— Что действительно?
— Что в этом плохого…
— На этот счёт восточная мудрость гласит: холостяк ничего не знает, а семейный — молчит… (Замечание Агнессы Петровны: «Счастливые браки ещё иногда попадаются. Все зависит от человека».)
— Надюша, заканчивая наш разговор «втроём», передай Агнессе Петровне, пусть отпустит тебя пораньше. Мне она не откажет.
…Мы направились в ресторан. Я выбрал ВДНХ. Там есть одно тихое, особенно в это время года и дня, место. За прудами, возле павильона «Рыболовство».
В ресторане было тепло, но неуютно. За стеклянной стеной холодно поблёскивала вода, окружённая тёмной, тяжёлой зеленью, и напоминала о сырости и пустоте осенней непогоды.
— Игорь, ты мне сегодня не нравишься, — сказала Надя.
— Не могу разделить твоего искреннего веселья по случаю моего отъезда,
— мрачно сказал я.
— Думай лучше о том, как мы снова встретимся. Давай придём опять сюда. Приятное заведение…
Я криво улыбнулся:
— Оно, наверное, будет закрыто на зиму…
— Это можно спросить у официанта.
— Надя, — сказал я, твёрдо и решительно посмотрев ей в глаза. — Пока меня не будет, разделайся со всеми своими старыми проблемами.
— Игорь, милый, ну почему ты любишь все усложнять?
— Вот те Hal-протянул я. — Наоборот, я хочу добиться ясности и простоты…
— Неужели так трудно понять простую истину, что все сложно?
— Это чьё изречение?
— Не помню. Кого-то из наших современников, кажется.
И не волнуйся. Поверь, у нас все хорошо…
Ничего себе хорошо! В её семейном положении какая-то путаница, а ей все нипочём. С мужем она не развелась, хотя фактически они не живут. Он — штурман на пассажирских международных авиалиниях. Когда-то по уши влюбился в молоденькую, красивую манекенщицу. Видимо, с годами первая страсть улеглась, и он завёл интрижку со стюардессой. Что у них там в действительности произошло, я не знаю в подробностях. Надя особенно не распространялась на этот счёт. Во всяком случае, она от него ушла. С сыном. Десятилетним Кешкой, которого я ещё не видел ни разу.
Кешка, В нем, кажется, и было все дело. Из-за него муж Нади не даёт развода. И каждый раз, когда я завожу об этом разговор, Надя старается от него уйти.
— А что думает по этому поводу Агнесса Петровна? — спросил я. — Мне кажется, её симпатии ко мне сильнее, чем у некоторых…
— В принципе она считает, что ты отличная партия, — улыбнулась Надя. — Только удивляется, почему у тебя кооперативная квартира. Могли, говорит, дать и государственную.
— Много нас таких…
— Как это много? — искренне удивилась Надя.
— Ну, следователей…
— Но ты же по ОСОБО важным делам!
— Мне кажется, все дела важные. Дела — это люди. А люди все равны.
— Но есть же громкие, нашумевшие преступления. Не обо всех же пишут в газетах.
— Это ничего не значит. Для каждого человека его несчастье — самое важное. Сопляк какой-нибудь совершил преступление. Так для его матери положение сына важнее всех несчастий на свете. Землетрясения в Южной Америке, катастрофа на железной дороге, да мало ли случается всякого на земле… Она ни о чем и ни о ком не думает в этот момент, кроме сына… Понимаешь, все относительно.
— Постой. — Надя все ещё не могла мне поверить. — Есть ещё, значит, такие, как ты?
Я от души рассмеялся:
— Нет, Надюша, ты меня время от времени просто убиваешь. Конечно! У нас в прокуратуре больше десятка.
В Прокуратуре Союза. Да ещё в прокуратурах всех республик. И знаешь, как нас называют? Важняк… Ты разочарована?
— Наоборот. Это хорошо… Ты меня даже успокоил. — Она посмотрела на меня, как мне показалось, виновато. — Вокруг столько молоденьких…
— Не говори глупости, — сказал я строго. Но её ревность была приятна мне.
Слабость у Нади прошла быстро. Она как-то встряхнулась. Две складочки, появившиеся на мгновение около губ, исчезли.
— Конечно, глупости.
Чтобы окончательно её успокоить, я весело продекламировал:
— «Для девчонок в юбчонках есть в клешах парнишки с гитарами под мышкой…»
— А ты говоришь, что нам с тобой плохо… Да, кстати.
Когда ты наконец познакомишься с Кешкой?
— Именно, кстати. Разговор самый подходящий перед моим отъездом…
— Ты же не навсегда.
— Нет, конечно. Я просто удивляюсь: сколько времени мы знакомы, а ты предлагаешь встретиться с Кешкой сейчас, когда я улетаю.
— Не сердись. А мой сын — интересное создание. Свои мысли, свой мир. Представляешь, главная забота сейчасдостать небольшого удава…
Я и раньше слышал, что Кешка увлекается животными.
Жил у них сиамский кот Ерофеич, попугай Ахмед, ёжик Пиф и ещё какая-то живность. Но удав!
— И ты согласишься жить в квартире с удавом?
— Привыкнуть можно, — сказала Надя. — Если мальчику это нравится. Просто необходимо, понимаешь…
Я промолчал. Да, ради сына она готова на все что угодно. Выходит, мне тоже придётся привыкать к удаву?.. Ну что ж, Надя этого стоила.
Сибирь для меня — понятие совершенно определённое.
Тайга, холода. Соответственно я и подобрал гардероб. Пальто, тёплые перчатки, Барнаул уготовил мне первый сюрприз прямо в аэропорту. Многие ходили в костюмах.
Второй сюрприз преподнёс… родной русский язык.
В гостинице меня ждала бронь. Я заполнил карточку.
— Коечка у вас будет у окна, — сказала дежурная. — Но сейчас ещё тепло, не дует…
— Спасибо, — машинально поблагодарил я.
— И соседи порядочные… Агроном, врач, правда ветеринарный…
— Позвольте, мне должны были заказать номер.
— Я получила распоряжение от директора. Вот, читайте — «койко-место».
— Не койко-место, а место.
— Вот именно, место. А не номер.
У меня перед глазами всплыла телеграмма в прокуратуру края, которую я сам составлял: «Забронируйте место гостинице…»
Я оказался в дурацком положении. Сегодня воскресенье (новосибирский аэропорт держал нас двое суток из-за непогоды). Звонить местному начальству домой-неудобно.
Испортишь первое впечатление. ГХ"Думают, столичный, раскапризничался… Бог с ним, перебьюсь.
— Вы забыли тут расписаться, — вернула мне бланк администратор.
— Где?
— Вот здесь. Что освободите место по первому требованию.
— Ну, милая, вы плохо знаете законы, — разозлился я. — Выселять человека из гостиницы можно только с санкции прокурора.
— А может, ещё министра? — повысила она голос. — Откуда вы это выдумали?
— Учил в институте… Кстати, об этом и по телевизору передача была.
— Мало ли что там показывают…
Довод, в общем-то, неопровержимый: показывают много.
— Могу привести соответствующую статью Гражданского кодекса… — Я постарался вложить в эту фразу как можно больше металла.
Но мой железный аргумент был сметён одним ударом.
Она отобрала заполненный листок:
— Тогда ждите до вечера… На общих основаниях.
Я поставил свою подпись под актом полной и безоговорочной капитуляции.
Но она нанесла мне ещё один удар:
— У вас оружие есть?
— Нет. А чтo?
— Мало ли… Следователь все-таки. Смотрите, в номере держать его нельзя.
— А если бы было? — усмехнулся я. — Куда его денешь?
— Это не наше дело. Вы напираете на законы. — Пожалуйста. — Она достала из ящика свои инструкции. — Мы тоже грамотные… — И ткнула пальцем в то место, где действительно указывалось, что в номере находиться с оружием нельзя.
Я ничего не мог сказать. Хотя и вертелся на языке вопрос: как, например, обходятся работники милиции, военнослужащие, обязанные иметь при себе пистолет? Не сдашь же его в камеру хранения?
Но этот вопрос надо было задавать не ей, маленькому исполнителю, j тем, кто составил инструкцию.
Я подумал, что есть ещё требования, выполнять которые практически невозможно.