробовал, независимо от национальности.