Не обращая внимания на укоризненные взгляды сотрудников, он молча прошел в свой кабинетик. Когда к нему заглянул редактор, тот сидел за столом, вытянув ноги из-под стола, руки Ксенофонтова были сложены на груди, голова откинута к стене, глаза закрыты.
– Так, – сказал редактор. – А очерк?
– Будет очерк. Все будет.
– Опять преступление?
– Убийство. Жестокое, безжалостное убийство в тумане. Заряд картечи в спину. Смерть на месте. Следствие в тупике. Убийца на свободе.
– Понятно, – вздохнул редактор и, не говоря больше ни слова, осторожно закрыл за собой дверь.
А Ксенофонтов видел перед собой туманный берег озера, шелестели камыши, и плескалась красноватая вода, вымывая кровь из страшной раны. И плавала на поверхности серая шляпа с маленьким рыжим перышком, приколотым к ленте. А охота продолжалась, тяжело падали в воду подбитые утки, и только один человек из пятерых знал то, что остальным будет известно лишь через несколько часов. До охоты ли ему было тогда! Но времени, чтобы подготовиться и продумать свое поведение, у него было достаточно. Словно очнувшись, Ксенофонтов оттолкнулся от спинки стула и склонился над телефоном.
– Зайцев? Привет, старик. Скажи мне, пожалуйста, кто и сколько в тот день убил уток?
– Видишь ли, Ксенофонтов, за убийство уток уголовная ответственность не предусмотрена. Может быть, это для тебя новость, но что делать. Мне кажется, ты не понял – меня интересует человек, который убил Асташкина, а не утку.
– Жаль. А ты не собираешься им устроить очную ставку?
– Как, всем сразу?!
– А что? Ведь я не поверю, что нет противоречий в их показаниях. Их надо устранить. И я бы на вашу встречу подскочил, я люблю, когда много народу собирается.
– По двое я с ними проводил очные ставки, но чтобы собрать всех пятерых, – с сомнением проговорил Зайцев. – Надо подумать.
Решайся, старик! Пригласи, пообещай, что всем повестки выпишешь… Они даже благодарны будут. У нас каждый радуется, когда его от работы освобождают, а зарплату сохраняют. Из чего я сделал вывод, что наши граждане деньги любят больше, чем работу. Оно и понятно – за деньги можно хоть что-то купить, а работа совершенно бессмысленна. Но с другой стороны…
– Завтра в пятнадцать, – оборвал его Зайцев и положил трубку.
Ксенофонтов с некоторым огорчением пожал плечами, поскольку следователь не позволил ему зачитать весь фельетон, лежавший перед ним на столе, а на следующий день пришел в прокуратуру за полчаса до назначенного времени. Зайцев был на месте и, судя по всему, волновался – передвигал бумаги на столе, брал телефонную трубку, но номера не набирал, убегал куда-то, возвращался…
– Старик, – не выдержал Ксенофонтов, – остановись. Присядь. Пусть выровняется твое дыхание, установится пульс… Не надо так стараться, усердие должно соответствовать разуму. Все равно начальство тебя ценит, к празднику, глядишь, подарит что-нибудь – значок, а то и грамоту… Расскажи мне лучше о своих гостях.
– Каких гостях?
– Ну, этих… Которых ты пригласил на нашу сегодняшнюю встречу.
– Это не встреча. Это очная ставка.
– Ну извини… Я по темноте и невежеству мог сказать и что-то глупое… Со мной это случается. Итак, кого мы ждем?
Зайцев с минуту сидел молча, смиряясь с легкомыслием Ксенофонтова, с его пренебрежением к тем порядкам, которым служил Зайцев.
– Придут пять человек. Все, кто были участниками той злополучной охоты.
– Кто остался жив после той злополучной охоты, – поправил Ксенофонтов.
– Что? А, да… Конечно. Придут только живые. – И опять не понравились Зайцеву слова Ксенофонтова.
Но, поиграв желваками, он продолжил: – Что сказать… Каждому из них где-то около сорока лет, уважаемые люди, у всех семьи, квартиры, дачи, у некоторых машины…
– Любовницы?
– Этими данными следствие не располагает.
– Напрасно. Любовницы более влияют на судьбы людские, нежели жены. Особенно в таком возрасте. Но продолжай. Внимательно тебя слушаю.
– Кроме всего прочего, это и довольно состоятельные люди. Должности у них далеко не последние – начальник цеха, директор гастронома, работник исполкома… В этой папке подшиты характеристики с мест, где они работают… Хочешь почитать?
– Конечно, нет.
– И правильно. Отличные характеристики. Каждый тянет на орден. Всем уже назначили общественных защитников, соседи подписи собирают…
– Но один из них убийца. Что же его, бедного, так допекло?
А черт его знает! Ведь они давно знают друг друга, праздники вместе отмечают, дичь после охоты поровну делят… А что ты хочешь у них спросить?
– Не знаю, – легко, не задумываясь, ответил Ксенофонтов. – Что-нибудь придумаю на ходу.
– Очная ставка требует тщательной подготовки, – недовольно заметил Зайцев. – Ни один вопрос не должен быть случайным.
– Успокойся, старик. Я и не собираюсь задавать случайные вопросы. Расскажи о них в двух словах.
Зайцев открыл стол, достал пачку фотографий. Задумчиво перетасовал их, протянул одну Ксенофонтову.
– Это Пахтусов… Начальник цеха на метизном заводе. Уже предлагал мне гвозди для дачи, дверные петли, замки… Жена, дети почти взрослые, сын в институте, дочка школу заканчивает. С самолюбием товарищ, покричать может, о правах поговорить… А это Васысь, – Зайцев протянул еще один снимок. – Немного странная фамилия, но это не его вина. Человек вроде неплохой, работает фотографом. Своих приятелей одаривает прекрасными снимками… Посмотрел я на эти снимки, и самому захотелось в охотники податься. Живет в центре города, сыну пять лет…
– Маловато сыну-то? – заметил Ксенофонтов.
– Подрастет. Машина у него, жена – врач, в поликлинике работает.
– Больничные охотникам выписывает?
– Не знаю, не уточнял.
– Да, а на чем они добирались к озеру в тот день?
– На микроавтобусе. Пахтусов на своем заводе взял. Сам и за рулем сидел. И туда, и обратно.
– Они же все пьяные были?
– Ну и что? – пожал плечами Зайцев. – Если мы с тобой сейчас остановим десять машин, двое водителей обязательно окажутся поддатыми. Время такое. Никто ничего не боится. Вот это – Хуздалев. В райисполкоме командует каким-то отделом, чуть ли не жилищным. Четкий товарищ, с юридическим образованием, с пониманием о себе. Этакая легкая административная спесь. Хотя часто слова употребляет: извините, пожалуйста, прошу вас… Кто там еще… Вот Феклисов, а это – Ясин. Один из домоуправления, второй – завхоз в институте.
– И ни за кем ничего не числится? Пьянка, развод, хищения, бурная молодость, алименты, жажда справедливости, конфликт с начальством?
– Ничего. За охотниками это водится. Поскольку в руках оружие, стараются выглядеть получше. Понимаешь, Ксенофонтов, быть охотником нынче накладно. Ружья, патроны – это чепуха. Надо иметь возможность выезжать, доставать лицензии на отстрел всякого зверья, нужно иметь машину, катер, автобус… Тот же Пахтусов! Может и машину достать, и гвозди, и дверные ручки. Хуздалеву в исполкоме нетрудно лицензию раздобыть, Феклисов всегда поможет со стройматериалом, кафельной плиткой, унитазом. Чуть у кого ремонт – сразу к Феклисову.
Васысь снимки делает отличные, шашлычник незаменимый, Ясин всем дачи обставил списанной мебелью, за копейки они выкупили в институте стулья, диваны, шкафы.
– А Асташкин? – напомнил Ксенофонтов.
– Погибший занимал должность директора гастронома, – значительно проговорил Зайцев.
– Ого!
– Да, вот так. Для него охота была развлечением, а уж никак не добычей пропитания. Хотя для того же Васыся каждая утка – подспорье к семейному столу.